В небольшом распадке среди каменистых горок задорно и громко кричит парочка скалистых поползней, а в углублении камня виднеется с большим искусством вылепленное из глины гнездо. Мне давно хотелось рассмотреть детальней жилище этой птицы.

В полость гнезда вел узкий, чуть вытянутый горлышком вход. Снаружи гнездо сверкало черными, синими, фиолетовыми и ярко-зелеными надкрыльями жуков. Кое-где среди этой изящной игрушечной инкрустации виднелись ярко-красные остатки крикливо-нарядных клопов-солдатиков. Нижнюю часть гнезда украшало несколько рябеньких перьев горной куропатки-кеклика. Насекомые, без сомнения, прошли кишечник птиц, возможно, и птенцов, и были прилеплены вместе с испражнениями.

Для чего все это делалось? Тоненькая корочка хитиновых панцирей насекомых ничем не способствовала прочности гнезда. Странный обычай у скалистых поползней!

Пристрастие к украшательству как будто не имело практической значимости. Кто поверит, что у этих маленьких пичужек может быть развита любовь к красоте, к ярким блестящим предметам! Скажите об этом любому орнитологу, и он над вами посмеется.

Сейчас гнездо пустое, и не будет большим грехом поинтересоваться его содержимым. Цепляясь за выступы камней, подбираюсь к глиняному сооружению, заглядываю в него и вижу нечто совершенно неожиданное. Большая полость его до половины заполнена мелкой тонкой пылевидной массой. Сверху она прикрыта сплошным слоем легких линочных шкурок личинок жуков-кожеедов. Еще здесь лежит целый кусок помета лисицы.

Несколько ударов лопаткой, остатки гнезда падают на землю, облако едкой, дурно пахнущей пыли окутывает скалы. Какой тяжелый запах! Скорее бежать от него подальше!

Но вот пыль улеглась. Среди остатков гнезда лежит множество мелких косточек грызунов. Теперь все становится ясным. Птицы натаскали в гнездо помет лисиц. Потом его обработали личинки жуков-кожеедов, превратив в мягкую пылевидную массу и оставив нетронутыми только косточки. Вероятно, помет лисиц заносился заранее, как и сейчас, летом, чтобы его успели привести в надлежащий вид личинки жуков.

Потом я нахожу второе гнездо. Там точно та же картина. Кроме того, кое-где в глиняную обкладку вкраплены шкурки кожеедов. Птицы, ремонтируя помещение, использовали своих квартирантов.

Но к чему поползням такая сложная обстановка гнезда? Неужели дурным запахом обработанного помета лисиц птицы отпугивают возможных недругов: ласку, горностая или еще какого-либо хищника? А может быть, тем самым пустующее помещение предохраняется от любителей свободных квартир, других мелких птиц? Гнездо хорошо защищено от хищников, находится на отвесной скале, до него четвероногим не добраться.

Неужели обработанный помет лисицы — единственный способ приготовить будущему потомству мягкую постельку?

Странные обычаи у поползней!

Рано утром, проснувшись, я слышу пение жаворонка. Оно было таким неожиданным, что сон моментально прошел: в глубоком каньоне, где я остановился на ночлег, не может жить эта птица просторов. Выбрался из постели, посмотрел, жаворонка нигде не увидел в небе.

Утром много дел. Надо собрать имущество, позавтракать. За хлопотами забыл о жаворонке. Мой спутник спаниель Зорька отбежала в сторону и по обыкновению занялась норками грызунов. Я засвистел, позвал собаку. И вдруг — может быть, показалось — вблизи за кустами саксаула кто-то, будто передразнивая меня, точно так же свистнул.

Мелькнула мысль: «Неужели здесь есть люди?» Но зачем им передразнивать меня!

Свист еще раз повторился. Сомнений быть не могло. Я забеспокоился, как бы не подманили собаку, громко и настойчиво позвал ее. А она уже давно стояла рядом и вопросительно, недоумевая, смотрела на меня: зачем я зову, когда она вот тут, давно уж примчалась.

Озорник или злоумышленник с некоторыми вариациями повторил свист и потом неожиданно… запел жаворонком. Тогда я сразу понял, в чем дело, узнал и проказницу и разглядел на вершине куста милую обитательницу пустынь, небольшую птичку каменку-плясунью. Она всегда жизнерадостна, весела, любопытна и, если остановишься на ночлег, не раз наведается к биваку, поглядывая на неожиданных посетителей ее владений. Потом, усевшись на камешек, начнет низко приседать и кланяться, помахивая коротеньким хвостиком. Каменка очень нетребовательна и уживается в самых сухих и бесплодных пустынях, где, казалось, нечем питаться и нет больше никаких других птиц.

Наш пересвист продолжался недолго. Вскоре птичке надоело это занятие, и она, насмотревшись на человека и собаку и удовлетворив свое любопытство, сверкнула белым подхвостьем и скрылась.

Каменка иногда удивительно точно подражает голосам животных и, наверное, когда-нибудь будет цениться наравне с попугаями. Эта же каменка оказалась исключительно способной к импровизации: песнь жаворонка и мой свист были переданы бесподобно.

Куда бы ни приходилось забредать в пустыне, с каменкой обязательно встретишься. Вот и сейчас на желтых пустынных горах никого нет. Даже саранчуков. Лишь изредка пробежит небольшой озабоченный жук-чернотелка. Ему сейчас нелегко живется. Где раздобыть еду в сухой пустыне!

И птицы куда-то подевались.

Нелегко и подземному жителю слепушонке. Роется под землей, выбрасывая один за другим аккуратной цепочкой холмики земли. Что он там находит? Луковицы эфемерных растений, замерших в ожидании далекой весны и дождей, заснувших на долгое ненавистное лето и зиму личинок и куколок насекомых? Может быть, там, в почве, жизнь разнообразней и в ходы слепушонки кое-кто попадает из тех, кто роется в земле и в ней путешествует?

Я остановил машину на вершине холма, в бинокль осматриваю желтую пустыню в надежде найти где-либо зеленое пятнышко растений в низине между холмами. Но напрасно. Все сожгло солнце. Отошел несколько шагов и только присел на минутку, как рядом из норки у холмика слепушонки выпорхнула птичка, пролетела метров двадцать, опустилась на землю и исчезла. За короткое мгновение я узнал обитательницу пустыни каменку-плясунью.

Неожиданная встреча меня обескуражила. Каменка часто гнездится в норах сурков и песчанок. Но что она делает в маленьких ходах слепушонки, да еще в конце августа, когда давно закончена пора выплода потомства? Этого никто не знал!

Пошел на то место, куда села птичка, но ее там не оказалось. Здесь тоже были ходы слепушонки. В них она и исчезла. Постучал о землю ногами, пошаркал подошвами — нет, не появилась таинственная обитательница чужих подземелий.

Вернулся на то место, откуда вылетела птичка, но и там ничего не нашел. Так и остался в недоумении. Что делала каменка в подземных галереях слепушонки, неужели искала личинок насекомых? Наверное, так. Нашла спасение под землей, сообразила. «Голод не тетка», заставит быть изобретательным!..

Пристрастие к норам — непременная черта каменки. Где же в пустыне найти надежное укрытие, к тому же не жаркое?

Иду по гребню холма каменистой пустыни, спускаюсь к зеленым тугаям Бартугая, пересекаю проделанные геологами старые заброшенные дороги. Вокруг пусто. Древние курганы протянулись цепочкой. Черные камни, щебень, синее небо да солнце.

На пути лежит лист железа размером с колесо автомашины. Посередине — круглая дырка, и к ней снизу приварена небольшая трубка. Откуда занесло этот хлам сюда, в глухую пустыню?

Можно и пройти мимо случайного предмета, если бы железо не прилегало плотно к поверхности почвы. Под ним могут оказаться прогревочные камеры муравьев. Здесь, в мертвой каменистой пустыне, ухитряются жить муравьи-бегунки, кое-как сводят концы с концами. Надо перевернуть железо, посмотреть. Я поддеваю его палочкой и от неожиданности приседаю на корточки. Под листом находится аккуратное гнездышко размером с блюдечко. Снаружи оно сложено из грубых сухих травинок, внутри травинки тоньше, нежнее, в них вплетены волокна луба, очевидно, принесенные с деревьев недалекого отсюда тугая. Посредине уютного гнездышка лежит маленькое нежно-голубое яичко с едва заметными коричневыми крапинками по тупому концу. Оглядываюсь вокруг, нет ли поблизости хозяйки гнезда?