26 мая 1943 года в ожесточенных боях на Кубани наша дивизия, отражая массированные налеты вражеских бомбардировщиков, сопровождаемых большим количеством истребителей, благодаря правильно организованному взаимодействию между группами, а в группах - между летчиками, благодаря грамотному управлению воздушным боем с помощью радио, только за один день сбила 30 и подбила 27 фашистских самолетов.
Этот и другие мастерски проведенные бои показали нам, летчикам, преимущества управления боем по радио, роль и значение радиодисциплины, надежной связи в группах и со станцией наведения.
Но радио не только обеспечивало успех в бою. Оно также помогало и при обычных полетах, когда в воздухе складывалась аварийная обстановка. Так, в нашей части заходили на посадку без выпущенных шасси 6 летчиков - Черников, Иванов, Копейка, Голосуй, Никитин, Сеничев. Когда машины были на планировании, пилотов предупреждали с земли, что шасси не выпущены. Самолеты уходили на второй круг, а затем совершали посадку по всем правилам.
4 июня 1944 года 20 самолетов (ведущий Покрышкин) были предупреждены по радио, что аэродром Стефанешты закрыт. Самолеты взяли курс на запасной аэродром и благополучно произвели посадку.
3 июля того же года летчики Торбеев и Стаценко были по радио наведены на Хе-111 и сбили его.
21 июля группа истребителей (ведущий Труд) была по радио перенацелена с КП в другой район прикрытия и вскоре сбила здесь 4 вражеских самолета.
Были и такие случаи. Подбитый Ил-2 заходил на посадку поперек полосы. Летчику немедленно передали на его волне предупреждение, и ошибка была исправлена.
Особенно выручало радио летчиков в бою. Летчик Новиков предупредил ведущего группы капитана Старчикова:
- "Месс" в хвосте!
Сам же атаковал врага и сбил его.
Примерно, в такой же ситуации летчик Ивашко сбил Ме-109, предварительно предупредив ведущего капитана Клубова.
Предупредил однажды Новиков и летчика Еремина, что на него идут в атаку шесть "Фокке-Вульф-190". Но Еремин не слушал сеть, а все время работал в режиме передачи, требуя прикрывать его. И, конечно, был сбит.
Два "Фокке-Вульф-190" пошли в атаку на Покрышкина, о чем его сразу же предупредил летчик Гурченко. Маневр - и один стервятник падает. Второму удалось уйти.
Успешно использовалось радио для оперативной передачи разведданных. За период наступательных операций осенью 1944 года наши летчики передали по радио 23 ценных разведданных. Так, например, летчик Цветков обнаружил в районе Львова танковую группировку и скопление самолетов на аэродромах и тут же сообщил об этом командованию. Еще до того, как Цветков возвратился на свой аэродром, в воздух были подняты до 100 штурмовиков и бомбардировщиков, которые нанесли удар по указанным Цветковым объектам.
Таким образом, как новое средство управления боем радио получило в истребительной авиации признание. Летчики на практике убеждались, какие у него широкие возможности...
СЕРДЦЕ ЗОВЕТ К ОТМЩЕНИЮ
Полковая трехтонка ЗИС-5, кузов которой оборудован деревянными досками-скамейками, держит курс на Люблин. Все места заняты. Машина то бойко катится по асфальту, то, сердито урча мотором, пробирается по разбитой проселочной дороге. Шофер, немолодой и бывалый солдат, осторожно ведет машину, объезжая воронки, еще не засыпанные после боев. Но порой так тряхнет на этих военных ухабах, что мы, сидящие в кузове, хватаемся то за борт, то друг за друга, чтобы удержаться на местах.
Фронт перебросился через Вислу и удалялся все дальше на запад. Не слышно уже было артиллерийской канонады, и земля не вздрагивала от взрывов снарядов и авиабомб. Над нашими переправами все реже появлялись вражеские самолеты.
Но мы все же поглядываем вверх: не появится ли "мессершмитт"? Небо-то прифронтовое, от него всего можно ожидать.
А цель нашей поездки необычная: мы совершаем экскурсию в Майданек. Он только что освобожден нашими войсками, и весть о страшных злодеяниях фашистских извергов разнеслась по всему фронту. Не укладывается в голове, что подобное могли совершить люди над людьми.
Не доезжая километров двадцати до Люблина, машина остановилась. Два польских офицера просят подвезти их. Потеснились, усадили их. Видно, что они фронтовики. У одного рука забинтована и подвязана. Он хорошо говорит по-русски, и когда рассказывает о злодеяниях фашистов, глаза его пылают гневом. Второй, помоложе, почти все время молчит, опустив голову, или в грустной задумчивости глядит куда-то вдаль. Первый объясняет нам причину: вся его семья была увезена гитлеровцами в Майданек. О судьбе своих близких он ничего не знает.
В Люблине они сошли.
За городом, на небольшой возвышенности мы увидели приземистые строения. Это и был печальной известности Майданек. Территория обнесена вокруг проволочными заграждениями в несколько рядов. Между ними оголенные электрические провода высокого напряжения. На небольшом расстоянии друг от друга - наблюдательные вышки, на которых установлены прожекторы. Ночью весь периметр проволочного забора освещался. Охрана дежурила круглосуточно. На ночь выставлялись еще и сторожевые собаки. Гитлеровские изуверы предусмотрели все, чтобы их жертвы не могли вырваться отсюда.
...Взволнованные увиденным, мы внимательно слушали экскурсовода-поляка. Он знает многие подробности: ему довелось испытать участь узника этого лагеря смерти. И только стремительное наступление советских войск спасло его от гибели. Работал он слесарем-водопроводчиком, видел все ужасы, творимые носителями "нового порядка".
- Каждая новая партия узников, поступавших в лагерь, тщательно проверялась по списку, - рассказывал экскурсовод. - Затем вновь прибывших отправляли в баню. В раздевалке узники обязаны были сдать золотые вещи, часы, кольца, чтобы, как им объясняли надзиратели, получить свои ценности после, при выходе. Но никто из них не знал, что за моечным отделением находилась... газовая камера. Люди вовсе и не подозревали, что они обречены, что их ждет смерть. После мытья им предлагали пройти "дезобработку". Двери камеры, до отказа набитой людьми, герметически закрывались, включалась подача газа - и несколько минут спустя все заканчивалось. С противоположной стороны подъезжали автомашины, открывалась тыльная дверь - и в кузовы уже грузились трупы. Их отвозили к специально предназначенной площадке. Тела укладывались штабелями вперемежку с дровами. Остальное довершал огонь.
Такова была участь тех, кого направляли сюда для немедленного уничтожения...
Мы осмотрели эту "баню", затем отправились осматривать лагерь. Здесь находились узники, которых фашисты обрекли на медленную мученическую смерть. Лагерь был разбит на секторы. В каждом секторе, тоже обнесенном проволочными заграждениями, стояли бараки, в которых жили, в ржидании своей очереди умереть, узники. В бараках стояли двухъярусные деревянные нары с матрацами, набитыми сеном. Стояли печки-буржуйки, но дров не давали.
Невдалеке от бани был вырыт колодец глубиной метров семь. На дне его, по центру, был вбит острый штырь. Если кто-нибудь из узников провинялся, его заставляли поднять огромный камень, лежавший у колодца. Это, естественно, было не под силу истощенному, обессиленному "штрафнику". И тогда надзиратели сталкивали его в колодец, узник падал на штырь, который пронизывал его.
Тело очередной жертвы снимали со штыря крючком и выставляли для устрашения непокорных.
За бараками возвышались квадратные кирпичные трубы крематория. Рядом с печами был небольшой кирпичный домик, а в нем - так называемая "операционная". Здесь "хирурги" производили опыты над живыми людьми. Жертву ожидала печь.
Пепел просеивался: изуверы искали ценности, которые, по их предположению, узники могли взять с собой.
Нам показали два больших барака, заполненных обувью. Здесь ее было около двух миллионов пар - различных размеров, начиная с пинеточек, с маркой многочисленных обувных фирм Европы. Обувь эту сортировали. Из поношенной делали выкройки размером поменьше, отправляли на фабрику - шить "новую".