— Акцио, — выдохнул он, ни на что не надеясь, просто, чтобы что-нибудь сделать. Но воздух колыхнулся, и новенькая, но уже вышедшая из моды “Молния”, загарцевала рядом с его правой рукой.

Гарри задохнулся от смеси восторга и стыда.

— Драко, ну зачем ты, — пробормотал он, не сводя глаз с танцевавшей рядом метлы.

Впервые в жизни он смотрел на ситуацию глазами Малфоя, и ему все это ужасно не нравилось. Сейчас ему самому было так же больно, как больно было когда-то Малфою.

— Я просто дурак, — Гарри уткнулся головой в колени, и метла послушно улеглась рядом с ним, как верный сторожевой пес.

— У вас проблемы? — каркнул над ухом неприветливый голос, и Гарри, очнувшись от тягостных мыслей, понял, что уже достаточно долго сидит закрыв руками лицо и полностью погрузившись в нерадостные воспоминания.

Встрепенувшись, он помотал головой, показывая гоблину, что его помощь не требуется, и тот, недовольно ругаясь себе под нос о том, что он не собирается торчать здесь всю ночь из-за посетителей, которые сами не знают, чего хотят, оставил его одного.

Его брань возымела эффект, Гарри, испугавшись, что не успеет прочитать все, лихорадочно зашарил глазами по полкам. Следующее письмо вынырнуло на его призыв из-за корзины с сердцами и неспешно подплыло к нему.

“Что меня в тебе больше всего бесит, Поттер, так это то, что ты, оказывается, еще змееуст. Неужели ты настолько тупой и не понимаешь, что даже это знак того, что ты просто обязан был оказаться с нами на Слизерине? А ты вместо этого учишься на вашем кретинском факультете, носишь тошнотворный бордовый цвет, который совершенно тебе не идет, и водишь компанию со всяким отребьем. А еще, знаешь что, Гарри Поттер, поверь, мне совершенно плевать, что ты не сел на мою метлу и предпочел летать на каком-то старье мне назло. Думаешь, ты такой крутой и особенный? Да я тебе ее просто прислал, чтобы ты понимал, кто есть кто в магическом мире. Хотя, конечно, мальчик-который-выжил будет летать на чем попало, лишь бы только не замарать свои руки о подарок слизеринца, да? Так вот успокойся, больше я тебе ничего дарить не буду. Да у меня полным-полно тех, кому можно дарить подарки, ты мне не нужен.

И вообще, неужели ты, Поттер, такой идиот, что думал, я не узнаю тебя под обороткой? Три раза ха! Да я тебя под чем хочешь узнаю! И мне до сих пор приятно вспомнить, как вы с Уизли драпали из наших подземелий. И не думай, что я все еще хочу дружить с тобой. Да мне давно уже на тебя плевать. А этот пустяк я шлю тебе только лишь потому, что у меня их все равно сто штук раскидано по всему дому, и домовики просто устали их выбрасывать. Не понравится, отдашь своему нищеброду. Он такого в жизни не видел. Пока, идиот. Не кашляй!”

Гарри в руки мягко спланировала коллекция марок. Наверное, очень дорогая коллекция, как и все остальные подарки Малфоя. Тем более, что Гарри знал — марки в магическом мире за ненадобностью были, скорее, предметом роскоши и очень ценились. Гарри поднес их поближе к глазам. Мифические чудовища на разноцветных прямоугольниках двигались, широко разевали рты и принимали агрессивные позы. По тонкости работы, по глянцевой дорогой бумаге, было видно, что эти марки не продаются на каждом углу. Гарри никогда таких прежде не видел и подозревал, что Малфой их искал специально. Для него. В носу защипало, и Гарри поспешно поднял глаза к потолку. Какая ирония судьбы — он сидит в почтовом хранилище и, читая поток малфоевских гадостей, чуть не рыдает от жалости к школьному врагу и злости на самого себя. Наверное, в свое время это письмо его только лишь разозлило бы, но теперь Гарри видел за ним большее. Гораздо больше того, чем Драко хотел ему показать. И сейчас Гарри чувствовал его боль и обиду, как свои собственные.

Марки тихо шевельнулись в его руке, и Гарри не выдержал и шмыгнул носом.

— Драко. Прости меня, — тихо попросил он у двенадцатилетнего мальчишки, которым был когда-то Малфой. — Я ведь не знал, — жалобно пробормотал он гигантскому ящеру на самой красивой марке, чувствуя, что и ему самому сейчас не больше двенадцати лет. Ящер зашипел на него и отвернулся, и Гарри был целиком с ним согласен. Ведь он так обидел своего друга. Так сильно обидел.

Повлажневшими глазами он посмотрел на подлетевший новый свиток, который был уже непривычно тонким, и обреченно протянул к нему руку. Он заранее представлял, что может быть в этом письме.

“Дементоры, Поттер? Серьезно? Вот это номер! Да если бы я знал, что ты как девчонка позорно валишься от них в обморок, я бы с самого начала даже разговаривать с тобой не стал. Слишком много чести. И вот еще что, Поттер, меня достали твои дружки. Рыжий урод, твой дебил дружок-великан и твоя грязнокровка, которая, если думает, что раз она девчонка, то может распускать теперь руки. Так вот, передай им всем, что в следующий раз я уже не сдержусь и дам сдачи. Я знаю, что ты считаешь меня слабаком, потому что Грейнджер мне врезала, а я не ответил. Я видел, как вы торжествующе хохотали. А я тебе скажу, что только такой слабак, как твой Уизли, может ударить девчонку. Но тебе этого не понять. Видимо, магглы не слишком заботились о твоем воспитании, как и уизлевская мамаша. Так вот, знай, Поттер, вы все мне противны! Ты даже не представляешь, как вы достали меня! Я хочу, чтобы вы сдохли. Все вместе! И Блэка с собой прихватили! Подходящая компания подобралась. Ты всех их достоин.

Не знаю, зачем вообще пишу тебе это письмо, наверное, по привычке. И вот еще что, держись от меня подальше в этом году, Поттер! Это письмо последнее, и я просто пишу его, потому что ты должен знать — я тебя ненавижу! Слышишь, ты, шрамоголовый урод? Я ненавижу тебя! И всегда буду тебя ненавидеть. Всю жизнь!”

Письмо выскользнуло из пальцев и медленно спланировало на пол. Рука привычно метнулась к шраму, и Гарри машинально потер лоб рукой. Дьявол! Да что с ним не так?! Гарри в ярости стукнул кулаком по ближайшей балке. От его удара по всей конструкции внезапно пошел низкий гул, и не успел Гарри ничего сообразить, как свертки пришли в движение, и на него внезапно рухнула откуда-то сверху посылка, сразу же заверещавшая дурным девичьим голосом: “Люблю глаза зеленые! Хожу в тебя влюбленная!”. Вслед за ней на голову Гарри посыпались мелкие розовые сердечки и блестки, и он, в бешенстве вскочив с места, ринулся по проходу.

Гарри старался мчаться так быстро, чтобы мысли за ним не успевали. Но они все равно нагоняли его и зудели, зудели в уме: “Тупоголовый кретин! Только этого ты теперь и достоин — этих воплей, сердечек и пошлых стихов. Потому что ты сам оттолкнул его, и его в твоей жизни уже нет и не будет. Потому что ты попросту не заслуживаешь быть с ним рядом”.

Гарри бежал, уже не замечая ни красивых узоров на потолке, ни простора, ни солнечных лучей в витражах. Весь мир сузился до трех жалящих слов. “Я тебя ненавижу”. Гарри никогда не думал, что внутри может быть так по-настоящему больно. Больнее, чем Круциатус, гораздо больней. Ну почему в его жизни все так пусто и глупо? Драко хотел с ним дружить, искренне, по-настоящему. Даже когда узнал Гарри ближе, даже когда они враждовали, все равно хотел. Но в итоге не выдержал их возрастающей ненависти и сломался. Он по-настоящему возненавидел Гарри. А Гарри, не успев найти свою драгоценность, тут же всё потерял.

Стараясь сдержать рвущиеся наружу слезы, Гарри остановился возле гоблина и протянул ему ключ. Все вокруг стало таким серым, что даже яркие камни на зеленом камзоле казались потухшими и неживыми.

— Уже все прочитал? — скрипуче осведомился гоблин, не делая ни малейшей попытки взять ключ у него, и Гарри молча кивнул, глядя в пол.

Он не знал, что теперь делать. Просто не представлял. Драко возненавидел его, и Гарри безоговорочно признавал, что заслужил это. Малфой кричал ему о своей ненависти, а Гарри сквозь эти крики слышался горький стон о разбитых мечтах и надеждах. Он думал, что причинил Малфою боль Сектумсемпрой. На самом деле он сделал ему гораздо больнее, разбив его детские мечты. Чего бы Гарри сейчас только ни отдал, чтобы схватить Малфоя и притиснуть к себе, что есть силы. Обхватить руками за шею, крепко-крепко прижать и прошептать в самое ухо: “Драко, не надо. Все будет так, как ты хочешь. Я больше никогда тебя не обижу”. Но черт побери, всё уже поздно. Поздно!