— Счастливого пути! — прокричал я вслед улетавшей птице.

И помахал шапкой.

— Счастливого пути! — прокричали вслед за мной хором мои спутники.

Мы проснулись поздно. После холодной ночи были так приятны теплые лучи утреннего солнца. В воздухе еще чувствовалась прохлада, и не хотелось выбираться из спального мешка. Запели жаворонки, где-то далеко прокричали утки-атайки, судя по голосам, почти рядом пронеслась стайка чернобрюхих рябков. Но вот в знакомую мелодию просыпающейся природы стали проникать странные звуки. Это были тонкие позвякивания, сопровождающиеся низким гулом. Позвякивания становились все чаще и чаще, а гудение громче. Все это напоминало немного звон телеграфных проводов, предвещающий непогоду.

Вчера вечером, выбирая место для бивака, я заметил с холма линию телеграфных проводов и столбов. Неужели незнакомые звуки неслись оттуда? Но воздух был совершенно неподвижен, ветер затих еще в начале ночи. Мой товарищ тоже услышал странные звуки и, высунувшись из спального мешка, прислушивался.

Пора вставать, готовить завтрак, а заодно и выяснить источник странных звуков.

Наспех одевшись, я пошел к телеграфной линии. Местность здесь была красивой. К серопольной пустыне примыкали желтые барханы, причесанные ветром и разукрашенные песчаной акацией, джузгуном и цветущим диким луком. Вдали за желтыми барханами тянулась бесконечная, начавшая желтеть, пустыня, а на горизонте виднелись сиреневые горы Чулак. Телеграфные столбы некоторое время тянулись вдоль берега Или, а затем сворачивали от него и скрывались за холмами.

Звуки становились все громче. Теперь было совершенно ясно, что кто-то быстро и беспрестанно ударял по проводам, и они, вибрируя, громко гудели и позвякивали.

Осторожно осматриваясь, я стал перебираться с бархана на бархан вдоль линии столбов. Но вскоре заметил, что звон проводов стихает. По-видимому, я пошел не в ту сторону. Тогда, повернув, поспешил прочь от реки, в пустыню. Теперь странные звуки становились громче. Вот у большого бархана провода так громко позвякивают, будто по ним щелкают пули. Что же там происходит за барханом? Но за ним открывается бескрайняя пустыня да ровная, как струнка, линия столбов, уходящих к далекому горизонту. И никого нет, только вьются в воздухе птицы, взлетают и садятся на провода.

Осторожно подхожу ближе, вынимаю бинокль и узнаю золотистых шурок. Они что-то делают, чем-то очень заняты и беспрестанно реют над небольшой зеленой низинкой, поросшей травой. Здесь, видимо, весной была вода, и почва еще сохранила влагу. На лету каждая птица, слегка прикасаясь к травам, схватывала кобылку, взлетала кверху и садилась на провода.

Так вот откуда эти странные звуки! Стайка шурок затеяла охоту, а провода использовала как своеобразную кухню для приготовления пищи. Зажатую в клюве кобылку шурка ударяла о провод с одной и с другой стороны от себя поочередно, и тогда длинные ноги, обломки крыльев, все грубое и непригодное для еды падало вниз. Обработав таким путем насекомое, птица его заглатывала и снова летела к зеленой ложбинке за очередной добычей.

Кто бы мог подумать, что шурки, считающиеся злейшими истребительницами пчел, охотятся на кобылок да еще так своеобразно их поедают. Интересно узнать, сколько кобылок они излавливают за день. Наверное, немало!

Один из распадков на южном склоне небольшого пустынного хребта Малай-Сары перекрывается поперек длинной и ровной, как натянутая ниточка, грядой причудливых красных скал. Под ними крутой склон засыпан крупными обвалившимися камнями.

Ветер дует с юга, врывается в распадок, налетает на красную гряду и мчится дальше через горы и скалистые вершины. Стоит на редкость теплая осенняя пора, солнце греет, как летом, хотя ветерок свеж и даже прохладен.

Над скалами собрались вóроны и в восходящих токах воздуха парят компанией, зычно, по-разному перекликаются, затевают веселые игры. Появилась пара планирующих коршунов. Вóроны попытались с ними затеять игру, но хищники, ловко увертываясь, широко распластав крылья, важно поплыли к югу. Им некогда, они летят на зимовку.

Взлетела пустельга. Ловкая, быстрая, лавируя в воздухе, покрутилась с одним вороном, с другим и исчезла. Торопливо промчалась стайка сизых голубей. Из скоплений камней, упавших на землю, с шумом вспорхнула стайка кекликов. Птицы расселись на красной гряде и стали оживленно перекликаться.

Вокруг просторы, безлюдье, тишина, извечный покой.

Приглядываюсь к скалам. Кое-где они необычные, в глубоких ячейках, выточенных тысячелетиями ветрами. В одном месте вижу гнездо орла. К нему не подобраться.

Здесь, оказывается, он жил не один. Снизу, под выступом, на котором устроил гнездо хищник, приклеила изящную чашечку, вылепленную из глины, горная ласточка. Близкое соседство с орлом ее не смутило. Чуть сбоку небольшая ниша тщательно залеплена глиной, и в ней виден маленький круглый ход. Это гнездо веселого крикуна и бойкого жителя гор — скалистого поползня. Рядом с гнездом орла — глубокая щель, занятая гнездами сизого голубя, а ниже из двух глубоких ниш торчат соломинки жилища каменки-плясуньи.

Удивительное место! Хищные птицы обычно никогда не трогают возле своего гнезда других птиц. Быть может, сказывается особый расчет: когда приблизится враг, соседи дадут знать, поднимут крик и суматоху. Как бы там ни было, под высоким покровительством здесь собралось разноликое общество пернатых.

…Более пятнадцати лет пролежала в бездействии моя складная лодка-байдарка. И вот сейчас на берегу Балхаша мы пытаемся ее собрать. Великое множество давно забытых терминов, упоминающихся в инструкции, привели нас в смятение. Где бимсы, что такое шпангоуты, что считать штевенем, и куда запропастились фальшборты? Постепенно мы разбираемся в премудростях конструкции нашего суденышка, радуемся его добротности, сочетающейся с элегантностью внешнего вида.

Потом над нами — синее небо, жгучее солнце, вокруг голубой простор воды, а впереди темная полоска — наша цель, первый остров из многочисленных островов озера Балхаш, больших, маленьких, совсем крошечных. С непривычки грести трудно, но наша байдарка без груза легко скользит, рассекая небольшие волны, а темная полоска острова растет, ширится, и вскоре мы ступаем на его таинственный берег.

Больших островов уже нет без человеческих поселений. Маленькие же, не обжитые человеком острова у меня всегда вызывали интерес. В них чудится особенный мир животных и растений, живет он по-особенному и вольно, как жили в очень давние времена. Там все должно быть не так, как на материке, жизнь островитян складывается на каждом клочке земли, окруженном водою, по своим неповторимым законам.

Наш первый остров небольшой, метров двести в длину, пятьдесят — в ширину. Его берега сложены из крупных белых камней. С одной его стороны высится крутая скала, другой край заняли тростники. К ним примыкают небольшие заросли тальника. На остальной части — типичные растения каменистой пустыни. Но они не такие, как там, на материке, а чистые, раскидистые, целенькие и, не тронутые скотом, благоденствуют. Цветут дикий чеснок, астрагалы. Разукрасились семенами кустики курчавки. Светло-зелеными куртинками пышно разрослась пахучая полынь.

Знакомлюсь с птичьим населением островка. Здесь живет пара ворон, их гнездо расположено на самом густом деревце. На земле под деревом валяется много скорлупы крупных яиц. Вороны основательно поразбойничали не только на своем, но и на других островах. Разорять гнезда птиц они большие мастера. Парочка горлинок испуганно вылетает из прибрежных кустиков и уносится вдаль. И больше — никого. Ни ящериц, ни жаб, ни лягушек, ни змей. Если что и было, то все истреблено черными хищницами.