- И что вам от меня надо? Что вам сказал Артем? – я стараюсь казаться непоколебимой.

Стена слишком холодная и тяжелая, это словно она наваливается на меня, словно она прижимает его ко мне. Воображение рисует этого человека беспощадным. Его глаза, словно подведенные чернилами, должны быть цвета сточной канавы. Перед глазами все плывет. Я не знаю, это всё дикая жажда или же тот яд ещё доигрывает свой последний акт.

—...делать всё, что захочу.

Я слышу лишь обрывок фразы и не понимаю ее смысла. Мягкий голос никак не вяжется со словами, с этими словами. И когда он снова говорит, разум повторно отключается, рисуя в сознании цвет его одежды. Напряженная ладонь с силой раздвигает ноги, и мой крик застывает в этой темноте.

- Артем сказал, что можно всё.

От бьющего по ушам слова прет канализацией и сгоревшими отбивными. Кажется, где-то совсем близко лежит бита или пистолет. Я хочу протянуть руку и ухватиться за это несуществующие спасение, но даже пошевелиться не могу. И холодные пальцы прямо там, их так много, гораздо больше десяти. Они жгут через ткань белья. Убери. Прекрати-перестань-я-не-могу.

- Мне сегодня безумно скучно. Так что тебе, милая, развлекать меня предстоит очень долго.

Воздух, сотканный из запахов гнили, яблок и перегара, проникает в легкие. От этой вони голова кружится ещё сильнее, и тошнота с триумфом возвращается. Пальцы вдавливаются в меня через ткань, и от боли хочется кричать.

- Да, я знаю, я извращенец, – ухмыляется он.

Я готова, я уже сейчас хочу содрать эту улыбку у него с лица, раздавить её и отдать на съедение собакам. Скотина, шрам у него не просто так, за дело. Ох, как жаль, что его не убили. Не пристрелили к хуям уже тогда, когда бы это не случилось. Его пальцы слишком толстые и потные, одного и так достаточно, чтобы боль накрыла с головой, но эта скотина добавляет ещё три. ТРИ. Через ткань. Тонкой ниткой сморщенного стянутого белья трусики приспущены так, чтобы эта скотина могла трахать меня ими, обмотанными вокруг своих грязных пальцев. И Стальцев позволил бы всё это сделать с Викой.

- Оближи, – рычит он, резко выходя из меня.

Стон облегчения, когда терпкая пытка закончена, летит обратно. Я проглатываю этот стон, запихиваю подальше в глотку, чтобы это облегчение застряло там, чтобы я задохнулась. Я не стану этого делать.

- Делай, что я велю, – настойчивее говорит он, поднося вонючую грязную руку к моим губам.

Я не позволяю себе заплакать. Губы сжаты в тонкую полоску. Подчинение – это не для меня. Этого козла убьют, Андрей просто прикончит его, как и своего “друга” Стальцева. Ну где он? Где хоть кто-то? Почему этого сукина сына никто не остановит?

Ждать дольше пяти секунд этот ублюдок не привык, а потому я одним ударом оказываюсь на ледяном пыльном полу. Щека горит, и по скуле тонкой дорожкой кровь-змея ползет к подбородку. Тут воняет блевотиной и горелым мясом. И липкие пятна спирта заставляют меня вырвать прямо в ноги этому козлу. Кислота жжет глотку, внутренности сейчас выворачиваются наизнанку. Меня рвет от него. Говорят, алкоголь вызывает видения. Интересно, а он способен заставить их исчезнуть? Если да, то дайте мне бутылку рома, я хочу забыться.

- Мерзкая сука, – шипит тварь, отпрыгивая назад. – За это ты заплатишь вдвойне.

Он хватает меня за волосы, не побрезговав нагнуться возле этой желчной массы, и тянет вверх. Теперь я способна на...хоть что-то. И мой максимум – это вымученный вскрик.

- Эй, Рома, иди сюда! – вглядываясь сквозь этот полумрак в мое лицо, кричит ублюдок.

- Ох, Кирилл, что ты хочешь? – знакомый голос приближается, лениво перебирая воздух в легких.

Его зовут Кирилл. Что ж, теперь я ненавижу это имя. А Рома? Это же не... Да, это тот самый дружок Стальцева, которого я не переношу. И сейчас у меня есть основания.

- Ну и? – он опирается о косяк, с ноги открыв деревянную дверь. Такую же вонючую, как и скрипучие половицы.

- Хочешь, она тебе отсосет? – игриво интересуется Кирилл, снова дергая меня за волосы вверх.

- Это не она... – рассматривая меня на свету, в изумлении говорит Рома. – Это не та, идиот!

- Да плевать, – фыркает Кирилл, как бы невзначай снова отвешивая мне пощечину.

- Ты не понимаешь, это не она! – верещит Рома, бросаясь ко мне. – Какого хрена ты тут, когда на твоем месте должна быть Вика?! – он сам поднимает меня за волосы, не отрывая взгляда от моего побитого лица.

- Мы решили поменяться, – сарказм чужой, как и голос. Я не такая, во мне нет сил говорить. Это кто-то другой за меня сейчас выводит козла из себя.

- Сука, я спрашиваю, какого хрена?

- Я с такими ебнутыми, как ты, не разговариваю, – я спокойно подаюсь вперед, прямо перед его жалкой рожей, и ухмыляюсь.

Горькое дыхание, пять секунд назад блюющий рот, и он с омерзением отворачивается. А я улыбаюсь. Тебя тошнит, дружок? Выблюй нахуй все свои кишки, лучше сейчас, потому что Андрей вытащит твои кишки через зад и намотает тебе на шею, конченый задрот.

- Делай с ней всё, что хочешь, – бросает Рома, с удовольствием швыряя меня на пол, к ногам своего “коллеги”.

- Ну куда же ты, МИЛЫЙ? – хохот слишком сумасшедший. – Я ещё не закончила говорить тебе, насколько ты омерзителен.

Он разворачивается и резко ступает ко мне, склоняясь и хватая меня за руку так, что я поднимаюсь на колени даже против своей воли.

- А знаешь, – он говорит это скорее себе, чем Кириллу, – я, пожалуй, все же трахну её. Отсосешь мне, МИЛАЯ? – он притягивает свое мерзкое лицо к моему и противно улыбается. Серые зубы и пьяное дыхание, с застрявшей в горле черствой грушей или яблоком. И его кожа против света кажется цвета сточных вод.

- Да я лучше сдохну.

- О, поверь, так скоро и будет, – он отпускает меня и поднимает все гнилое туловище к Кириллу: – Я не хочу, чтобы о н а мне отсасывала... ты же понял?

- Хм, я подумаю, – умиляется тварь и протягивает ко мне свои мерзкие ручонки.

Корявая нога бьет меня в живот, и пока я ловлю ртом воздух, скукожившись, грубая рука пихается мне в рот, исследуя десны.

- Я же сказал, что ты их оближешь, – гогочет Кирилл и отступает вместе со своим, как я поняла, любовничком, назад, в свою комнату. Оставляя меня, наконец-то, одну.

Теперь я ощущаю эту вонь на вкус. Пот, сталь, грязь, растительное масло от сгоревших отбивных...Меня снова рвет. Желчный яд выходит наружу, и голова больше не кружится. Я переворачиваюсь на спину и бессмысленно гляжу в темный потолок. Глаза уже привыкли к кромешной темноте, и этот мрак становится даже немного различим. Это омерзение слишком охуительно тошно, чтобы не плакать. Я подтягиваю белье повыше, поправляю платье и поднимаюсь, волоча свое естество к кушетке. Твердой, как камень, и жесткой.

Говорят, есть два типа людей. Оптимисты и пессимисты. Что ж, я наверное, оптимист. Хотя теперь стакан наполовину пуст. Жажды больше нет.

====== Игра теней. 1:0 ======

POV Волди

Эта чертовщина ставит меня в тупик. Я особой сообразительностью не отличаюсь, я ж вам не герой американского блокбастера. Но мне кажется, что даже там больше 10 секунд думали, нафиг травить человека. Я требовала объяснений, оно и понятно. Но Стальцев упорно переводил тему. И меня это невероятно бесило.

- А я-то думала, что ты меня не выносишь.

- Так и есть.

Его двуличие, или двусмысленность, иногда напрашивается, чтобы её – ну, эту двусмысленность – побили. И, клянусь, я так и сделаю, если этот убогий мне все не объяснит. Не выносит, как же. А распускать руки на кухне, когда все ушли, это, наверное, один из видов проявления его отвращения, ага.

Голова уже начинает болеть. Блять, вот зачем я выпила? Мне ж бокала шампанского хватает, чтобы возникло желание орать народные песни и танцевать на столе, спасибо папе за такие гены. А этот...Артем орет так, что, кажется, сейчас кровь из ушей пойдет. Я не настолько пьяная, чтобы ничего не понимать. Но я определенно не понимаю, что он пытается мне сказать.