- Что ты делаешь?

Уесли спросил, когда Нора одной рукой прижала его к дивану, а в другой защелкали ножницы.

- Собираюсь отрезать твои волосы. У тебя самые красивые карие глаза на свете, а ты позволяешь этим чертовым волосам их прятать. Теперь не двигайся, а то я заодно еще выколю тебе глаз.

Ножницы приближались, и он постарался зарыться с головой в диванные подушки так, как только мог. Нора отступила только, когда он поклялся на могиле Анаис Нин - ее личной героине – что сходит к профессиональному парикмахеру на этой неделе. Теперь же его волосы почти достигали плеч. Его мать устраивала взбучки за длину волос, но ее жалобы едва ли волновали его так, как замашки парикмахера-убийцы Норы. Втайне он думал о длине своих волос как о силе, как будто был Самсоном. И не постриг их назло Норе. Она не могла это видеть, или даже подумать об этом. Но он знал, что если бы она его увидела, то возненавидела длину его волос. В какой-то мере это было злобной местью. Глупой. Ее он больше не заботил, она не любила его, не скучала. Зачем волноваться?

Уесли пролистал почту и не нашел ничего интересного. Ничего из Тюлэйн. Наверное, еще слишком рано. Они только выслали ему некоторые вещи пару недель тому назад. Он бросил письмо обратно на столик и заметил большой мягкий конверт, адресованный ему.

В адресе было указано, что он пришел откуда-то из Нью-Йорка. Может, кто-то из его старых друзей в Йорке послал ему его? Уесли открыл конверт.

По крайней мере, целую минуту Уесли стоял, уставившись на обложку книги в твердом переплете.

«Утешительный Приз» от Норы Сатерлин.

Дрожащими пальцами Уесли медленно открыл обложку. Перелистнул одну пустую страницу... потом еще. На титульном листе была записка, написанная знакомой рукой.

Переверни страницу, Уес.

Уесли сделал вдох. Его сердце бешено забилось в груди. Тринадцать месяцев ничего, кроме молчания и сейчас...

На следующей странице было посвящение.

Уесли всем телом оперся на входную дверь. Нужно было что-то, за что держаться, чтобы не упасть. Дверь не помогла, и он сполз на пол. Он вспомнил... Нора была в своей постели, волосы влажные, на лице никакого макияжа. И она еще никогда не выглядела настолько красивой. На следующий день был ее юбилей с Сореном и, как обычно, она собиралась туда пойти. Наконец Уесли понял простоту этого ужасного факта.

- Ты все еще любишь его, да? - спросил он ее.

Ее руки прошлись по мокрым волосам, позволив каплям воды упасть на пол.

- Большие воды, - сказала она.

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Песнь Песней Соломона 8:7.

Другими словами, да, она все еще любит Сорена.

Уесли уставился на посвящение, пока на глаза не навернулись слезы.

Для У.Р. Большие воды.

Она посвятила книгу ему. Не Сорену, как она посвящала все другие ее книги. Большие воды... Она все еще по-прежнему любила его.

Под посвящением Нора написала еще одну записку.

Уесли, ты засранец, мог бы и сказать мне.

Мог бы сказал ей? Мог бы сказал ей, что?

Уесли посмотрел вверх. С потолка в центре холла свисала хрустальная люстра, которая однажды висела в Версале – во французском дворце, а не в городке штата Кентукки. И книга пришла прямо на этот адрес, а не его старой школы, откуда потом перенаправляли письма.

- Черт..., - вздохнул Уесли.

Она знала, кем он был. Как она это выяснила? Ну, на самом деле это не было сложно. Наверное, нашла его в Гугле. Нужно было вернуть ей должок. Адрес на конверте был незнакомым. Может быть, она уехала из Коннектикута, покинула Нью-Йорк, оставила Сорена.

Схватив книгу и конверт, он помчался через большой дом к черному входу. Он едва мог попасть ключом в замок гостевого дома, его дома. Очутившись внутри, он включил свет, схватил ноутбук и вошел в Гугл. Затем набрал «Нора Сатерлин» и «город Гилфорд».

Самая первая ссылка привела его на Нью-Йоркский сайт желтой прессы. В статье упоминалось, что Нора пришла в садо-мазо клуб на свидание с парнем по имени Гриффин Фиске. Сначала сердце Уесли затрепетало от счастья, что Нора появилась где-то не с Сореном. Может быть, они порвали. Уесли быстро прогуглил имя Гриффин Фиске, неприятно шокированный тем, что, оказывается, уже знал его. Как-то раз он видел имя Гриффина в мобильном телефоне Норы, тогда он небрежно поинтересовался, кем тот был.

- Мой личный тренер, - ответила Нора, не моргнув и глазом.

"Личный тренер" Норы также оказался неприлично богатым сыном председателя Нью-Йоркской фондовой биржи, бывшим наркоманом, несколько раз попадавшим в реабилитационный центр, внуком владельцев Рэйберн, и еще совершенно неприлично красивым загорелым и мускулистым мужчиной. Боже, он выглядел как один из тех парней, которые появляются на обложке Vanity Fair во всем от Кельвина Кляйна. Не типаж Норы. Она тащилась по таким как Зак Истон – красивые в своей утонченности, образованные и, как правило, старше нее. Уесли никогда не видел Сорена, или даже его фотографию, но догадывался, что он был именно таким. Они говорили по телефону один раз, и даже голос Сорена звучал лощеным. Еще одна причина, чтобы его ненавидеть.

Уесли сделал долгий, медленный, глубокий вдох и попытался свести воедино факты.

Скорее всего, Нора больше не была с Сореном.

Однако Нора, казалось, продолжала вращаться в плохой компании.

Нора посвятила свою книгу ему со словами «Большие воды»...

Уесли встал и начал собирать вещи.

* * *

Уставившись в потолок, Сюзанна пыталась слиться со своим диваном. Очистив разум, она замедлила дыхание и сосредоточилась только на стуке сердца. Оно тяжело стучало, его практически можно было услышать. Девушка снова сделала глубокий вдох, но стук  становился все громче. Со стоном Сюзанна подняла руку ко лбу и крикнула:

- Уходи, Патрик.

- Открой эту чертову дверь, Сюз, - ответил он ей. - Я не уйду, пока ты меня не впустишь или за мной придут копы.

Он еще раз ударил в дверь. Как, черт возьми, можно было медитировать в этих условиях? Она встала, подошла к двери и открыла ее настежь.

- Хорошо. Входи.

Сюзанна бросилась обратно на диван и закрыла глаза.

- Какого черта с тобой происходит? Где ты была? - потребовал Патрик.

Даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что он стоит рядом, осуждающе уставившись на нее.

- Я была занята. Начала писать книгу о моем пребывании в Афганистане. Переселилась в библиотеку.

Далее последовало долгое молчание.

- Значит, книга... об Афганистане. И поэтому ты не перезвонила мне или не послала е-мэйл, или не открывала дверь все эти чертовы шесть недель?

- Я очень занята. Разве не видно?

Она надеялась, что его отпугнет ее стервозность. Вместо этого Патрик сел на диван рядом с ней.

- Сюз.

Она плотно зажмурилась.

- Сюзанна.

Девушка медленно открыла глаза.

- Что случилось? - спросил Патрик, убирая прядь волос с ее лица.

Тон его голоса был таким нежным, забота такой личной, что на глаза навернулись слезы.

- Что-то произошло. Расскажи мне.

Она сглотнула и закрыла глаза руками.

- Я не хочу говорить об этом, - ответила Сюзанна тихим шепотом. - Я не могу...

- Этот священник, расследованием которого ты занималась... что-то случилось? Он угрожал тебе? Сделал больно?

Сюзанна горько рассмеялась.

Сделал ей больно? Ну, у нее в самом деле наутро были синяки. Все тело Сюзанны покалывало при воспоминаниях о той ночи даже полтора месяца спустя. Она поступила как дура, пойдя в его дом. Оглядываясь назад на прошлое, она поняла, что начала влюбляться в Отца Стернса. Может быть, не именно в него. Может, это даже была не любовь. Но, как минимум, похоть. Похоть, которую она еще никогда в своей жизни не испытывала - жгучая, невыносимая, как удар кулака по животу и заноза в мозгу.

- Сюзанна, вы планируете простоять в коридоре всю ночь, пялясь на меня? Или зайдете?