Остаюсь навеки преданный тебе,
твой пропащий мальчишка.
Письмо, стиснутое в трясущихся пальцах, оглушило меня. Его мог написать только я, но я не помнил, как и когда сделал это. Снова мой злополучный двойник, призрак, время от времени овладевающий мной, насмеялся надо мной! Я обещал Сисси полностью воздержаться от спиртного, и, хотя не помнил, как нарушил клятву, вокруг меня было более чем достаточно доказательств, что она нарушена. Ничьи глаза, кроме моих, не должны были видеть это письмо. Я собрал страницы, запихал их в карман и покинул каюту, намереваясь выкинуть письмо в море.
В кают-компании было пусто, и я проскользнул на палубу незамеченным. Корабль несся и брыкался, как необъезженная лошадь. Мучимый головокружением, я пробрался на корму. Вдруг ноги подогнулись подо мной. Я уцепился за поручни, но слишком поздно. Я рухнул на палубу, и все вокруг окутала тьма.
Сверху раздался голос:
– Мистер По! – Чьи-то сильные руки подхватили меня под мышки и поставили на ноги. – Да, все еще не моряк… Позвольте, я помогу вам добраться до кают-компании.
Мускулистый доктор обнял меня за плечи и поволок вперед. Недовольный его вмешательством, я тем не менее почувствовал немалое облегчение от того, что был избавлен от дальнейших унижений: спутники, обнаружив меня без чувств на палубе, могли бы решить, что я пал жертвой алкоголя.
– Ах, вот и мистер По, – раздался сладкозвучный голос прелестной супруги доктора. – Мы очень рады, что вы присоединитесь к нам за ужином, но будьте осторожны в такой коварный вечер.
Она взяла меня под руку с другой стороны, и эти двое добрых самаритян повели меня в обеденный зал.
Кают-компания была залита светом свечей, и, когда мы вошли, на меня уставились трое незнакомцев. Выражения их лиц варьировались от умеренно приветливого до откровенно враждебного – хотя, возможно, мне это лишь почудилось.
– Мистер По снова с нами, – объявил доктор.
– Мы уже заметили, доктор Уоллис. Вполне ли вы поправились, мистер По?
Вопрос прозвучал, словно обвинение. Задал его тощий и бледный человек, почти лысый, если не считать двух параллельных прядей, зачесанных на темя, буравивший меня тусклыми глазками. Он был одет в темное, как и я, и держался ханжески.
– Пока еще слаб, мистер Эсквит, – вмешалась жена доктора. – Наш общий долг – помочь мистеру По на пути к выздоровлению.
Мистер Эсквит прищурился и фыркнул:
– Только тот, кто противостоит посланцам сатаны, проследует путем жизни к небесным вратам!
– И наша обязанность – помогать попутчикам на этом пути, – ответила она.
– Истинно так. И всепрощение – дар Господа, – провозгласила женщина средних лет с волосами того же цвета, что и ее серебристо-серое платье. – Мы рады, что вы снова в силах преломить хлеб с нами, мистер По.
– Благодарю вас, мадам. Я ценю вашу сердечную поддержку.
Нервно улыбнувшись своим сотрапезникам, я отметил, что еще один человек пока не высказался относительно моего появления. Это был невысокий мужчина атлетического сложения, в возрасте, вероятно, около тридцати лет, с рыжими волосами и усами, одетый в кричаще-зеленый сюртук, желтый шейный платок и щегольские брюки в широкую ярко-зеленую полоску. Его можно было бы счесть симпатичным, если бы не высокомерие на лице и безвкусный костюм. Он оторвал надменный взгляд зеленых глаз от жены доктора и посмотрел на меня, словно кот, преследующий раненую птичку.
– О, По. Мы действительно счастливы видеть вас снова на ногах. Это гораздо более подобает человеку вашего положения.
Казалось, от его громкого, точно со сцены, голоса кают-компания дрогнула. Выговор же был знаком мне по детским воспоминаниям – мужчина явно был из Вирджинии или откуда-то еще южнее.
– Мистер По, садитесь же. Еду скоро принесут – по крайней мере, мы на это надеемся. Обычно они чертовски медлят с ужином.
Доктор указал на скамью передо мной и, когда я уселся, занял место справа от меня. Его жена изящно поместилась слева.
– Вам выпала честь иметь сиделкой миссис Уоллис. Я даже позавидовал вашему пошатнувшемуся здоровью.
Последние два слова человек в вульгарном зеленом сюртуке произнес с тщательно отмеренной – едва-едва остававшейся в рамках приличия – долей иронии. Миссис Уоллис покраснела. Я ожидал отпора со стороны ее мужа, но он был поглощен разжиганием сигары и, по-видимому, не обратил внимания на слова проходимца.
– И пожалуйста, примите к сведению, что я ничуть не оскорблен вашим критическим отзывом на мое жалкое бумагомарание, – продолжал тот. – Было очень познавательно ознакомиться с мнением профессионального редактора.
Я было почувствовал жар, поднимающийся от шеи к лицу, но меня спасло от конфуза прибытие двух молодых людей, несущих суп, мясо и хлеб.
– Прошу вас, мистер Мэкки, – мягко прервала его жена доктора. – Еда на столе. Настало время для приятной беседы.
Мистер Мэкки кивнул в знак того, что вынужден согласиться с ней, но, вновь встретившись с ним взглядом, я увидел, что глаза его холодны, будто лед. Жалкое бумагомарание… Это были его собственные слова или мои? У меня не сохранилось никаких воспоминаний о нем и тем более – о его произведениях. Наживать себе врага, когда ты заперт на судне посреди океана, по меньшей мере неблагоразумно… Ароматы блюд и запах только что зажженной сигары мистера Уоллиса и без того скверно действовали на мой желудок, а от возникших опасений неприятные ощущения еще усилились.
– Ограничьтесь супом, мистер По, – посоветовал доктор Уоллис из облака дыма. – Вряд ли ваш желудок уже готов принять мясо.
Миссис Уоллис наполнила тарелку крепким бульоном и поставила ее передо мной. Я сумел съесть несколько ложек, но его дразнящий аромат смешивался с дымом сигары и запахом мяса и картофеля, а корабль нырнул вниз и вновь взлетел кверху. Влияние всего этого на мои чувства было немедленным и катастрофическим. Кое-как выбравшись со своего места, я поднялся на ноги и ринулся прочь из кают-компании, не дожидаясь, пока еще пуще опозорюсь перед окружающими. Гулкий хохот безвкусно одетого человека преследовал меня, пока я не выбрался на свежий воздух и не добрался до борта, где и изверг содержимое желудка – к счастью, без свидетелей. Когда волны дурноты оставили меня, я глубоко вдохнул ночной воздух. Как я присоединюсь к моим попутчикам после столь возмутительного бегства? И тут я вспомнил о письме. Я достал листки из кармана и поспешил швырнуть в алчущую бездну, пока мне опять не помешали. Исписанные страницы унеслись во мрак. Как бы хотелось мне, чтобы и мое унижение улетело вместе с ними!
Наконец я отвернулся от бушующих вод, и страх снова охватил меня при виде тени, мелькнувшей на палубе и спрятавшейся в темноте. Не явился ли за мной невзлюбивший меня писатель, чтоб защитить свое творчество каким-нибудь подлым образом? Я стоял в оцепенении, страх крался мурашками вверх и вниз по спине при каждом скрипе и стоне корабля. Да, в столь обессиленном состоянии столкновение определенно не пошло бы мне на пользу.
Но из мрака в очередной раз появились мои спасители – доктор Уоллис с женой.
– Весьма неразумно бродить по кораблю одному в темноте, мистер По, – сказал доктор. – На палубе опасно, здесь слишком скользко от морской воды. Пойдемте, мы проводим вас.
Мои новые друзья взяли меня под руки, отвели в каюту и пожелали спокойной ночи.
Если я надеялся, что уединение поможет мне справиться с моим позором, я ошибался. Среди отсвета свечей и ползучих теней мое самоистязание только усугубилось. В конце концов я взял в руки перо и написал письмо возлюбленной жене, описав дух товарищества среди пассажиров, солнечную погоду и безмятежное море; не забыл упомянуть и о новых рассказах и стихах, которые я написал, проводя время с пользой. Потом я запечатал это порождение буйной фантазии сургучом и оставил его на секретере до тех пор, когда его можно будет отправить домой, в Филадельфию.
