Она замолчала, задумчиво смотря куда-то в глубь леса, туда же куда смотрела Дануха. Обе сидели, обе смотрели в одно место и обе не смотрели никуда. Тут Хавка встрепенулась, как будто вспомнила что-то и толкнув локтем гостью и смотря ей в лицо, сказала:
- Так это, слышь? Поначалу то он сюда должен притопать, к Ладу. Так тут и встретитесь. Идти тебе всё равно некуда. Со мной покуда поживёшь.
- Меня в еги-бабы не саживали. Да и некогда мене Хавка у тебя рассиживать. Хотя, раз Данава, говоришь, сюда явится, то, пожалуй, дождусь, если покормишь, - и Дануха улыбнулась, посмотрев на прибитую вестями хозяйку.
- Ой, да чё это я, - всплеснула руками Хавка, вскакивая с бревна, - а ну давай за стол.
Дануха перешла к столу и не спеша, с достоинством, держа себя в руках, не смотря на зверский голод, приступила к трапезе. Хавка металась от стола в избу, из избы в баню, из бани куда-то за избу. Натаскала на стол, похоже, всё, что у неё было. Мельтешила, пока Дануха не пресекла её:
- Да хватит тебе мельтешить, аки муха над кучей. Сядь, посиди. Я не спешу никуда. Успеешь ты свою баню стопить.
- А чё ж ни побегать-то. Без тебя совсем заскучала, засиделась, а ты припёрлась, вот теперь бегаю, радуюсь, - но ходить всё же перестала и села рядом, - слышь, Данух? Вот бегаю я, бегаю, да думу думаю. Как это ты опосля нежити, которая тебе как следует приложила, чё еле из реки выкарабкалась, ещё и с волком дралась? Что-то у меня в башке ни складывается. А где врёшь, ни пойму.
- Ну чё ж ты за гнида везде пролазная. Вот до всего дороется. Всё ей скажи, да выложи, - она сделала паузу, что-то обдумывая, а затем тихо пробурчала себе под нос, тоном сознающегося нашкодившего пацана, - Водяница меня залечила. Понятно? А о чём с ней речи держала, расслабься и подотрись. Не твоего ума дело.
- Вот, - радостно оживилась Хавка, задирая свой кривой пальчик к небу, - теперь другое дело. Типерь вижу, чё ни врёшь, а лишь ни договариваешь. От лучшей подруги утаиваешь. Я тебя тут пою, кормлю. Баню вон затопила.
- Хавка, - назидательно погрозила ей пальцем Дануха, - отстань. Не дура ведь. Любопытная ты больна, не погодам.
- Так тем и живу, Данушка, - состроив обиженное детское выражение на лице, выпятив нижнюю губу, прогнусавила Хавка, - больше знаю, меньше сплю. Меньше сплю, больше дел успеваю переделать. А без этого я б давно б сдохла, - тут она резко стала серьёзной и продолжила уже как бы говоря сама с собой, - а то что ты неспроста живой осталась, я ещё при сказе твоём поняла. Я ведь тоже кое-что об этих кровопийцах знаю. Да, еги-баб они не трогают. Колдунов наших, ни рыба, ни мясо, тоже по лесам не ловят, а остальных, кого продать арам не смогут, прибивают всех и никого ещё в живых ни оставляли. Ты вроде как первая будешь. А я только слыхала уж об восьми перебитых бабниках. Значит ваш будет девятый. И ты единственная, кому посчастливилось живёхонькой остаться, да после этого с Водяницей погуторить. Нет, это не счастье, и не случай. Это значит колёсико судьбы твоей покатилось по особой тропочке. И чует моя ведьмина задница, чё и ко мне ты пришла ни за просто так. Помочь я тебе чем-то должна, да пока не пойму, чем. Давай, подруг, колись, орех ты двух половинчатый. Одна голова хорошо, две всяко лучше. Я ж знаю, как эти мокрые Девы воду водой разводят. О чём сказала? Подол обмочишь, два измажешь и с разбегу ни поймёшь и в припрыжку ни проглотишь.
Хозяйка замолчала, давая время гостье обдумать.
- Да, уж, - начала Дануха в глубокой задумчивости, - Дева узлов навязала до вязальной вязани. Вязать эту вязань, не перевязать, да ещё останется. А помощь, пожалуй, не помешает.
И Дануха решилась всё рассказать. Она стала рассказывать ещё потому, что слова Девы всплыли в её памяти, мол не отталкивай никого, кто "к тебе придёт". Хоть не Хавка к ней пришла, а она к Хавке, но Дануха разницы не видела. К тому же держать язык за зубами на эту тему Дева запрета не давала. На этот раз Хавка слушала по-другому. Постоянно по мере изложения, одёргивала вопросами вплоть до того, "как посмотрела", "как улыбнулась", "чё руками делала". При этом всякий раз получив ответ, издавала "Ага!" и кивала головой с чем-то соглашаясь. Как будто только теперь ей стало всё понятно. Хотя о том, что один закон Дануха уже родила, всё же умолчала. Почему? Сама не скажет. Она пока вообще не знала, что будет делать. Как сёстрами обзаводиться? Она вообще слабо себе представляла, как это будет выглядеть, не думала об этом. По сути только сейчас впервые задумалась и то наскоком, а тут Хавка ошарашила, как мыслей её наслушавшись:
- Молодняк тебе вокруг себя собирать надо, - вдруг выдала она, - супротив этих мразей. Наших немощных колдунков по рукам вязать. Пусть то же помогают.
Хавка сидела с закрытыми глазами, раскачиваясь вперёд, назад, как будто в дрёме какой. Голос её был тихий, на распев, ровный.
- Ладно, - неожиданно резко закончила она, вставая, - пока остановимся. Подумать надобно. Давай-ка снимай свою шкуру с рубахами тут, а сама в баньку ступай, отмокать, а я потом лечебки кой какие занесу. Рубах на твоё пузо у меня нет, конечно, так что придётся эти латать. Давай, давай отрывай свой жир от бревна, ишь пригрела, того и гляди зацветёт, коряга да лист пустить.
Дануха с радостью приняла приглашение и долго себя уговаривать не заставила. Скинула все одёжки на бревно. Они тут же на пару рассмотрели Данухину распоротую когтями грудь, борозды на которой набухли, багрово покраснели вокруг и заметно стали болезненней, на что Хавка потыкав своим скрюченным пальчиком в больную титьку, сморщилась, как от противности и пошла в избу, видно мази, да примочки готовить. Дануха, тем временем, пошла в баню, где распласталась на пологе, растеклась телесами и мыслями по горячему дереву и не заметила, как от усталости, недосыпа и сытного ужина, заснула...
И видела Дануха сон будто Дедова седмица на дворе. Сон странный, до сели небывалый, но не в том смысле что снилось, а как это делалось. Было всё как наяву, как по-настоящему. Вместе с тем, Дануха во сне, точно знала, что это сон. С нею такого раньше никогда не бывало.
Вообще-то Дедова седмица начиналась через шестнадцать седмиц от Купальной, то есть от зачатия. Где-то средина ноября. Деды - изначально предки только по женской линии. На Дедовой седмице справляли помин по усопшим. Устраивались ритуальные плачи. Для душ предков накрывали стол. Пищу не жгли, так как души были не на небе, а ходили по земле среди живущих. Это была последняя седмица, когда они были рядом. После поднимались на небо и до весны на землю не спускались. В эти дни было принято давать обеты - обещания, выполнить что-либо или сделать что-лило нужное и имеющее значение. За выполнение обета осуществлялось любое заветное желание. Данный зарок необходимо было выполнять в полном молчании. Для Дедов топили баню, но сами не мылись. Нельзя было не только купаться, мыть голову, но и умываться и вообще касаться воды.
Дануха видела сон, что была у себя в куте и накрывала стол для душ Дедов своих. Что будто настала Дедова седмица и к ней вот-вот заявятся её предки: мама, её мама, должна была ещё большуха прежняя заглянуть, с которой пирог рыбный пекла, при передаче бразд правления в бабняке, бабы её прежнего бабняка, в котором сама в молодухах хаживала и кого уже нет на этом свете. Откуда знала кто придёт? Это вы у себя во сне спросите. Откуда такие вещи знаете. Просто знаешь и всё.
Реалистичность всей виденной картинке придавала Воровайка. Эта дрянь скакала по столу и чуть не в каждое блюдо свой клюв совала, а в грибочки солёные хвост свой длинный сунула, а лапами, как собака зарывать стала. Не выдержала такого непотребства хозяйка и веником её со стола смела, да так смачно сороке прилетело, что аж перья по вылетали из бедной. Та в поленницу припечаталась, соскочила, ощетинилась, да как заорёт человеческим голосом:
- Я всё твоей маме скажу, как ты со мной обходишься!