Вот так произошло событие, которого Ланни опасался последние три или четыре года. Нацисты получили Германию! Большинство его друзей не верили в это. Но теперь, когда это случилось, они предпочитали надеяться, что это было галлюцинацией. Они говорили, что у Гитлера не было реальной власти, всё это продлится неделю или две. У немецкого народа хватит ума, правящие классы были компетентны и хорошо обучены. Они смягчат фанатика, и суп съедят холодным.

Но Адольф Гитлер выиграл, и Адольф Гитлер будет держаться. А власть, которой он располагал, и которая была для него самой важной, называлась пропагандой. Он был главным должностным лицом германского правительства, и все, что он скажет, тут же попадет на первые полосы всех газет. Герман Геринг стал министром внутренних дел Пруссии и мог заявить миру по радио: «Хлеб и работу для наших соотечественников, свободу и честь для нации». Карлик Юпп Геббельс, президент комитета партии по пропаганде, стал министром пропаганды и народного просвещения Германской республики. Нацистское движение произошло из пропаганды, и теперь накроет Германию как взрыв.

Гитлер отказался делать какие-либо уступки другим партиям, и, таким образом, вынудил Гинденбурга распустить рейхстаг и назначить новые выборы. Это означало, что в течение месяца страна погрузится в суматоху предвыборной кампании. Но это будет другая кампания! Никаких трудностей с отсутствием средств, потому что Гитлер имел в распоряжении все средства нации, а его выступления стали государственными документами. Геббельс мог говорить все, что захотел, о своих врагах и пресекать их ответы. Геринг, имевший контроль над берлинской полицией, мог бросить своих политических оппонентов в тюрьму, и никто не мог даже узнать, куда их отправили. Это была ситуация, о которой Ади Шикльгрубер мечтал всё время с конца мировой войны. И где еще, кроме как в арабских сказках «Тысяча и одна ночь», такое может случиться, что человек проснулся и обнаружил, что его мечты сбылись?

На посторонний взгляд Ланни Бэдд вёл жизнь светского молодого человека. Он помогал своей жене в её разнообразных светских обязанностях, и когда она принимала гостей, то выполнял с достоинством роль хозяина. Находясь в браке почти четыре года, он имел право на легкий флирт с разными очаровательными дамами общества. Они ожидали этого, а его внешность и умение вести беседу давали ему основание надеяться на успех. Но вместо этого, он отыскивал какого-то дипломата или делового человека и исчезал с ними в библиотеке, чтобы обсудить проблемы Европы. Эти господа оставались под впечатлением широты знаний молодого человека, но они полагали, что он излишне тревожился по поводу нового движения нацизма. Они были сведущи о французской революции и революции в России, но им было трудно признать революцией события, которые происходили мелкими порциями и под искусным камуфляжем. Во Франции не было ни одного состоятельного человека, пользующегося влиянием, который не считал бы нацизм ответом бизнеса большевизму. Когда они читали в газетах, что коммунистов открыто расстреливали по всей Германии, они пожимали своими французскими плечами и спрашивали: «А что, красные жаловались о нарушении законности?»

Огромный счет Ланни по телефонным разговорам с его друзьями в Берлине постоянно рос. Эти разговоры были для него особой формой расслабления. В них тоже принимала участие Ирма. Она брала трубку, когда он заканчивал, и спрашивала Рахель о ребенке или Маму о чем-нибудь. Мамин идиш-английский был восхитителен и похож на номер в водевиле. Ланни беспокоился о безопасности своих друзей, но Йоханнес сказал: «Ну, ну, нечего беспокоить вашу голову, у меня есть гарантии, но, об этом я не могу говорить. Я ношу шапку невидимку».

Он рассказал о последних изящных трюках тех нацистов, чьим мастерством и умением он не мог не восхищаться. «Нет, они сейчас не объявят коммунистическую партию вне закона, потому что, если они так сделают, голоса уйдут к социалистам, и в рейхстаге опять возникнет старый тупик. Но если они позволят коммунистам быть избранными, а затем исключат их со своих мест, то нацисты будут иметь большинство в том, что осталось! Что вы можете сказать о снятии шкуры с кота? Есть девять способов сделать это?[118]»

И как долго разрешат еврею, даже самому богатому, рассказывать сокровенные тайны фюрера по телефону в Париж? Ланни размышлял об этом, и он подумал о волшебной шапке, которую носил Йоханнес, по его словам. Может, он и не обманывает себя, как и многие другие лица, всецело полагающихся на политических авантюристов? Но кто из всесильных нацистов уважал хотя бы в малой степени еврея, или сохранит свои обязательство хоть на мгновение после того, как еврей выполнит свои? Одно дело придти к богатому Schieber просить деньги на борьбу для отверженной партии, но платить долги, когда партия у власти, это две большие разницы, как говорят евреи в Нью-Йорке.

Ланни беспокоился особенно о Ганси, который принадлежал не только к ненавидимой нации, но и к ненавидимой партии, и объявлял об этом публично со сцены. Нацистская пресса заметила его. Они назвали его третьесортным уличным скрипачом, умеющим только фальшивить при игре. Разрешат ли ему фальшивить на красных митингах? Штурмовиков спустили с цепи мстить красным, и как долго это будет продолжаться, пока некоторым ярым молодым патриотам не придет в голову остановить эту еврейскую свинью, оскверняющую немецкую музыку?

Ланни просил Ганси приехать в Париж. Он написал Бесс, которая призналась ему, что боится. Но она была внучкой пуритан, которые никогда не бегали от индейцев. Она заявила, что она и ее муж всегда помогали коммунистам в Берлине, и дезертировать сейчас во времена испытаний будет малодушием, не правда ли? Ланни в ответ утверждал, что великий артист отличается от воина, и не может следовать военному уставу. Ланни написал Маме, сказав ей, что она должна взять на себя ответственность за семью в такое время. Но было не так легко управлять красными детьми, как это было в дни Моисея и Десяти Заповедей.

Тем не менее, еще существовало Провидение, которое вмешалось в человеческие дела. В этот момент популярная в Париже итальянский дива попала под такси. Доброе Провидение не позволило ей серьезно пострадать, было сломано только пара ребер. Но этого оказалось достаточно, чтобы на некоторое время дива прекратила выступать. Новости появились в газетах в то время, когда Ланни и Ирма были в Бьенвеню. Они приехали туда повидать ребенка и принять участие в одном из социальных мероприятий Эмили. Ланни вспомнил, что дива была должна выступать с одним из симфонических оркестров Парижа. Её нужно было заменить, и Ланни попросил по междугороднему телефону Эмили заняться этим. Она знала дирижёра этого оркестра, и предложила Ганси Робина в качестве замены травмированной певицы. Миссис Чэттер-сворт была хорошо известной меценаткой, и было естественно, что она предложила внести свой вклад в фонды симфонического общества в сумме, равной гонорару, который Ганси Робин ожидал получить.

Сделка была заключена. А Ланни должен оплачивать двадцать франков за минуту, чтобы убедить Ганси, что необходимо продвигать немецкую музыку во Францию. Что каждое такое выступление является служением мировой культуре, а также и еврейской нации, в настоящее время так нуждающейся в международной симпатии. После выступления в Париже, Эмили организует вечер в «Семи дубах» и другие выступления, что сделает поездку экономически выгодной.

«Ладно», — ответил скрипач, желая прервать расход франков. — «Я планирую дать концерт в Кельне, а это на полпути».

Ланни попросил: «Ради Бога, не ходите по улицам ночью, и не выходи в одиночку!»

Ланни пропустил свежие новости из Германии, потому что правительство запретило публикацию Vorwarts на три дня, в качестве наказания за опубликование призывов социал-демократической партии во время избирательной кампании. Коммунистические митинги были запрещены по всей стране, и многие коммунистические и социалистические газеты были навсегда закрыты. «Через десять лет в Германии не будет марксизма», — провозгласил фюрер. По всей Пруссии Геринг заменил нацистами начальников полиции, а штурмовики теперь стали посещать политические собрания большими группами, останавливая тех, кто критиковал правительство. Далее, все митинги центристов, католической партии были запрещены. Католическая газета, Germania, где Папен был главным акционером, была закрыта, а затем и Rote Fahne, коммунистическая газета Берлина. Об этих событиях под большими заголовками писала l'Humanit6, а дядя Джесс яростно осудил их в Палате депутатов. Но это, кажется, никак не подействовало на Гитлера.