Бери-стрит, 27, Лондон

Утро 19 марта 1788 г., среда

Дражайший мой Генри!

Утром я была рада обнаружить вас дома, и, видимо, в полном благополучии, хотя и чрезмерно выпившим накануне, судя по тягости вашего сна. Наша тесная компания была очень озабочена тем, что накануне вы не смогли прибыть в харчевню после вечернего представления. Все время ужина мы ждали вас, но тщетно!

Мисс Коул была заметно раздражена тем, что видела вас за продолжительной беседой с миссис Райт и ее младшей сестрой, мисс Пирс, до сих пор ищущей жертву, за которую ухитрилась бы выскочить замуж. Сестры эти посещают наш театр регулярно, но мисс Коул клялась и божилась, что миссис Райт строит коварные планы на предмет кого-то из «Роялти». Более того, она твердо уверена, что эта леди добивалась именно вашего внимания.

Я, признаться, никак не могла припомнить, кто такая эта миссис Райт, и мисс Коул удостоила меня описанием: «Сама тоща, как мокрая кошка, ножищи – как у слона, а лицо рябое и вытянуто, точно лошадиная морда». Сей экскурс в мир животных мне ничем не помог. Тогда Энни добавила, что данная леди была одета в желтое и синее, а на шее носила ожерелье из крупных голубых камней, оправленных – по крайней мере с виду – в золото. Я тут же поняла, о ком речь. Наряд этой леди отличался отталкивающим сочетанием лазурно-голубого с канареечно-желтым, а уж три ленты по канту, кружевные манжеты и ворот вкупе со старомодным красным поясом делали его просто вульгарным.

Продолжительность вашего флирта с миссис Райт отметил и мистер Бланшар: пока миссис Райт потчевала вас увлекательными историями о канцелярской лавке ее покойного супруга, в которой она проводит вечера, обслуживая покупателей, ее незамужняя сестрица снизошла до светской беседы с ним. Как жаль, что ваш увлекательный разговор состоялся в мое отсутствие!

Кроме этого, мистер Бланшар спас меня от невыносимого конфуза. Если бы не его любезность, мне пришлось бы признаться перед всеми собравшимися, что у меня в кармане не хватит денег, чтобы расплатиться за ужин. Разумеется, я заверила его, что завтра же вы возместите его расходы полностью. Уверена, вас не затруднит сочинить для мистера Бланшара впечатляющую историю, объясняющую ваше отсутствие за ужином, а также позаботиться о том, чтобы достоинство мое не пострадало.

Ваша законная жена

Элизабет.

Бери-стрит, 27, Лондон

21 марта 1788 г., пятница

Дорогая моя Элизабет!

Пожалуйста, простите мне задержку с ответом, но я только сейчас обнаружил ваше письмо – на полке, под бутылкой джина. Если бы не жажда, я мог бы вовсе не найти его!

Во первых строках моего письма выражаю глубочайшее сожаление о том, что не смог сопровождать вас в харчевню во вторник вечером. Но страхи прочь! – ваша репутация нимало не пострадала в глазах мистера Бланшара. Он был весьма расстроен моим рассказом о том, как у выхода из театра ко мне в карман залез вор. Когда же я крикнул: «Держи его!», тот отвесил мне такую затрещину, что я был совершенно оглушен и, опасаясь рухнуть без чувств посреди улицы, поспешил направиться домой. Кроме того, мистер Бланшар любезно согласился принять возмещение стоимости вашего ужина после того, как в театре нашем выдадут жалованье.

Что же касается миссис Райт, я вновь ранен ядовитым языком сплетни! Но я – не леди Снируэл[5], я выше того, чтоб отвечать поклепом на поклеп. Уж не знаю, чьего внимания добивалась миссис Райт во вторник вечером, но вчера на исходе дня ей действительно было оказано самое пристальное внимание. Сия волнующая драма разворачивалась таким образом.

Закрыв свою канцелярскую лавку, миссис Райт прошлась по Уотлинг-стрит и только свернула на Боу-лейн, как вдруг что-то резко шаркнуло по ее заду, больно оцарапав ягодицы. Она громко вскрикнула, и тут, обогнав ее, вдаль по Боу-лейн пронесся человек в красных бриджах, черном сюртуке и высокой треуголке с кокардой. Бежал преступник дьявольски быстро, да вдобавок громко хохотал на бегу. От страха и боли у миссис Райт закружилась голова, и она рухнула наземь. С трудом удалось ей вернуться в лавку, чтобы прийти в себя. Там, к великому своему огорчению, она обнаружила на своем платье – том самом, лазурно-голубом и канареечно-желтом, которое вам так не понравилось – огромный порез сзади. Более того, зад ее пострадал не меньше, чем платье! После всего этого она совершенно не в состоянии успокоиться.

Особенно смущает меня невероятное сходство сего надругательства над миссис Райт с нападением на мисс Коул. Удар ножом сзади поперек окороков, загубленное платье и опасность загубленной репутации! И не странно ли, что перед нападениями обе женщины посещали театр «Роялти»? Все это внушает мне тревогу о вашей безопасности, дорогая. Ведь эти буйные эскапады имели место при свете дня, были беспричинны и совершенно необъяснимы: ни одну из пострадавших леди не ограбили. Пожалуйста, будьте как можно осторожнее, отправляясь по делам.

С заботой о вас,

Генри.

Более трех недель на море привели меня на грань безумия, но я пережил остаток путешествия, не потакая больше моей пагубной слабости. Каждый день я писал Сисси и Мадди, моей теще, довольно сентиментальные описания моего путешествия. Я обещал жене провести время с пользой, написав несколько рассказов, и даже пытался найти вдохновение среди окружавшего меня однообразия, но, записав начала нескольких морских авантюр и пиратских историй, в результате которых очередной корабль отправляется на дно океана вместе с командой, отправил эти поделки в водяную могилу.

И вот на рассвете «Ариэль» вошел в ливерпульский порт! У меня сразу стало легче на душе. Наконец-то! Я могу предать забвению мои грехи и стать Эдгаром По – писателем, критиком и ученым. Человек, обитавший в моей каюте, остается в прошлом. Я задумался о том, что прибытие в другую страну дает человеку шанс изменить свою жизнь. Можно изменить характер, исправить ошибки и начать все сначала, нужно лишь достаточно решимости! Эта мысль поразила меня. Я поклялся вернуться к ней, когда буду в не столь тревожном настроении. А для начала следовало найти вокзал и сесть на поезд до Лондона, не попавшись в руки тех сомнительных личностей, что часто посещают ливерпульские злачные места и проводят дни и ночи, бродя по улицам и переулкам в поисках честного гражданина, которого они могли бы надуть. Они одинаковы в каждом порту – по крайней мере, это следовало из множества историй, слышанных мной в тавернах неподалеку от филадельфийских доков.

Итак, ранним утром я и мои попутчики сошли на берег и направились на ливерпульскую станцию Лайм-стрит, где сердечно распрощались друг с другом. Мистер и миссис Уоллис оставались в Ливерпуле у родственников. Мистер Эсквит направлялся в Манчестер – читать лекцию о моральной пользе трезвости, а мисс Николсон ехала в Престон навестить свою престарелую мать. Мистер Мэкки же собирался в Лондон на «роскошное театральное представление собственного произведения». То ли написанную им пьесу должны были ставить в каком-нибудь маленьком театре, то ли он убедил невинную богатую девицу выйти за него замуж – я не стал расспрашивать. Оба мы проследовали к лондонскому поезду, но не предполагали более встречаться и сели в разные вагоны.

Купе оказалось довольно комфортабельным. Устроившись, я начал размышлять о назначенной встрече с шевалье Огюстом Дюпеном в гостинице Брауна. Я познакомился с ним в 1832 году, когда жил в Париже. Местом нашей встречи оказалась библиотека на рю Монмартр, где мы разыскивали один и тот же редкий томик стихов, «Тамерлан и другие поэмы», и это совпадение вызвало длительную беседу о наших интересах, в которой выяснилось, что мы оба разделяем страсть к загадкам, головоломкам и тайным знакам. Спустя некоторое время Дюпен предложил мне пожить у него, что я и принял с благодарностью, так как деньги подходили к концу. Дюпен, по-видимому, тоже был в стесненных обстоятельствах, но запущенность его дома не отражала состояния его ума – он был великим эрудитом и мыслителем, перед которым не могла устоять ни одна загадка. Редко выпадал мне случай провести вечер столь же интеллектуально, как в беседе с Дюпеном, обсуждая его обширную библиотеку или исследуя ночной город. Эта разделенная симпатия придавала мне уверенности, что вместе мы сможем ответить на все вопросы, терзавшие меня с тех пор, как новая жена моего отца прислала мне письма в шкатулке красного дерева и сообщила, что это мое наследство.