- Дайте мне, пожалуйста, кофе... эспрессо... нет, знаете что... лучше с молоком, - сказал Винсен. - Жюстин, выбери пирожных, ладно?.. - Да, пусть выбирает, пусть займёт себя этим, как же хорошо ей сейчас будет хоть чуточку окунуться в этот мир булочек, корзиночек, колечек...
Она набрала пакет восхитительной выпечки, но не стала сейчас кушать, а просто уселась напротив папы - девочка-подросток в джинсах с заплатками и "ярлычком", в светло-фиолетовой блузке, с худеньким и - отцу показалось на миг, - "молитвенно-вопрошающим" лицом. Да, она и вправду взяла и прижала к себе упаковку пирожных, точно плюшевую игрушку; но как же напряжены и печальны её глаза!..
"Что же с той малышкой будет?.." - подумала она в этот момент.
- Неужели пересадка почки понадобится?.. - подумав о том же самом - это не впервые у него с близкими получалось, - сказал Винсен...
- Но она будет жить, папа, скажи?..
- Я надеюсь... - тихо и как-то безвольно сказал он, мысленно ища, что могло бы помочь ему укрепиться в этой надежде. - Хороший признак, что она была тогда в сознании, что плакала...
- Мне страшно, папа, - опять сказала Жюстин, когда он отпил кофе и затянулся. - Мне страшно за вас... с вами что-то делается... вы раньше никогда бы... папа, я боюсь за вас, за нас всех...
"Да, верно, мы раньше никогда бы не совершили такого, - подумал Винсен... Он представил себе - если бы подобное случилось месяца три назад... - Нет, мы зажмурились бы от ужаса, мы метнулись бы оттуда испуганно - как большинство!.. И не чувствовали бы вины... Сейчас мы - иные, не те, что были раньше. Это надо осмыслить... но ей-то, ей-то что же я отвечу?"
- Но раньше мы не сталкивались ни с чем подобным... И люди рискуют жизнью, Жюстин. Там погибла женщина, погибал ребёнок... мы не могли иначе...
- Именно ВЫ не могли, - промолвила дочка, - никто больше не бросился туда...
"Никого больше не БРОСИЛО туда" - пронеслось в его мыслях...
- А ты, - у него даже голос задрожал, - ты сама... ещё хорошо, что я тебя оттолкнул и тот парень потом держал...
- Знаешь что, - глаза Жюстин заблестели, в них странно сочетались в эти секунды любовь и ожесточение, - ты ведь помнишь, в "Волшебнике страны Оз" домик унесло ураганом?.. Ты думаешь, родители Дороти не кинулись бы за ней туда, если бы успели? А она - за ними? Вас как будто ураганом уносило, папа!... Вас... тебя и маму... а мы с Пьером не можем без вас!.. - Винсен понял, от чего блестели её глаза - от слёз, которым она, правда, не давала воли, не давала потечь безудержно...
"Ураганом... Да, так ей кажется, она не знает, чего ожидать, она утратила ощущение надёжности мира... Она плачет и сжимает эти сласти, сласти из детства... Боже, она, когда мы сейчас шли, так держалась за меня... это она боялась, как бы нас тем самым ураганом не подхватило и не разметало в разные стороны... Но ураган был не сейчас, он был полтора месяца назад, вот тогда нас и унесло - наверное, уже навсегда, - от той жизни, что была раньше; и она чувствует это, и даже малыш Пьер, кажется, отчасти чувствует: мы не те, что были... Но о ТОМ я не могу ей рассказать... Она чувствует... но мы всё ещё в одном домике летели... а теперь, теперь она чуть не потеряла нас... ЧУТЬ НЕ... и всё это было у неё перед глазами, - и ничто больше не смягчает осознанную ею жестокую непредсказуемость бытия... И что же ей сказать?.."
Он в несколько затяжек прикончил сигарету, без перерыва прикурил другую... Ему вдруг стало ясно - что сказать, - и он заговорил твёрдо, почти спокойно:
- Жюстин, я понимаю, что тебе очень страшно. И нам - мне и маме, - тоже. Мы боимся потока обстоятельств, над которыми не властны. Боимся этого не меньше, чем ты.
"Именно так; ей страшно, так пусть хотя бы не чувствует себя одинокой в этом своём страхе..."
- Но сейчас было не то, доченька... Нас БРОСИЛО туда...
"Господи, а надо ли это говорить... надо ли приоткрывать ей врата осмысления?.. Надо! - крикнуло что-то в его душе, - надо, потому что она хочет осмыслить... помоги ей, не прячься за её возраст!.."
- Нас бросило туда, - продолжал он, - и тебя за нами бросило... но ведь людей и в атаку, под пули и снаряды, "бросает" нечто... "нечто" внутри их самих... Мы часто не знаем, Жюстин, на что можем оказаться способны... мы далеко не до конца знаем себя... и не можем даже отдалённо представить себе, что за силы движут нами... и извне нас, и изнутри...
Винсену помогало сейчас то, что он и раньше много думал на эти темы. Особенно после ТОЙ ночи... Да, он и Луиза стали иными. Не то чтобы ему не случалось и прежде в иных случаях проявить решительность, но "бесстрашным" он никогда не был. И ещё полтора месяца назад, до ТОЙ ночи, мог ли он представить себе, что способен будет рискнуть жизнью?.. А Луиза... она ведь вообще никогда и за руль не садилась на автостраде, очень пугаясь многополосных трасс, где могут не дать перестроиться - и что тогда делать... И она - изрезанными руками извлекала, спасала его с этой девчушкой из машины, которая каждое мгновение могла взорваться... Здоровые мужчины были вокруг, но не они ринулись туда, а она...
- Я понимаю, папа, - сказала Жюстин более спокойно. Но видно было, что ей ещё надо уяснить себе - а вправду ли она понимает, и насколько...
"Мы чуть было не оставили её и Пьера круглыми сиротами... не думает ли она сейчас, что мы в этот момент забыли о них... предали их?.. Но нет, она не может думать это..." Он не умел объяснить это сам себе, но понимал и чувствовал: они с Луизой ни в коем случае не предали своих любимых детей. ТАК - не предают. Это иное...
Ему захотелось сделать и сказать что-то "обыденное"; он, привстав, метко, "удалым" движением запустил в урну, находившуюся метрах в пяти от них, пустым картонным стаканчиком из-под кофе. Улыбнулся слегка... "Вот так же в следующее воскресенье на лиге точно попадать - и поплывёт Тесье со своими свечками издали..."
Но Жюстин лишь краешком сознания уловила, что речь о том самом Поле Тесье, про которого папа часто рассказывал в прошлом сезоне - поскольку играл с ним несколько раз с переменным успехом, - и против которого ему предстоит, вероятно, сыграть и на ближайшем матче лиги, недели через полторы... Тесье, может быть, "поплывёт" - а мы куда плывём?... И опять ей вспомнился кораблик из её сна... А потом - сон, приходивший несколько раз, тот, в котором она была безмолвно-безвольным берегом под ударами неотвратимых волн... и пробуждение вчера утром, и то, что думалось ей о маме и папе... Мама похожа на нежную Герду из мультфильма ... но Герда могла пропасть, погибнуть, замёрзнуть... и она на подаренном ей олене по льду мчалась, и льдины под нею подламывались... И она - не могла иначе; но её не ураганом влекло... нет, это её "нельзя иначе" сидело в ней самой... Но она ведь искала Кая, которого любила... а незнакомого ребёнка - ринулась бы она спасать?.. - Жюстин чувствовала, что ей сейчас "не додумывается" нечто важное... и вдруг мысль взяла и "поймалась" сама... Герда трепещет перед Маленькой Разбойницей, не смеет ей ни на что возразить, только лепечет; но когда та водит по шее привязанного оленя остриём ножа, - эта же самая Герда бросается, заступаясь - "Нет!.. Не мучай его!.." Она не может не заступиться, ей и решать ничего не надо, это ею движет - безусловно и непреложно... А если бы Разбойница ударила её за это ножом, - что тогда? Тогда она не разыскала бы своего Кая, и он так и остался бы неоттаявшим... Значит, она предавала в то мгновение Кая, жертвовала его судьбой, отступалась от своего поиска?.. Нет! ТАК - не отступаются! Что бы там ни было, ТАК - не предают... И её осенило: Герда, которая НЕ бросилась бы заступиться за оленя, - такая Герда не отправилась бы за возлюбленным сквозь леса и вьюги. Это неразделимо...