Усмехнувшись услышанному, Мике приподняла руку, взглянув на свои изящные часы с фигурным золотым ремешком.

– Во-первых, сейчас поздний полдник, а во-вторых, – она томно вздохнула, впервые посмотрев на лежащее неподалеку пирожное с легкой долей грусти, – везет же некоторым. Могут есть как… – Резко вспомнив об их короткой перебранке в машине, Мике вовремя прикусила язык. – В общем, не каждому дано есть кондитерские изделия килограммами, и при этом оставаться с идеальной фигурой.

Шеннон усмехнулась, пропустив мимо ушей комплимент относительно своей фигуры.

– Поверь, я не так часто ем подобное, как тебе кажется.

Заинтриговавшись, Мике пригубила свой ароматно пахнущий чай и, не став спорить, словно невзначай повторила ранее услышанные слова:

– Ты сказала: «была бы моя воля». А что, в твоей семье кто-то против подачи сладких пирожных на завтрак?

– Мой папочка. – Сымитировав капризное выражение лица, Шеннон решила быть максимально честной, пока это возможно. – Он с детства не позволял мне подобную роскошь.

Не совсем поняв, что общего между обычным десертом и роскошью, Мике изумленно изогнула брови.

А может, родители Шеннон священнослужители, которым не принято есть сладкое? Это могло объяснить и многое другое, как например, столь явную стеснительность Шеннон в джакузи или неведенье относительно Маурисио.

Мике, конечно, мало что знала об образе жизни подобных людей, но даже она сомневалась на данный счет.

– А твой отец… откуда он?

Прожевывая каждый кусочек сладостного десерта с особой тщательностью, словно ест зажаренное мясо, а не воздушно-кремовую массу, Шеннон старалась сохранить на лице беспечную улыбку. Их разговор заходил совершенно не в то русло, по которому ей хотелось бы продолжать плыть, поэтому набрав на вилку тройную порцию таящего на языке лакомства, девушка хотела как можно скорее закончить их совместную трапезу.

– Он итальянец. – Вновь не став лгать, искренне признала она.

Пытаясь вспомнить кого-нибудь столь строгого уклада жизни, Мике призадумалась.

– Он священник?

Поперхнувшись от неудержимого смешка, Шеннон отрицательно покачала головой.

– Что ты, ему до святого, как мне до балерины.

– А как его фамилия? Ты, как я понимаю, носишь фамилию матери, так как она совершенно не здешнего происхождения, но твой отец…

Громко закашлявшись, Шеннон резко поднялась из-за стола. Наспех промокнув губы широкой салфеткой, она взяла в руки свой бумажный пакет, в котором лежала ее прошлая одежда и решительно произнесла:

– Я подожду тебя снаружи. Мне что-то просто катастрофически стало не хватать свежего воздуха.

Выбежав из маленького кафе, Шеннон лихорадочно растерла ладонями не в меру озябшую кожу рук. И как же так получилось, что за все двадцать три года ее бродяжной жизни ее ни разу не спрашивали об отце, благополучно заставляя забыть об этом подонке. Все было просто и честно: никому не было дела до твоего прошлого, пока ты отвечал требованиям окружающего тебя общества. Однако, стоило ей только вступить в мир модных платьев и бриллиантовых аксессуаров, в мир полный интрижек и обоюдной лжи, как за последние две недели Леонардо Пасквитти встречался почти в каждой теме любого разговаривавшего с ней человека. Нервно прогуливаясь вокруг небольшой клумбы цветов, Шеннон не заметила, как к ней подошли сзади.

– Простите, синьорина. – Послышался мужской голос со спины.

Непонимающе обернувшись, Шеннон, казалось, впервые в жизни готова была лишиться чувств в самый неподходящий для этого момент.

Рядом с ней стоял мужчина, одетый в служебную форму властителей закона. Но что хуже того – в его руке лежал откопированный на широкий лист снимок молодой девушки с достаточно крупными буквами под ним: «Шеннон Пэкстоун».

Внимательно посмотрев на побелевшее лицо окликнутой женщины, затем на снимок у себя в руке, патрульный неуверенно произнес:

– Синьорина Пэкстоун?

Потеряв дар речи, Шеннон впервые не знала, как поступить. Обычно при виде служителей порядка ее пятки сверкали со скоростью света, но сейчас, стоя в узком коротком платье на высоких каблуках, она сомневалась в том, что ей вообще удастся сделать хоть один поспешный шаг в сторону.

– Я… я… не…

Слова застряли в горле. Лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации, Шеннон едва ли не в отчаянье хотелось со всей силой дернуть за корни своих распущенных волос, крича при этом во весь голос, так как выхода она найти не могла. По договоренности с губернатором, она должна находиться под строжайшим наблюдением в доме Мануэля, а не разгуливать расфуфыренной куклой по улицам города, пусть даже она и не собиралась сбегать от своего наказания.

Заметив паническую нервозность в глазах незнакомки, мужчина интуитивно напрягся. Очень медленно потянувшись к висящим на поясе металлическим браслетам, служитель закона приготовился в любой момент набросится на подозреваемую, если вдруг та удумает бежать.

Как в замедленной съемке, она наблюдала за движением рук полицейского, решившего пустить в ход наручники. С мгновенной скоростью, словно карточный домик, стала рушиться ее последняя надежда на сегодняшний совместный ужин с Мануелем. Мысленно представив себя в грязной, воняющей помоями, тюремной камере, она содрогнулась и резко отпрянула в сторону.

Побег!? Но это приведет только к новым проблемам. И эта мысль, словно высоковольтный разряд молнии, заставила ее остановиться, превращая в существо без чувств и эмоций, безвольно починившуюся насмешкам госпожи-судьбы, женщину.

– Какого черта здесь происходит? – Как гром среди ясного неба, прозвучал поблизости голос Микелины.

Предостерегающе подняв ладонь в сторону подошедшей девушки, молодой представитель закона, по-прежнему, не отрываясь, следил за стоящей в паре шагов брюнеткой.

– Не подходите, синьорина. Здесь может быть опасно!

Едва не рассмеявшись во весь голос от подобной чуши, Мике решила снять свои солнечные очки, чтобы как можно лучше разглядеть эту чудовищную угрозу. Поняв, что Шеннон находится в глубоком ступоре, рыжеволосая девушка не на шутку возмутилась, заметив, как стоящий перед ней мужчина все же снял с пояса наручники, готовый в любую секунду заковать в них ее временную подопечную. И если это произойдет, она сильно сомневалась, что ее дорогой братец отблагодарит ее теплой улыбкой. Мануэль придет в ярость от того, что какой-то идиот решил забрать у него из-под носа одну из своих самых любимых содержанок, снося при этом головы винновых. В том числе и ее собственную. А начинать войну между ними у нее не было никакого желания.

– Простите, офицер, но мне кажется, реальная опасность может исходить к вам с совершенно другой стороны. – С надменной улыбкой спокойно продолжила она. – А именно – от меня. По какому праву вы размахиваете своими игрушками перед лицом моей сестры?!

– Простите? – В замешательстве переспросил ее мужчина, начав настороженно следить уже за обеими девушками. – Что вы имеете в виду?

Решив, как можно скорее положить конец столь драматургической ситуации, Микелина уперла руки в бока и с бойким голосом начала свою тираду:

– То, что слышали. Да вы хоть знаете, кто я такая?

Уловив растерянное выражение лица законодателя власти, Мике иронично усмехнулась.

– Меня зовут Микелина Горнели. – Заметив с какой невероятной скоростью расширились глаза мужчины от услышанной фамилии, девушка едва заметно согласно наклонила голову. – Да, да, именно мой отец – Лукас Горнели ежемесячно инвестирует немалые средства на развитие нашей любимой и глубокоуважаемой служебной системы Италии.

– Простите, синьорина. – Вконец растерявшись, выдавил из себя молодой служитель порядка.

Каждый сотрудник полиции прекрасно знал, что Лукас Горнели являлся одним из самых щедрых покровителей полиции в этой стране. Не желая выслушивать недовольство своего начальства по этому поводу, мужчина решил пояснить свои действия дочке одного из влиятельных олигархов.