— Кто-то лжёт, Адольф. Я сказал только то, что говорил тебе: что сейчас время для действий, и что наши враги ничего больше не желают, как задержки, что они могут ослабить нас своими интригами.

— Они ослабляют нас из-за высокомерия и своеволия моих собственных партийных чиновников, потому что эти самонадеянные осмеливаются возомнить себя авторитетными мыслителями. Я и только я думаю за национал-социалистов. Я и только я приказал вам держать язык за зубами — Maul halten[51] — и повиноваться моим приказам, следуйте моим установкам, а не своим собственным глупым понятиям. Твой брат сам превратился в преступника и поставил себя вне закона из-за такого же высокомерия.

— Оставь Отто, Адольф. Ты знаешь, что я порвал с ним. Я не вижу его и не имею с ним никаких дел.

«Ich geb» n Dreck d'rum!»[52] — воскликнул Адольф; он говорил уже на таком немецком. Перейдя на баварский диалект, он добавил: «Das ist mir Sau-wurscht!»⁶².

Он горячился дальше: «Вы остаетесь в партии и продолжаете агитацию Отто в пользу отвергнутой политики. Я капитан этого корабля, и не нужно экипажу говорить мне, что делать, а нужно делать то, что им говорю я. Еще раз, я требую единства перед лицом наших врагов. Поймите меня, я приказываю! Я говорю, как ваш фюрер!»

Ланни думал, что он никогда не видел человека, который так был вне себя от волнения. Лицо Адольфа Гитлера стал багровым, он качался из стороны в сторону, как и говорил, и каждое слово было подчеркнуто движением его пальца, как ударом молотка. Ланни думал, что эти двое, несомненно, будут спорить. Но нет, он увидел, что другой собирается подчиниться. Возможно, он видел, как то же самое происходило и раньше, и научился бороться с этим. Он перестал спорить, не пытался протестовать. Он просто стоял, пока его фюрер бушует, пусть буря утихнет, если она когда-либо сможет стихнуть. Будет океан когда-нибудь прежним после такого урагана?

Ланни много узнал о внутренних делах нацистской партии из бесед с Куртом и Генрихом. Кроме того, в течение лета он читал немецкие газеты, а они были полны сведениями о бешеном партийном конфликте по вопросу о старой программе, которую Гитлер постоянно урезал, пока от нее ничего осталось. Здесь, в Северной Германии, многие нацисты серьезно отнеслись к «социалистической» части своего названия. Они настаивали на переводе в коммунальную собственность универмагов, конфискации помещичьих земель, окончании процентного рабства, преимуществе общего блага перед частными интересами и так далее. Это вызвало очередную гражданскую войну в партии в начале года. Два брата Штрассера, Грегор и Отто, боролись за старую программу и потерпели поражение.

Грегор покорился, а Отто вышел из партии и организовал свою революционную группу, которую гитлеровцы называли «Черным фронтом» и с которой боролись дубинками и револьверами, как они боролись и с коммунистами. Позже, непосредственно перед выборами, была еще одна попытка внутреннего переворота. Бунтари захватил офис партийной газеты в Берлине, Der Angriff, держали его силой оружия и издавали газету в течение трех дней. Ужасный скандал, которым враги движения не преминули воспользоваться.

Так здесь был Грегор Штрассер, лидер номер один организации Рейха. Лейтенант мировой войны, он стал аптекарем, но отказался от своего бизнеса, чтобы выступить против красных, а затем, чтобы помочь Ади подготовиться к пивному путчу. Он, пожалуй, был самым компетентным организатором в партии. Он прибыл в Берлин и создал Sturmabteilung[53]. Гитлер, не доверяя ему, как слишком левому, сформировал новую личную гвардию, Schutz-staffel, или СС. Так появились две конкурирующие армии внутри нацистской партии всей Германии. Какая возобладает?

Ланни размышлял, Гитлер действительно потерял самообладание или это просто линия поведения? Был ли это немецкий способ обучения повиновению — техника сержанта-инструктора по строевой подготовке? Видимо, этот способ сработал, громоподобный голос крупного мужчины сник. Он стоял покорно и принимал взбучку, как школьник, которому приказали снять штаны. Ланни также задал себе вопрос: почему фюрер позволяет иностранцу стать свидетелями такой демонстрации? Неужели он думает, что это произведёт впечатление на американца? Любил ли он власть так сильно, что ему было приятно демонстрировать её в присутствии посторонних? Или фюрер чувствовал себя настолько уверенно, что его не волновало, что подумает кто-то о нем? Эта последняя мысль соответствовала изложению всей его дерзкой и неоднозначной программы в книге, которая продавалась любому в мире, кто имел двенадцать марок.

Ланни снова выслушал всё содержание Майн Кампф. Он узнал, что Адольф Гитлер имел в виду, чтобы перехитрить мир, но по-своему и в свое время. Он имел в виду сдержать свою земельную программу, чтобы порадовать юнкеров, и свою индустриальную программу, чтобы угодить королям стали. И так получить от них деньги и использовать их, чтобы купить оружие для своих СА и СС. Он имел в виду обещать всем и все, и так получить свои голоса. Всем, кроме abscheulichen Bolschewisten и verfluchten Juden[54]. Он хотел получить власть и прийти к власти, и никто не собирался препятствовать ему в достижении его цели. Если какой-либо Dummkopf[55] попробовал, то он раздавил бы его, как вошь, и рассказал ему об этом.

Когда Штрассер решился указать на то, что д-р Йозеф Геббельс, любимый пропагандист фюрера, сказал, что он разрабатывает «комплекс законности», фюрер ответил, что он поговорит с «Юпп-хеном», когда сочтёт нужным. А сейчас он имеет дело с Грегором Штрассером, и говорит ему, что ему не следует высказывать ни слова критики в адрес политики своего фюрера, а следует посвятить свою энергию, чтобы разгромить красных и навести дисциплину в своей организации, которой ей так позорно не достает. Адольф Гитлер торговался с политиками, натравливая их друг на друга, прокладывая свой путь всё ближе и ближе к посту канцлера, который был его целью. Со временем он покажет им всем, и его собственные друзья будут стыдиться своей слепоты и самоуверенности за то, что усомнились в своём вдохновенном руководителе.

Так Ланни получил демонстрацию того, что означает быть хозяином человеческих судеб. Возможно, это было то, что планировал фюрер. После того, как он добился покорности руководителя номер 1 своей организации Рейх и позволил ему уйти, он снова обратился к своему гостю. «Ну, мистер Бэдд», — сказал он, «Вы видите, как надо заставить людей работать на дело. Вы не хотели бы приехать и помочь мне?»

Ланни промолвил: «Я боюсь, что у меня я нет данных для такой задачи». Если и были следы сухости в его голосе, то фюрер их пропустил, потому что он дружелюбно улыбнулся, и, казалось, что он считает, что проделал сейчас очень хорошую работу.

Долгое время спустя Ланни узнал от Курта Мейснера, что фюрер думал об этой встрече. Он сказал, что молодой мистер Бэдд был типичным представителем американских привилегированных классов: красивый, спокойный и совершенно бесполезный. Для партии будет очень простой задачей расколоть эту нацию на части, а национал-социалистическому движению взять за неё ответственность.

В декабре Ирма и Рахель завершили свой потрясающий подвиг, сохранив соглашение друг с другом и со своими семьями. Теперь они были физически и морально свободны. Состояние двух крепких младенцев было отличным, указывая, что Руссо и Ланни были правы. Мало-помалу ненасытных малышей научили пить молоко реальных коров, а не его имитацию. Они почувствовали вкус фруктовых соков и мякоти чернослива, кожура с которого была тщательно удалена. Наконец, молодые мамы могли сыграть партию в бридж без перерыва в середине игры.