Девочки обсуждали всё это взбудораженно и беспорядочно, но Жюстин, то и дело посматривая на отражавшееся наполовину в переднем зеркале лицо отца, показалось через несколько минут, что он начал вслушиваться, и не просто с интересом, а с неким сквозившим в глазах напряжением. Потом, когда одна из девочек... кажется, это была умная и начитанная, но порой простодушно откровенная Валери... сказала - "У него что-то будет, наверное, с этой адвокатессой", - папа внезапно обернулся на миг и спросил: "Так он, этот Роберт... он, получается, мог их убить тогда, всех четверых?" "Да, господин Андре, - ответила, обрадовавшись возможности поговорить о любимом сериале и со взрослым, общительная и любящая порассуждать Бланш, - но, понимаете, он не решился... он подумал, наверное, что это будет убийством... что их судить надо..." "А вы тоже иногда, значит, смотрите?.." - удивилась Валери... да, мало у кого родители в курсе таких телеэпопей, это больше для молодёжи и для имеющих свободное время пенсионеров... "Нет, не смотрю, но контуры сюжета ухватил... и, значит, они стреляли в жену, в сына, - уточнил он, - стреляли, зная, что они в машине... и ему было, наверное, ясно, что они опять выстрелят, если смогут?.." "Да, - согласилась Бланш, - но откуда же он мог знать, что они сбегут? Это жуткая случайность, что они вырвались..." Отец хотел ответить, но осёкся и промолчал, обдумывая что-то; и Жюстин молчала, пытаясь поймать в зеркале его глаза... и вот - поймала, и увидела в них нечто обращённое именно к ней, вопрошающе-тревожное... И ей как будто физически передалось его напряжение, она более, чем почувствовала, - ощутила, - насколько нужны ему именно её слова... и что же, что же должна я сказать?.. И перед её внутренним взором закружилась череда образов: Одиссей, и Паламед, кладущий младенца перед неким... чем там пашут?.. остриём... и оловянный солдатик, летящий в огонь, брошенный туда злым троллем... троллем, в которого некому было всадить пулю или стрелу... и "добрый юноша" из сказки, сложенной далеко на востоке, - выстреливший в увиденную им впервые чёрную птицу-ведьму, выстреливший не колеблясь, чтобы надёжно, чтобы навсегда уничтожить зло, грозившее его любимым... Всё это промчалось перед нею, и она медленно произнесла: "Роберту теперь будет страшно думать, что он... что он их... они ведь так боялись, она шепнула - я боюсь... что он их... не совсем защитил... не всё сделал, что можно было, для их защиты..." Сказав это - не очень связно, с запинкой, - она опять встретилась глазами с отцом... и теперь взгляд его был совсем иным: он был переполнен в этот момент - так уловила Жюстин, - восхищённой благодарностью... И это, обрадовав её, в то же время и напугало: почему вдруг его это так волнует, что ему, папе, в самом-то деле, до этого американского телегероя?.. "А что бы вы сделали, господин Андре, на его месте?" - с неподдельным любопытством спросила Бланш... и - почти одновременно, - Валери, о том же самом: "Вы бы иначе поступили, как вам кажется?" Он вновь чуть обернулся - и взволнованно, но вместе с тем и с некоей азартной, звонкой уверенностью, сказал: "Я - убил бы их. Убил бы стрелявших в тех, кого я люблю... тех, кто мог бы ещё выстрелить... Без всякого суда убил бы. Потому что... понимаете, девочки, - если спасаешь, надо спасать до конца!.."
Вот такой был разговор... Потом девочки болтали уже о чём-то куда более весёлом, и Жюстин болтала вместе с Бланш и Валери, но продолжала при этом думать о Роберте, и ещё больше жалеть его: да, может, у него и будет новая жена, и... и новый ребёнок... но... но той, лепетавшей "я боюсь!.."... её уже не будет никогда, и мальчика этого, с такими испуганными, молившими о защите глазами... И о папе она думала, и недетская забота томила её: что делается в его душе?.. А он заехал на стоянку, где был круглосуточный магазин, оживлённо сказал: "Девочки, я хочу перекурить... и до чего здорово, что есть эти магазинчики близ дороги... удобно, продуманно... отдохнуть можно..." Взял для них по милк-шейку и шоколадно-творожному тортику с земляникой, а для себя горячий шоколад и ароматную сигару - он иногда баловался сигарами, особенно когда был в хорошем настроении... А потом, дома - она слышала из своей комнаты, - он о чём-то шёпотом говорил маме, и Жюстин уловила некую радость в его интонациях...
Да, и тогда в нём тоже что-то засветилось - словно в иные семейные вечера. И словно - подумалось ей, - в Кае, внезапно вспомнившем о Герде посреди ледяного чертога... Да, но всё же, всё же... нет ли некоего осколка в его сердце... и в мамином... что с ними? Почему не всё так, как было раньше? Или это лишь кажется мне?..
Скоро шесть утра... В родительской спальне запиликает перламутровый будильник с циферблатом... И мне уже скоро вставать... Жюстин закрыла глаза, стараясь хоть немножко полежать расслабившись, без раздумий, перед тем, как забрезжит новый день.
- 12 -
В ТО ЖЕ УТРО
Луиза окончательно проснулась в восемь с лишним... Впрочем, почти пол-девятого уже... Сквозь полусон она слышала час назад, как завтракают Жюстин и Пьер, как журчит наливаемая в чайник вода... и голоса детей и Андре... а потом Пьер чистит зубы, и балуется со щёткой во рту, а отец торопит его уже раздражённо: "По стенкам сзади... не просто гладить, а тереть... и спереди теперь, сильными движениями..." Потом предлагает малышу чай, но тот не хочет... "Папа, а можно мультик?" - "Ну иди, посмотри один коротенький..." Андре сказал вчера, ложась спать, - можешь утром не вставать, я и соберу их обоих, и отвезу. Сейчас он уже на работе, Жюстин уже в школе, Пьер в садике. А ей, Луизе, во вторую смену сегодня. Несколько групп будет, в том числе англоязычные... а утром можно никуда не спешить, понежиться...
Андре с Жюстин приехали вчера под полночь с фестиваля; они вошли, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить её, но она не спала, а дожидалась, она любила засыпать, зная, что все уже дома... Позвала дочку - "Расскажи, как было?.." Потом Андре, уже в кровати, очень тихим шёпотом пересказал ей разговор в машине об американском сериале, о герое, который мог убить тех, кто стрелял в его семью, но не убил... и потерял жену и сына... "И представь, Жюстин... она сказала - ему теперь страшно будет, что он своих любимых... не спас до конца!.. Знаешь, Луиза, мне кажется - она поняла бы мой поступок!.." Он был в несколько эйфорическом состоянии, он вообще склонен к этому: бывают у него моменты бьющей через все края радости, словно открылись врата Эдема, словно надеется он - теперь уже не будет ничего плохого, только сплошное счастье!.. Он рассказывал ей, что ощущал нечто подобное после той встречи, когда они впервые целовались в парижском скверике: всю ночь было не заснуть, и под пение души так здорово было пить кофе со сгущёнкой и играть на компьютере в падающие кирпичики и в стратегическую игру... как же она называлась, он же рассказывал...
Да, он уже и тогда пил кофе со сгущёнкой, и сейчас - если растворимый, то только так, а обычного молока не признаёт. Да и действительно очень вкусно, Луиза тоже к этому приучилась... вот и сейчас хочется - не то чтобы очень полезно это было, но хочется... Она встала, в халатике прошла на кухню, достала из холодильника сгущёнку, щёлкнула чайником... С этим щелчком примчалось воспоминание: точно такой же звук был ТОГДА, в то утро, когда я посоветовала ему поехать за грибами и он поехал; только час был более ранний... Я посоветовала... "Не смей вешать это на себя!" - отрезал он в ТУ ночь, когда я читала его письмо... А ещё через несколько дней... да, в воскресенье, выйдя из церкви, когда я опять заикнулась о том же, он сказал: "Может быть, если бы я не поехал тогда, - поехал бы через неделю с Жюстин и Пьером... ты понимаешь? Так что этот твой совет... он, может, спасительным оказался..."
