С фоторужьем я тихо крадусь вслед за трогательной процессией, а бедные утки от волнения раскрывают красные клювы, одна из них приседает на ходу, подает какой-то сигнал опасности, и восемь пар крошечных глаз на пестрых головках, поблескивая, с тревогой смотрят на меня.

Сюжет для фотографии интересный, и мне бы подойти поближе, снимать да снимать. Но, право, совестно и жаль тревожить мирное и беззащитное семейство. Откуда им знать, что у меня самые добрые намерения. Сколько опасностей угрожает бедным птенцам, прежде чем они станут взрослыми. Вот и сейчас вдруг объявится в небе коршун, или из-за куста выскочит лисица. Подожду лучше на бугре, пока вся трогательная компания доберется до воды. Бог с ним, со временем, успею сделать все свои дела!

Джусандала — ровная пустыня, поросшая полынью. С юга на ее горизонте виднеется синяя полоска гор Анрахай, с севера — желтые массивы песков Таукумы. Мы едем по шоссе, поглядывая на однообразный ландшафт. Пора бы остановиться на ночлег, но вокруг все та же голая равнина. И вдруг показалась темно-зеленая полоска растений. Придется свернуть, поехать к ней. И вот перед нами открылся чудесный зеленый саксауловый лес, если только можно назвать лесом полудеревья, полукустарники, растущие друг от друга на почтительном расстоянии.

На одном дереве виднеется что-то темное и большое, с ярко-белыми пятнами и черным предметом неясной формы на вершине. Направляю туда машину. Вскоре все становится понятным. Темное пятно оказывается большим гнездом, сложенным из сучьев, черный предмет превращается в орла-могильника, он поспешно взмывает в воздух, а ярко-белые пятна — его птенцы-пуховички. Их трое. Они лежат, распластавшись на плоской поверхности гнезда. Возле них два расклеванных ежа. Немало шкурок ежей валяется вокруг гнезда на земле.

Из нижней части гнезда вылетает потревоженная нами шумная стайка воробьев, с запозданием выпархивают отдельные парочки. Никогда я не видел в одном гнезде такую большую компанию пернатых квартирантов, пользующихся защитой своего покровителя. Тут их не меньше полусотни, жилище орла со всех сторон напичкано гнездами.

Захотелось сфотографировать орлят, и как можно скорее, не беспокоя родителей. Орлы, их уже оказалось двое, кружили далеко в небе, набирая высоту. Пришлось подогнать машину почти вплотную к дереву. Но птенцы не желали позировать, лежали пластами, будто мертвые. Снимок получится невыразительным. Вдруг один птенец поднялся, раскрыл клюв, зашипел. Потом растопырил голые, без перьев, крылья и замахал ими. Глаза его сурово засверкали из-под насупленных пушинок. Вид у него получился очень грозный и воинственный. Он явно решил защищаться от нарушителей покоя.

Я увлекся фотосъемкой и не заметил, что вся земля кишит полчищами кобылок. Они, будто брызги воды из-под колес автомашины, въехавшей в лужу, разлетались во все стороны. Вначале я подумал, что случайно набрел на скопление кобылок. Но весь саксаульник изобиловал ими. Это была кобылка-атбасарка. Она известна тем, что иногда сильно размножается. Кое-где взлетали из-под ног, сверкая изящными красными, синими и черными крыльями, кобылки-пустынницы. Но их было мало.

Шустрые самцы кобылок выскакивали из-под ног, совершали в воздухе сложный поворот назад, стараясь приземлиться в стороне и чуть сзади. Некоторые на скаку перевертывались кверху белым брюшком и, сверкнув им, как бы терялись из глаз, приняв на земле обычное положение и вновь становясь серыми. Самочки менее шустры и больше размером. Несмотря на кажущуюся неразбериху среди этого скопления мечущихся насекомых, каждая кобылочка, в общем, держалась своей определенной территории, в чем было нетрудно убедиться, если ходить за одной и той же из них. У кобылочек ненадолго хватало прыти. Через пять-десять прыжков они явно уставали и легко давались в руки. Скачок, оказывается, предпринимался только как способ защиты от опасности и требовал большой энергии.

Я раздумываю: отчего здесь в таком количестве размножилась кобылка? Предшествующие годы были засушливыми. Может быть, потому, что не стало врагов кобылочек ос-парализаторов? Обезжизненную ударом жала кобылочку осы закапывают в землю, отложив на нее яичко. Сами же охотницы подкрепляют свои силы нектаром цветков. В засушливые годы пустыня не цвела. Осы исчезли. Та же участь, возможно, постигла и других врагов кобылки — мух тахин, откладывающих яички под крылья взлетающих кобылок. Могли быть и неизвестные мне причины благоденствия скачущего племени. Интересно бы понаблюдать за этой кобылкой. Но мой пес, ярый охотник, вскоре находит ежа и устраивает над ним истерику. Пока я спешу на выручку, собака, обезумев от ярости, исцарапала пасть об иголки.

Ежик спасен, помещен в машину, вскоре развернулся, показал свою остроносую мордочку. Пока я рассматриваю нашего милого пленника, снова раздается злобный лай собаки: нашелся другой ежик, потом третий… Собаку приходится садить на поводок. Здесь, оказывается, немало ежей, и собрались они отовсюду в эту местность не напрасно, а ради легкой добычи. Не зря и возле гнезда орла валяются шкурки этого отъявленного истребителя саранчи. Выходит, что громадная рать кобылок косвенно выручает орлиное семейство.

Прошел месяц, и я снова на пути к Балхашу и проезжаю мимо зеленой полоски саксаульников. Вспоминаем о гнезде орла-могильника. Интересно взглянуть на птенцов, какими они теперь стали. Кстати, неплохо было бы и пообедать, заодно отдохнуть под тентом от несносной сорокаградусной жары.

Вот и гнездо, и на нем виднеется что-то большое, коричневое. Это молодой орленок. Он уже почти такого же размера, как и взрослые, стоит на краю гнезда, опустив книзу голову и закрыв глаза. Спит, наверное, обдувается ветерком. Других не видно, лежат. В кузове машины тявкнула нетерпеливая собака. Орленок встрепенулся, открыл глаза, взглянул в нашу сторону и тотчас же лег, прижался, спрятал голову.

Птенцов только двое. Третьего нет. Где же он? От него остались одни лапы с растопыренными когтями. Или сами съели своего собрата от голода, или один из родителей растерзал свое дитя и принес его в жертву двум другим.

Обычно орлы выводят двух птенцов. Быть может, третий заранее предназначался как своеобразный живой запас провизии на случай бескормицы. Жестокий обычай, но целесообразный! Лучше погибнуть одному, чем всем трем.

Орлят не удалось сфотографировать. Крепко залегли, будто мертвые. Такова у них реакция пассивной защиты. Кто же из трех погиб? Уж не тот ли, задорный и смелый!

Саксаульник изменился. Выгорели под солнцем и стали желтыми травы, хотя деревья все те же, зеленые. Исчезли кобылки, отложили кубышки и погибли. Видимо, откочевали отсюда и ежики, охотившиеся за насекомыми, и не стало орлиной добычи.

Не выручили на этот раз кобылки орлиное семейство!..

…Вспоминается одно наблюдение. На ночлег мы забрались в горы и стали так, чтобы была видна вся Сюгатинская равнина и весь большой тугай. В горах прохладно, дует ветерок, а главное, приятно смотреть на просторы обширной равнины.

Солнце быстро клонилось к горизонту, косые его лучи четко обрисовали ложбинки и холмики. Издалека виднелась крошечными светлыми точками кочующая отара овец, белой черточкой протянулась пыль за мчавшейся грузовой машиной. По мере того, как заходило солнце, равнина стала оранжевой, потом постепенно посинела.

Воздух застыл, и тишина, казалось, сковала землю. Угомонились песчанки, затихли птицы. Еще не запели сверчки. Наступили те очаровательные минуты, когда покой завладел пустыней. В это время с гор над нами пролетел орел-могильник. Он тяжело размахивал крыльями. Лететь при полном безветрии ему было нелегко. Куда он собрался, неужели на другую сторону равнины, к синеющим горам? Но орел круто снизился, сел и застыл, будто камень. Изредка его голова поворачивалась в разные стороны. Он как будто смотрел то на солнце, постепенно скрывающееся за горизонтом, то на большую и отдыхающую от зноя пустыню, медленно погружающуюся в ночную прохладу.