Радует, что библиотекарь на работу являлся рано и опаздывать привычки не имел. Когда я выступила из тени, он дал мне знак, чтобы не светилась и подходила к заднему входу.
- Тебя ищут. Стража.
- Знаю, поэтому и пришла. Мне нужно пересидеть до завтра. А еще твоя помощь.
- Что произошло? Ни за что не поверю, что наша принципиальная малышка замешана в убийстве.
- Жрец был уже мертв, когда я доставила заказ. Я его не убивала.
- Располагайся, рассказывай, - Рахул впустил меня в потайную комнатку.
Библиотекарю я выдала немного подправленную историю своих приключений. По ней, мне помогли сбежать в обмен на помощь в поиске артефакта, сведений о котором у самого заказчика было крайне мало. Поэтому мне позарез требовалось отыскать хоть какие-то зацепки в книгах. Практически даже не соврала, просто упустила детали, в том числе, личность заказчика и то, что артефакт уже у меня. Только вот отдавать его Повелителю, не выяснив правду, мне почему-то не хочется. Рахул покивал моему рассказу и, пообещав вскоре принести нужные мне книги, ушел.
Скинув пропахшие канализацией сапоги и верхнюю одежду, я развалилась на потертом диване. Полчаса убила, чтобы распутать узлы на шнурке артефакта, помогая себе найденной на столике булавкой. Разрезать было бы проще, но ножа у меня не было. Кулон повесила на шею, спрятав под рубашку, и осторожно открыла свой трофей. Книга оказалась дневником того самого лекаря.
"Дорогая моя Мария, надеюсь, когда-нибудь ты сможешь меня простить за все, что я сделал, и особенно за то, что сделать не успел. О многом я не могу написать, чтобы не подвергать опасности тебя и людей, которые мне доверились. Впрочем, все мы давно уже подвергли себя еще большей опасности, предав забвению судьбу Южного Оазиса и добровольно уступив право извлекать уроки из этой истории нашему врагу."
Интересно, кто эта Мария, жива ли она сейчас?
Многие страницы дневника слиплись, чернила местами совсем выцвели. Вкупе с ужасным почерком и привычкой лекаря вставлять слова на незнакомом мне языке, это очень осложняло чтение. Следующая после обращения к загадочной Марии читабельная запись нашлась на двадцатой странице. Сухими, лишенными эмоций фразами лекарь описывал происходящее с пациентом. Насколько я смогла понять, бедолага действительно пострадал от когтей снежного барса, оказавшегося не простым зверем, а природным духом. И теперь дух, получивший доступ к юноше через нанесенные им раны, боролся с человеком за право властвовать над его телом и разумом. А ведь этому мальчику, считавшемуся воином, было от силы лет тринадцать. Впрочем, зверя, ранившего его, мальчик сумел одолеть, и значит, воином он назывался по праву, несмотря на юный возраст. Меня передергивало от ужаса, когда я читала, что лекарь проделывал с Фахдом - так звали пациента, или, правильнее будет сказать, подопытного. Лечение больше походило на пытки, подробное описание которых лекарь заносил в свою рабочую тетрадь. Фахда постоянно держали в цепях, на нем пробовали снадобья, от которых его буквально ломало. Похоже, что целью этих экспериментов являлось убить пациента как можно более жестоким способом. Что было не так и просто, учитывая, что тот демонстрировал присущую духам-оборотням живучесть.
Дневник лекаря захватил меня, но глаза слипались неимоверно, и я не заметила, как уснула. Впечатления долгой ночи, смешавшись, воплотились в причудливый сон. В столбе голубого света танцевали песчинки, сплетаясь в силуэт дерева. Дерево тянуло ко мне ветку с двумя золотистыми листьями. Прожилки одного из листьев почернели, и он был готов оторваться, но странные черные нити-усики удерживали лист, цепко обвивая ветку. Нити тянулись к стволу и смотрелись неприятно, будто дерево было поражено болезнью. До второго листа нити не добрались, но его золото было тусклым, словно лишенным света. Фоном к моему сну, почти на грани слышимости, звучал мамин голос, нашептывающий считалочку. В груди разгоралось тепло, с горячей щекоткой сползая по руке и собираясь в правой ладони. "Буду я теперь водить," - прошептала я последнюю строчку стишка и протянула к ветке ладонь с пульсирующей на ней меткой. Жар в груди стал невыносим, и видение потонуло в золотом свете, в котором на миг проступили сияющие желтые глаза оборотня в серебряной маске, тут же сменившись окутанным тьмой ликом Повелителя. Подавившись криком, я проснулась. Ощущение жара в груди осталось, и шло оно от артефакта. Я потянула за шнурок, доставая кулон. Голубая капля светилась, постепенно угасая, и в этом свечении виднелись золотые контуры дерева Оракула.
Шаги на лестнице, ведущей в мое временное убежище, заставили меня вздрогнуть и спрятать кулон под рубашку. Дневник я сунула между подушками дивана. Вернулся Рахул, принесший, помимо книг и письменных принадлежностей, еду, ведро воды и сверток с чистой одеждой, полотенцем и мылом. И любопытные новости: мой насчастливый заказ через гильдию не проходил, хотя приглашение на встречу с клиентом я получила по обычным каналам. Глава приказал провести расследование внутри гильдии. От меня требовалось описание клиента, которое я и предоставила.
Я перекусила и, приведя себя в порядок и переодевшись, взялась за библиотечные книги. Стопка казалась внушительной, но большинство книг я забраковала. Однако, кое-что интересное все-таки нашлось. Просматривая подборку Двенадцати (по числу Оазисов) Сказаний об Оракуле, заметила, что в одной из книг присутствовало еще одно, тринадцатое. Двенадцать Сказаний - это хроника открытия источников магии жизни, Оракулов, двенадцатью магами, исследовавшими Мировую Пустыню в поиске спасения для гибнущего от наступающих песков человечества. Магам удалось договориться с Оракулами, став их первыми Повелителями. Направляемая Повелителями магия Оракулов дала жизнь Двенадцати Оазисам. Способность управлять Оракулами передалась наследникам крови первых Повелителей. За прошедшие тысячелетия династии Повелителей не прерывались ни разу, и Оазисы процветали. А потом случилась трагедия, повлекшая за собой гибель Южного Оазиса.
Обнаруженное мной тринадцатое Сказание можно было назвать скорее сказкой, чем хроникой. Оно повествовало о том, что тысячелетия назад между могучими ифритами разразилась война за господство над миром. Люди были лишь песчинками под ногами всесильных сущностей, которым не было дела до людских страданий. Однако, один из ифритов понял, что война приведет мир к гибели. Он выкрал источник магии жизни и спрятал его глубоко под землей, запечатав ритуалом, для которого отдал свою кровь. И перед смертью, призвав двенадцать человеческих магов, наделил их Каплями Истинной Крови и наказал хранить источник. Именно Капли Истинной Крови, носителями которых стали люди, давали доступ к магии источника через его проявления - Оракулы.
Сказка? Да, ведь злобные ифриты - это всего лишь персонажи детских баек. Но Капля Истинной Крови... При виде артефакта Серебряная Маска произнес именно эти слова! А что, если в этой сказке больше правды, чем в официальной версии Сказаний? Что, если на самом деле ключом к силе Оракулов были не капли истинной крови первых Повелителей, а артефакты с таким названием? Это бы гораздо лучше, чем просто кровное родство, объяснило непрерывность власти Повелителей на протяжении тысячелетий. Ведь человеческая жизнь хрупка и полна случайностей. Да что там, и в нашем Оазисе были Повелители, не имевшие официальных наследников. Но у них всегда объявлялся какой-нибудь внебрачный отпрыск. Возможно, что так вовремя находившиеся потомки не были кровными родственниками Повелителей, но Оракул признавал их благодаря артефакту. Что же произошло в Южном? Жрец, пытавшийся подчинить Оракул после гибели их Повелителя, не знал об артефакте, или их Капля погибла вместе с последним Повелителем? Я склонялась ко второму варианту.
Итак, что мы имеем, точнее, кого. А имеем мы три действующих лица, связанных с этой историей. Я разложила перед собой три листа бумаги, на которых старательно вывела буквы "П" (Повелитель), "Ф" (оборотень, Фахд) и "Л" (безымянный пока для меня лекарь).
