– Марек, слушай меня. Мне пообещали, что дают тебе неделю передышки. Активный поиск приостановлен.

– Да-а-а? – удивился Марек. – Как интересно. И этому обещанию можно верить?

– А ты разве не слышал, что у меня большой блат на самом верху?

– Спасибо, систер, – голос Марата прозвучал и в самом деле благодарно. – Это мне здорово поможет.

– Но через неделю они начнут снова. Марек, не вздумай высовываться!

– Кирюха, я знаю правила этой игры. Эту машину уже не остановить. И ты не усердствуй понапрасну, только себя подставишь. Не дай Бог! Не вешай на меня ещё и это, договорились?

Шокер у окна зашевелился.

– Ну-ка, дай мне его, – он протянул руку за телефоном.

– Марек, с тобой Шокер поговорить хочет.

Шокер взял трубку. Я у себя динамик отрегулировала так, чтобы никто не слышал моего собеседника, даже такие, как я. Поэтому разобрать голос брата я уже всё равно не смогла бы.

– Тайлер, я тебя сразу хочу предупредить: лучше сиди тихо, – сказал Шокер, взяв трубку. – Мне сегодня приказали приостановить активный поиск. Но никто не гарантирует, что завтра сегодняшний приказ не отменят. Поэтому, если хочешь пожить подольше, сиди там, где сидишь. Придёшь ко мне в руки – я тебя возьму в любом случае, даже несмотря на приостановку.

Потом он выслушал Марека и покачал головой:

– Нет, ничего такого. Она не под арестом. Командор снял её с задания, а жить вместе с группой она не желает. Я привёз её сюда, вот и всё… В каком смысле – почему? Потому что отель нормальный и в центре. А ты не крутись тут, а держись подальше, и не будет тебе подвоха…

Шокер замолчал, послушал Марата и сказал твёрдо:

– Всё, Тайлер, я ничего не могу тебе обещать.

Шокер вернул мне телефон.

– Кирюха, я эту симку выкину сейчас, – сказал Марек. – В следующий раз уже с другой позвоню.

– А как же я смогу с тобой связаться?

– Я сам тебе позвоню, когда будет нужно.

– Марек, а ты как вообще мой номер узнал?

– У диспетчера гатрийской базы, ясен пень.

– Неправда. Мой номер засекречен, его нет в открытом доступе.

– Вот из секретной базы и взял, – вздохнул Марек.

– Ты крутой, бро.

– С тобой правда всё в порядке?

– Да, конечно.

– Ну тогда до связи, систер. Не вешай нос!

Я отбросила телефон, закрыла лицо руками. Слёз не было, но грустно стало, отчаянно грустно.

– О чём вы там с Мареком? Что ты не можешь ему обещать?

– Он хочет, чтобы ты была в полной безопасности, – буркнул Шокер.

– Да, этот вопрос не к тебе. Вернётся командор, и моя безопасность будет зависеть только от него.

– Я тебе хочу сказать кое-что. Отнесись спокойно, если сможешь, – проговорил Шокер. – Не надо было тебе ни о чём просить командора.

– А кого мне просить? Тебя, что ли?! – разозлилась я. – У меня другого брата не будет, Шокер. Уж какой есть, ничего не поделаешь. И мне надо, чтобы он жил.

– Но командор ничем не поможет. Кроме этой недели отсрочки, он ничего делать не будет.

– С чего ты взял?! Я же просила, он мне не откажет. Он попытается.

– Он не станет, – угрюмо возразил Шокер. – Я давно его знаю…

– Представь себе, я его тоже давно знаю!

Шокер тяжело вздохнул:

– Тем более. Тогда успокойся и прислушайся к себе. И признай, что Йан не станет ничего делать, если это может угрожать его карьере. А заступаться за Тайлера – это огромный риск для человека его положения. Знаешь, сколько знатных гатрийцев мечтает занять этот пост? Одно неверное движение, и командор лишится всего, и былые заслуги ему не помогут… Он тебе ведь и не обещал ничего. Зато тебя заполучил. Это он из тебя клещами вытянул, что вернёшься к нему, а сам ничего не обещал…

– Заткнись!

Шокер замолчал. Мне не хотелось думать о том, насколько он прав. Скорее всего да, ничего из моей затеи не выйдет.

– Даже если только неделя, Шокер, оно уже того стоит. У каждого есть кто-нибудь, ради кого пойдёшь на что угодно. У меня никого не было, теперь есть. И не лезь ко мне с советами, я их у тебя не просила, и не попрошу! Спасибо тебе, что привёз меня сюда. Но уходи и больше не возвращайся. Мне не нужен друг на неделю… Я тебе благодарна за заботу, но я же вижу, что у тебя в голове только приказы, как тумблеры. Где щёлкнет, туда и бежишь. И вообще, какая тебе разница, что со мной будет?!

Шокер наклонился надо мной:

– Я вижу, в какую ловушку ты угодила. Я знаю, что такое для женщины с изнанки быть в рабстве у гатрийца…

– И что? Что мне с того? Ровно неделю будешь сочувственно сопеть мне в ухо, а потом?

Он протянул ко мне руку. Я не поняла сразу, зачем, но он, вроде бы, собрался меня обнять.

– Да иди ты к чёртовой матери!!! – завопила я, ударив его по руке.

Он выпрямился и тяжело вздохнул:

– Ты вымоталась за сегодня. Попробуй выспаться, это должно помочь. Звони, если понадоблюсь. Спокойной ночи.

Он вышел из номера, и я осталась одна в просторной тёмной комнате.

Я поднялась на ноги и встала на то место у окна, откуда Шокер смотрел на площадь.

Сергельс-торг пустела. Подсвеченная хрустальная колонна фонтана торчала посреди площади. Сам фонтан на ночь отключили, экономят ресурсы… Помоги мне, ласковый город. Помоги выбраться из этого клубка. Пока он только всё туже и туже наматывается…

Плакать действительно было нельзя. Как только сбивалось дыхание, становилось очень неприятно, будто в лёгких опять что-то скапливается. Я заставила себя успокоиться, села обратно в кресло и прикрыла глаза.

Я так сидела в отупении довольно долго. Уже перевалило за полночь, но моя голова отказывалась это признать. Сна ни в одном глазу. Только дурные мысли по кругу.

Всё так просто и понятно. Есть преступник, над доказательством вины которого кто-то уже потрудился. Есть высокая имперская структура, которая требует поимки преступника. Есть служба, которая обычно и занимается такой поимкой. Если бы дело не касалось моего брата, я бы сейчас сидела в столовой на Престгатан и травила бы байки с ребятами, а когда они повязали бы объект, отправилась бы с ним на поверхность, нисколько не сомневаясь в том, стоит ли это делать.

Хорошо Шокеру, он не сомневается, что долг – превыше всего. Да и я, в общем-то, не сомневаюсь в этом. Если каждый будет отставлять свой долг в сторону, как только он начинает доставлять личные неприятности, то люди очень быстро докатятся до ручки…

Понятно, что никто бы не стал от меня теперь требовать, чтобы я участвовала в операции. Как только я призналась командору, что Тайлер мой брат, никто не вправе меня упрекнуть за то, что я вышла из дела. Они даже не смогут оштрафовать меня по контракту. Везде, во всех правовых системах, что на изнанке, что на поверхности, есть понятие конфликта интересов, и, если ты вдруг оказался лично заинтересован, но лоялен, тебя просто тихонько, без шума отстраняют. Уйди с дороги, не маячь, можешь даже спокойно плакать в сторонке, никто не упрекнёт.

Беда в том, что я не готова спокойно плакать. И дело не в том, виновен Марат в чём-то или нет. И не в том, что за последние два дня я почувствовала на себе грубоватую заботу брата и не хочу её лишиться. Дело было в том, что всё это время я была сильно к нему привязана, хоть и не думала об этом. Мы с Мареком – сокамерники. Мы всё детство провели вместе, и хоть надоели друг другу до отвращения, и ругались постоянно, но, кроме Марата, у меня никогда не было рядом никого по-настоящему близкого. И как теперь можно отойти в сторону и спокойно плакать? И то, что Марек сегодня так упорно ходит где-то поблизости, невзирая на риск, может говорить только об одном: он тоже не хочет меня бросать. Вряд ли он не в состоянии правильно оценить последствия. Но ведь сегодня он столько глупостей наделал только ради того, чтобы со мной повидаться. И помощь вызвал, не боясь засветиться… Стоп! На этой мысли я резко споткнулась. Да, конечно, мне тогда было очень-очень плохо, ещё немного, и я потеряла бы сознание. Но я же слышала всё, что вокруг меня происходило… Ещё раз, медленно. Мне было плохо. Я не могла вызвать помощь сама, потому что для этого нужно дозвониться до центральной гатрийской диспетчерской и представиться, назвав служебное имя и личный код. А у меня кровь горло заливала, я бы не смогла произнести ни слова. И Марек звонил диспетчеру сам. И он сказал «Нарратор, код двадцать два двенадцать»… В этом, конечно, нет ничего удивительного. Если бы он позвонил как Тайлер, ловцы оказались бы на крыше раньше, чем кто бы то ни было. Вопрос в том, чьим именем воспользовался Марат.