– Откуда ты это знаешь?
– Он мне сам рассказал. Не вижу причины ему не верить. Клайар не подозревал, что этим самым Тайлером окажусь я. Он увидел, что это я, только когда привёз проводника на Престгатан, чтобы меня ему передать.
– А Нарратора он сдать терракотовым не мог, – вздохнула я. – Ради вашего общего дела.
– Правильно, – кивнул Марек. – Развалилась бы вся наша цепочка, и на её восстановление потребовалось бы время, и немалое. А лишнего времени в нашем деле никогда нет, от нас люди зависят. И вот после того, как они с Шокером увезли меня с Престгатан, командор созвонился, с кем надо, устроил этот цирк с поломкой вагона, с переездом к вертикальному каналу, вызвал доверенных людей на подмогу, чтобы нейтрализовали амбала-проводника и меня забрали. Проводнику пришлось голову проломить, потому что парень был совершенно со стороны, ему нельзя ничего было знать.
– Шокер был в курсе всего этого?
– Нет, не думаю. Командор переговоры все из своей машины вёл, в одиночку. Шокер просто исполнял приказы, где меня загрузить в машину, где выгрузить. Но поскольку Шокер не дурак, он наверняка всё понял, но, скорее всего, не сразу, а потом, когда стало известно о моём побеге. И конечно же, ему было ясно, что терракотовые это дело так не оставят…
– Значит, Шокер признался просто, чтобы никто не стал копать дальше? Чтобы вывести брата из-под подозрений?
– Да наверняка, – уверенно сказал Марек.
– А донос?
– Понятия не имею. Если только Шокер такой хитрый, что сам на себя написал, для верности.
– Значит, командор…
– Это мой верный надёжный товарищ, уже много лет. Мы с ним вместе очень много людей спрятали.
– Зачем ему в этом участвовать? Это так на него не похоже!..
– Затем, видимо, что совесть у него есть, – возразил Марек.
– Ну, это как смотреть, – пробурчала я. – Кое в чём Йан Клайар – большая сволочь.
Марат пожал плечами:
– Я не судья, Кирюша, ни ему, ни тебе. Если между вами что-то не заладилось, я в это вмешиваться не хочу. Я сам таких узлов в личной жизни навязал, что в советчики не гожусь.
– Ну, хорошо, – я постаралась собраться с мыслями. – Теперь кое-что понятно. Вот одного никак не пойму, Марек, тебе-то зачем это надо?
– А что конкретно тебе не нравится? Что я людям помогаю?
– Что за тобой терракотовые по всему мирозданию гоняются, вот что мне не нравится.
– Ну пусть гоняются, это их работа, – пожал плечами Марек. – А это моя работа: вытаскивать людей, которым грозит опасность из-за того, что они не хотят жить так, как все, и не хотят думать так, как большинство. Такие люди часто попадают в беду, хотя никому никакого вреда не причиняют, и уж точно не потрясают основ. Они имеют право просто жить в безопасности, и есть такие невидимые цепочки, которые им помогают.
– Всё равно не понимаю, почему ты, именно ты этим занимаешься? Разве это не дело гатрийцев – спасать своих?
Марат внимательно на меня посмотрел:
– Ты десять лет была наёмницей гатрийского государства, стольких людей знаешь, столько времени провела на поверхности, а отзываешься о гатрийцах, как о чём-то совершенно для тебя чужом.
– Если бы! Хотела бы я, чтобы они были мне чужими! Достали они меня, знаешь, как? Мужики гатрийские особенно!..
Марат глубоко задумался о чём-то, потом всё-таки нетерпеливо побарабанил пальцами по столу.
– Кирюш, нам надо поговорить о чём-то очень важном… И оно тебе, скорее всего, не понравится.
– Оно мне уже не нравится, – проворчала я. – Один твой тон чего стоит.
– Кира, ты за эти годы ни разу не виделась с родителями. Почему?
– Откуда ты знаешь, что не виделась?
– Знаю, потому что я – виделся, – ответил Марат.
– О, стыдить собрался? Ну давай, мало мне всякого выслушивать приходилось, давай ты ещё поучи! – разозлилась я.
– Я вопрос задал. Простой, кстати. Если отвечать честно, то вопрос простой очень, – пожал плечами Марат. – А выпендриваться друг перед другом и казаться лучше, чем мы есть, нам с тобой не надо. Поэтому можешь просто ответить, почему.
– Не виделась, потому что не хотела. Потому что ненавидела я их! За всё! За то, что наплевать им на нас было, за то, что они тебя даже не вспоминали, когда ты ушёл, за то, что и меня держать не собирались! Если им до нас не было дела, почему мне должно быть дело до них?
Марат осторожно погладил меня по плечу:
– Не злись, Кирюх. Я спросил – ты ответила. Тебе, может, всё равно, но скажу, что отец умер давно уже, а мать снова замуж вышла и уехала в другой город. Я виделся с ней два года назад, а недавно она тоже умерла.
– Ты прав: мне всё равно.
– Ну тогда, ты, должно быть, не сильно огорчишься, если я тебе скажу, что они нам родителями и не были.
– Что?! Как это?
– Они нас усыновили очень давно, тебе ещё и года не было.
– Ну и на хрена они нас усыновляли, да ещё двоих, если не собирались нас любить?
– Задачи им такой не ставили, любить нас, – усмехнулся Марек. – Любить и своих-то детей не каждому дано, а тут и вовсе. Бывает, конечно, всякое, но нам с тобой такой бонус не достался. Их задачей было вырастить нас, они её выполнили… Так что ты зла на них не держи, это бессмысленно. Наоборот, лучше вспомни добрым словом, они старались.
– Марек, я заору сейчас… – я вцепилась в брата, чувствуя, что у меня вот-вот нервы не выдержат.
– Эх, Кирюха, всё я тебе испортил… – грустно проговорил Марек и попытался погладить меня по голове.
Я оттолкнула его, обняла себя за плечи и сложилась пополам.
Я смирилась с тем, что меня не любили, а значит, я ничем никому не обязана. В моей голове всё давно лежало по полочкам и совсем перестало мне мешать. Но сейчас в голове перегорел какой-то очень важный предохранитель, который удерживал всё на местах.
– Марек, ты сказал «задачи им такой не ставили»… Кто? Кто им ставил задачу?
– Ну я не знаю, кто двадцать пять лет назад сидел здесь на моём месте, – вздохнул Марек. – Но это был именно он, я полагаю.
Я разогнулась, взглянула на брата. Он тревожно смотрел мне в глаза.
– Ты меня пытаешься подвести к какой-то мысли, да?.. Хочешь, чтобы до меня что-то дошло?
Он кивнул.
– Сразу сказать нельзя? Марек, мне очень плохо. Я ещё ничего не поняла, но я чувствую, что всё настолько хреново, что дальше некуда. Просто скажи, пожалуйста.
Марек привлёк меня к себе, крепко обнял и сказал тихонько:
– Кирюш, дело в том, что мы с тобой – гатрийцы.
– Да?!! – взвилась я, вырываясь из его рук. – А хрен тебе, бро! Не знаю, как ты, а я – девчонка с изнанки!
– Нет, систер. Оба мы с тобой с поверхности, – усмехнулся он.
– Ты спятил, что ли? Ты зачем мне втюхиваешь всякий бред?!
Марат смотрел очень серьёзно.
– Систер, я говорю правду.
– Хорошенькая правда! Ещё что сочинишь, Рассказчик? – я отодвинулась от него. – Теперь последний штрих остался к мелодраме: что мы с тобой и не брат с сестрой вовсе, так, что ли?.. А ведь и правда, блин, какой ты мне брат? Ты блондин, я тёмненькая, и в остальном не похожи совершенно… Родителей, ни родных, ни приёмных, больше нет, подтвердить некому…
Марат резко притянул меня обратно к себе.
– Дурёха… Родные мы. Самые родные. И нет у нас с тобой больше никого, мы вдвоём только.
– Что, спохватился? Успокоить теперь хочешь? Да-да, давай, сочиняй на ходу… – усмехнулась я, пытаясь прогнать жестокую нервную судорогу. – Почему ты так уверен, что мы родственники?
Марат тяжело вздохнул.
– Потому что я всё помню, Кирюш. Как мама беременная ходила. Как мы с ней в вагончике на изнанку летели. Как у неё в канале роды начались. Я ж большой уже был. Я помню всё…
– Марек, этого быть не может…
– Может. И оно так и есть… Вот смотри, – он встал с дивана, потянул меня за собой, подвёл к окну и показал вниз, на вагончик, в котором мы прилетели. – Вот примерно там же, на этом же месте стояла и наша вагонетка…
– Здесь?!
– Да, здесь. На этой базе… И ты… Ну, если ты уж так хочешь, то да – ты девчонка с изнанки. Родилась ты здесь, в вагонетке на рельсах. Здесь мне и показали тебя, величиной с ботинок… Я тогда долго слонялся по платформе туда-сюда, не понимал, почему не разрешают к маме подойти. А люди суетились. Сначала тебя унесли куда-то. А потом принесли большой чёрный мешок, а обратно увезли его на носилках. Я и не понял тогда, что это…
