-- В первые недели войны в лесах под Уллой находились тысячи красноармейцев, и даже мелкие формирования, -- вспомнил Игнат один из услышанных в тех местах рассказ. -- Один лейтенант встал на возвышение и стал призывать организовываться поротно, побатальонно, выходить из окружения, прорываться. Не проговорил он и пяти минут, как другой офицер его тут же застрелил.

Так закончил он невесёлый рассказ, который для него стал эпопеей.

-- С предателем наверно расправились тоже по закону военного времени, с миром, думаю, не отпустили... -- Андриана была возмущена поступком военных, когда на их глазах убивают лучших.

-- После выстрела несколько человек приподнялись с оружием, но стрелявший офицер направил в их сторону пистолет и скомандовал: "Сидеть!" -- передавал услышанный рассказ Игнат.

-- Лучше спросите себя: "Кто мы?" -- говорили приподнявшимся бойцам другие военные, сидящие рядом, видимо, бывшие заодно с диверсантом. И тут же пояснили:

-- Брошенные мы.

-- Офицер, который был там и рассказал мне эту историю, взял свой вещмешок, до его дома было километров около двадцати, и пошёл домой. Спустя годы мы с семьёй снимали дачу в Бродах, живописном месте под Уллой, он был хозяином дома, -- договорил Игнат.

-- Испугался?

--Говорил, что не струсил. Неизвестно, сколько переодетых в нашу офицерскую форму человек находилось среди оставленных в лесу бойцов, подстраховывало диверсанта. Немецкая разведка работала хорошо. Просто так умирать не хотел никто. Остальные группами, в одиночку стали расходиться тоже. Родина у каждого оказалась своя.

-- О чём вы?! -- засмеялась Андриана. -- Родина одна!

-- Только понятие Родины у каждого разное. Деникин и Дзержинский -- оба отвечали за Родину и любили её. Каждый человек понимает и видит её по-своему. Сколько людей, столько и мнений. Нужно, чтобы Родина для человека не оказалась мачехой.

-- Всё так сложно, -- согласилась Андриана.

-- Судя по всему, война так и не прекратилась, и конца ей не видно, всё решается по принципу: да или нет, -- отметил Игнат.

-- Так что же тогда может принести нам всем устраивающее единство? Вы много видели и слышали, -- поинтересовалась спутница.

-- Я специально затронул Сальвадора Альенде. Только демократическое устройство. Его социалистическая партия принимала всех, стараясь найти точки соприкосновения, работала со всеми. Он был мыслителем. Другого никто не предложил, -- высказал Игнат свои когда-то зародившиеся предположения.

-- Его партия и расплатилась своим народом, -- сказала Андриана.

-- Неправда, заговор как основа террора помешал великому началу этого человека, -- не согласился Игнат. -- Мы остались без опыта демократии, чёрное зло расправилось над здравым смыслом.

-- Каждый отвечает за свою Родину лично, вы только что об этом сказали, -- заметила Андриана.

-- Нужно, чтобы все жили по законам достигнутого единства, тогда за неё можно в одинаковой мере требовать ответа с каждого. Это лучше, чем постоянная борьба за светлое будущее для всех и для каждого, -- ответил Игнат.

-- А вот этого я не предлагаю, -- отстранилась рукой Андриана.

-- Исключите воровство -- порождение алчности. Пусть каждый создаёт свой капитал своим трудом, а не крадёт у всех подряд -- это не моё, а древнее открытие -- об этом говорят заповеди Божьи -- тогда наступит согласие, -- Игнат понимал, что сейчас Андриане трудно понять смысл его слов. Пояснил кратко:

-- Для всех истина одна -- пусть каждый живёт свободно, не затрагивая интересов соседа.

-- Утопия, -- усмехнулась Андриана.

-- В конце концов, вы скажете мне, где и кем работаете, над чем трудитесь? -- не вытерпел Игнат.

-- Сейчас я занимаюсь единством противоположных начал. Вы подвернулись мне вовремя.

Игнат подумал: "Как-то уж всё ко времени и к месту у неё получается", заметил:

-- Только терпимость сторон даст согласованное понятие ценностям в вашей работе. Мир -- это большая семья.

-- Этот кусочек мной уже принят, -- заметила Андриана.

-- Кто-то же должен взять на себя непосильную для остальных ношу и объяснить, что ведёт к безобразиям, опутавшим наши судьбы, -- сказал Игнат, улыбнулся спутнице: -- Рад, что хоть один человек всё же не отказался от трудной работы.

-- Боюсь, что самый нужный из вопросов опять останется на потом, и мы по старинке будем делить всех на врагов и друзей, -- сказала Андриана. -- Своё время оставим как прошедшую историю для литературных сюжетов, не больше.

-- Самое скверное, когда жизнь человека не является уроком, и плохое, и хорошее скрывается, -- напомнил Игнат.

-- Каждая жизнь -- это общее достояние. По ней учатся люди, -- задумчиво проговорила собеседница. -- Плохо, когда такой фундаментальный материал утаивается, проходит мимо. Какая-то игра, только кто с кем, для чего...

-- Почему мы однобокие, даже тогда, когда свободные? -- удивлялся Игнат.

-- Первый раз в жизни вижу свободного человека. Вот этот ветер свободный, -- подставляя под порыв ветра лицо, пояснила спутница.

-- Какая у него свобода, когда дует он на перепадах давления? Где давление ниже, туда и несётся, -- напомнил он очевидное и всем известное со школьной скамьи.

-- Потому что он тёплый и сухой, несёт с собой запахи леса -- всё, что нужно для радостной жизни, -- сказала Андриана. -- И улыбается всему миру.

-- А в том ветре, что нёсся над чёрным плато пустыни у Чукикомато, свобода не только чувствовалась, она страшила меня своим воем на разные голоса. Потому что она одновременно несла мотивы как алчных, продажных, так и добрых доверчивых людей, -- сказал Игнат.

-- Вот и надул тот шакалий плач беду на страну, -- сказала, как в подтверждение его слов.

-- Днём ветра не было, а с темнотой он выбирался из своего укрытия и с каждым часом всё больше усиливался. С восходом, с зарёй вой и плач пропадали, -- вспоминал Игнат встретившиеся в жизни чудеса.

--Где вы там жили, что постоянно слышали по ночам плач ветра?

-- Жили мы в отдельном оазисе, где до нас жили прибывавшие с рабочим визитом диктатор Кубы Батиста, потом Фидель Кастро, другие, -- заметил Игнат.

-- Два полюса в политике?! А какие отношения сложились между людьми в той стране, хотя бы во время вашей поездки? -- сразу поинтересовалась Андриана.

-- Не знаю, что и сказать, -- пожал плечами Игнат. -- Если ответить кратко, в момент нашего пребывания там был социальный клуб. В нём и запрятаны все их общественные отношения.

-- А что это такое? -- название заинтересовало.

-- Обычный наш дом культуры, только устроен по социальному принципу, -- говорил Игнат.

-- Значит, существовали различия, -- старалась разгадать смысл такого клуба Андриана. -- Иначе социальным его бы не называли. У нас тот же принцип: директор и уборщица.

-- Территория клуба поделена на участки. Работник отдыхает, обедает на своей площади.

-- Вас к какой категории отнесли, или вы ходили, куда пускали? -- она представила пытливых путешественников, которым нужно везде побывать и всё увидеть, чтобы обо всём рассказать дома.

-- Утром на завтрак, днём в обед и вечером на ужин в клуб всегда заходили в обществе переводчицы и руководителя, и находились только на территории этого руководителя.

-- А как или чем отличалось это место? -- задала вопрос, не могла понять, как можно поделить площадь в общем зале.

-- В обеденном зале для приёма гостей стояли столы на четыре человека. Территория вокруг была обнесена декоративным украшением из металла в виде ограждения. При нас никто на территорию руководителя без его приглашения или сопровождения не заходил.

Другие площадки были меньших размеров, в зависимости от должности -- заместитель или начальник другого ранга. Их территории были огорожены, как-то не так, но всё равно тоже выделялись железным рисунком. Остальная общая территория отводилась для сотрудников, случайно зашедших людей. Там стояли столики, бар -- стойки, как повсюду у нас.