– А ведь она меня никогда не отпустит, – обреченно подумал он. – От такой никуда не уйти. Но, Боже, спаси хоть малыша от нее, спаси!
А подоспевший Ангел Клода, раскинув крылья вширь, как целлофановый плащ, преградил подопечному путь к растерзанной постели и размазанной по ней развратницы – слишком явно прочел в его голове образ куклы с оторванной головой.
И в результате ангельских усилий Клод просто шагнул в сторону и увидел часть своего лица в зеркале, висящем рядом с постелью. И остановился, словно его водой окатило. Он увидел в зеркале на собственном лице свирепую решимость убить. И это его отрезвило: не должен же он, как отец несчастного крохи сесть в тюрьму. Ребенок останется тогда в этом мире беззащитным и одиноким.
– Боже, сделай что-нибудь, освободи меня от нее!
От донесенной на алых волнах ярости мольбы Клода содрогнулись даже много повидавшие наблюдатели в небесном офисе. И оба Ангела-Хранителя – и мужа, и жены, срочно были вызваны на небесный ковер для выволочки.
Правда, вместо ковра под ногами, посверкивая молниями, как неким ярким узором, клубились сине-черные, сросшиеся в единый массив грозовые тучи.
Один – виноватый, другой – встревоженный – Ангелы стоят рядом перед громадным экраном, висящем в воздухе, и состоящем из микро капель воды. На нем в ускоренном темпе проносится словно бы при перемотке назад фильма кадры из жизни Клода с Жиз. Некто невидимый то запускают его, то останавливают, теперь слышен звук.
И перед глазами небесных деятелей повисла сцена знакомства тех, кто пришел сейчас, по мнению Высочайшего Престола, к самому краю бездны.
Вообще-то такой анализ «лент судеб» делается, только, когда земной путь душ завершен. Но из всякого правила бывают исключения. Например, теперь, когда роль Клода в этом мире должна была поменялась в угоду Божьей воле.
…Клод с Жиз снимались тогда в одном и том же детективном фильме в качестве каскадеров. Жиз стреляла за снайпера, а Клод перелетал с балкона на балкон на уровне двадцатого этажа.
Клод выполнял трюки вместо актера, который играл роль главного героя. Тот, по замыслу сценариста, заказал снайперу убийство своей жены. А стреляла в цель Жиз.
В шутку она ухитрилась во время съемки сцены с участием Клода, выстрелить не туда, куда должна была, а между расставленных ног каскадера, как раз собирающегося прыгнуть. Дело в том, что Клод переспал с Жизель на проходивших несколько месяцев назад международных соревнованиях, не придав этому особого значения. А она на него запала. И ей было неприятно, что мужчина при встрече на съемках ее не узнал! Вот она и пальнула в опасное для парня место.
Клод от неожиданности вскрикнул, увидев выщербленные пулей из бетонного пола искры. Красивая, бесстыжая, с раздувающимися ноздрями Жиз после съемок подошла к нему вплотную:
– Чего ж ты так струсил? Я никогда не промахиваюсь. Дай я проверю, не попала ли тебе между ног (И она запускает ему руку в ширинку джинсов). – Нет, не попала. Но нужно проверить лучше. Как тогда, когда ты со мной переспал, чемпион.
Ленту судьбы притормозили, Чтобы понять, что он чувствовал и думал тогда…
А в мыслях у Клода все было такое, что любовью ни в коем случае не назовешь. И тщеславие, и желание риска, и эпатаж. Что ж, он так же виноват, как и Жизель, в том, что их брак стал борьбой друг против друга.
Звук перемотки прекратился, и на экране материализовалась другая сцена.
Удовлетворенная Жиз лежит поверх Клода голая и обалдевшая:
– Я даже не могу сосчитать, сколько мужчин у меня было, но ты – это то, что я беру в частную собственность. Ты на мне женишься.
Клод небрежно сместил самонадеянную самку с себя.
– Вот уж нет, в постели ты конечно хороша, но я тебе не вещь, чтобы меня брать в собственность. И жить с тобой я не хочу.
Жиз обозлено «закусила удила»:
– А вообще жить хочешь? – полусерьезно, полушутя Жиз целится в него пальцами, как бы из пистолета.
Клод засмеялся коротко и зло:
– Да ты меня шантажируешь?! Убирайся! – жестко парировал растрепанный красавчик, нашаривая под кроватью свои трусы и джинсы.
Жиз усмехнулась: – Смелый, значит. Таким ты мне нравишься еще больше. Но я ведь могу в следующий раз сделать твои яйца не такими крутыми. Отклониться чуть-чуть – ну, сбился прицел. Бац – и ты поешь тенором в церковном хоре. Разумеется, тебе выплатят страховку, меня уволят, может, даже посадят. Но я все равно буду твоей последней женщиной, если ты завтра перестанешь быть мужчиной.
Опять на быстрой перемотке «ленты судьбы» Клода проносится многолюдная свадьба, показавшаяся веком для мрачного новобрачного. Но супруга его втайне была счастлива. Она надеялась, что приворожит Клода мастерством в постели, а потом привяжет ребенком. И это Мужественное Совершенство станет ее и только ее.
А вот мелькнуло и рождение ребенка – Жиз отпрянула от него, сунув в руки Клода с таким выражением, будто отдала тяжкий долг.
И на этом сколько-нибудь пристойные сцена кончились вовсе. И началось немыслимое.
Вот, заехав домой пораньше, Клод застает жену в постели с разносчиком пиццы.
Позже она прямо на глазах у мужа пристает к чернокожему бармену.
В следующем эпизоде драмы Жиз вливает снотворное ребенку в соску с молоком, чтобы тот спал и не мешал ей заниматься сексом. Клод разоблачает ее, устраивает сцену:
– Теперь я понимаю, почему этот ребенок никогда не плачет по ночам! – кричит он, багровея лицом, – Ты делаешь его наркоманом?! Давай разведемся. Я даже готов забрать мальчика, найду ему кормилицу. Ты же все равно спишь со всеми подряд, зачем мы тебе оба, скажи Бога ради! – взмолился он.
Чувствовалось, что он забыл о том, что нужно держать удар и сохранять лицо. Ему по настоящему страшно за этот комочек плоти – Фредди, за эту кроху, который беззащитен перед самым родным врагом – матерью!
А Жиз, между тем, выглядела даже довольной. Словно то, что раньше она делала тайно, став явным, помогло ей почувствовать свою силу.
– Ты мне нужен в постели, – с ядовитой ухмылкой тягучим голосом сообщила Жиз, – А мальчишка был необходим, чтобы приковать тебя к себе намертво, создать уязвимое место в твоей броне. Пусть живет карапуз, пока ты мне не надоешь. А станет наркоманом или дебилом – еще лучше. Когда-нибудь, по глупости, выйдет в окно с двенадцатого этажа вместо двери. Или умрет как-то еще – ну, ты же знаешь, какие бывают способы избавиться от балласта? Бросить в море с яхты, уронить в колодец. Утонуть в ванне. Ты ведь пару раз в детективах снимался.
Клод в ужасе шарахается от нее. Он идет в бар и пьет, соображая, что же делать. Лицо его искажено настоящим страданием и безысходностью.
Ангелы опять перешли к другому экрану, где события развиваются в реальном времени.
…И залегшая над складками между бровями морщинка этаким выпуклым коромыслом, говорит о том, что кроме отчаяния ничего ему не светит. Похоже, что все клубы дыма, которые испускают посетители бара из своих сигарет, скапливаются над ним одним, показывая, что мозг перегревается от безысходности и вот-вот что-то изменится в нем настолько, что он перестанет останавливать себя на краю той черты, за которой точка невозврата – будь то сумасшествие или убийство…
– Пора уйти от жены. Взять только банковскую карточку и паспорт, схватить малыша в охапку и уехать. В полицию заявить на эту развратную дуру, пусть ее упрячут за решетку.
– Но что если она пойдет ва-банк и ничего не побоится, просто желая настоять на своем, как она всегда и поступает?
Клод возвращается домой из бара пешком сквозь почти штормовой ливень. Ему не хотелось ехать на машине, чтобы попасть домой, когда ненавистная стерва уснет.
Струи хлещут в лицо, размывая предметы до акварели. Размытые фонари только резче подчеркивают почти горизонтальное направление струй выплесков из туч. Входит он в дом, мокрым до нитки. Стягивает туфли, но и голые ступни чавкают по полу – настолько намокли брюки.
Но нет времени переодеваться. Его гонит страх, который возник еще в баре. Надо проверить, в безопасности ли малыш.
