***

В конце 2013 года было много поводов для хорошего настроения, и главный из них, - продление гранта еще на два года. Процедура продления была очень сложной и комплект документов был примерно таким же, как для первой заявки. Правда, добавился еще один блок - подробные показатели первых двух лет. Все эти формы готовили мы с Еленой Губаревой вдвоем и, как обычно, не успевали к дедлайну. Проблема была в том, что на всех документах требовалась оригинальная подпись ведущего ученого, а Паоло перед этим поменял паспорт и ждал новой рабочей визы в Россию. Высылать все экспресс-почтой было рискованно, да и некогда, тогда он предложил:

- Приезжайте в Стамбул, это рядом, я там буду на конференции.

Мы быстро собрались и вылетели из Краснодара в ночь, оставив следующий день на то, чтобы все завершить и проверить. Поселились в недорогой гостинице, предварительно поинтересовавшись, есть ли у них принтер. Владельцы, по-видимому, братья, очень удивились такому вопросу, но сказали, что принтер в нашем распоряжении. Весь следующий день мы не выходили из номера, стараясь все доделать и распечатать к семи часам, когда Паоло должен был заехать сюда по пути в аэропорт.

Он приехал, как всегда, спешил, как всегда, устал и был недоволен, не найдя нас в холле, спросил у владельцев довольно свирепым тоном, здесь ли остановились две женщины. Те ничего не ответили и исчезли. Они подумали, что нас преследуют. Увидев Лену и меня, осунувшихся без еды и сна, он сразу стал мягким и участливым и даже терпеливо ждал, пока гостиничный принтер распечатает около пятидесяти страниц. Владельцы смотрели на все это с огромным изумлением.

Излишне говорить, что мы не смогли оформить официальную командировку в университете, купили билеты на свои деньги и потом компенсировали в зарплату. Елену вообще с трудом отпустили и с тех пор порой напоминают об этой поездке, называя ее «ваш вояж».

Глава 8

2014. Пациент

1

Олимпиада в Сочи непредсказуемо повлияла на краснодарский проект. И напрямую, и косвенно. Начать с того, что из-за мер безопасности въезд иностранцам в регион был ограничен, перемещения внутри региона тоже были ограничены на весь период проведения самой Олимпиады и пара-Олимпиады, то есть, до середины марта. Все это время Маккиарини не мог приехать в Краснодар, и главное - посетить НИИ медицинской приматологии, расположенный под Адлером. По плану мегагранта, в 2014 году должна была начаться работа с органами приматов. Никто из исследовательской группы также не мог съездить в Адлер, чтобы доставить оттуда органы приматов в краснодарскую лабораторию. Таким образом, работа была заблокирована практически на три месяца.

Но самое неприятное заключалось в том, что клиника оказалась в некотором смысле обезглавленной. Профессора Порханова, доктора Полякова и часть сотрудников ККБ № 1 направили в Сочи для организации медицинской помощи, а также - новой больницы, которая была построена к Олимпиаде, оснащена по последнему слову, но работать в ней было некому. Туда прибыл десант врачей из разных городов России, которым руководил Владимир Алексеевич Порханов. Во время Игр пресса не раз писала о его подвигах, например, ему удалось спасти жизнь отца одного из наших хоккеистов, у которого прямо во время матча от волнения случился сердечный приступ, и Порханов вовремя и успешно сделал ему аорто-коронарное шунтирование.

Однако «наши» пациенты впервые оказались вне зоны их внимания. Юля в это время находилась дома и чувствовала себя относительно неплохо, а вот у Саши были проблемы, которые начались еще с прошлого года. Его состояние требовало постоянного ухода, и в течение нескольких недель врачам удавалось справляться и сохранять стабильный фон. Сам Саша уже привык к многочисленным процедурам и манипуляциям и не воспринимал их как нечто неординарное, угрожающее его жизни. Поэтому он старался по мере возможности выбираться из клиники в город и даже снова ездил в родные края (правда, узнав об этом, лечащий врач запретил ему куда-либо уезжать). В одну из его местных вылазок произошло несчастье - Саша ехал на велосипеде и врезался в дерево. Ему сделали срочную операцию, которая была относительно успешной, но после этого он уже не смог вернуться к прежнему своему состоянию. Было сделано еще несколько операций, которые поддерживали его жизнь, но не приводили к существенным улучшениям. Все это время то Владимир Алексеевич, то Игорь, по возможности, вырывались из Сочи на короткий срок для обследований и обсуждения дальнейшей тактики. Но несмотря на все усилия, им не удалось предотвратить трагический исход.

Вечером 21 февраля у Саши началось обширное кровотечение, его в экстренном порядке доставили в операционную.

В течение сорока минут врачи пытались «завести» его сердце, но безуспешно.

Так мы впервые столкнулись со смертью во время выполнения проекта. Это повергло всех в настоящий шок, даже хирурги, у каждого из которых, как говорят, было «свое собственное кладбище», чувствовали себя подавленными. Да, причина смерти - кровотечение, из области, которая не имела отношения к трахее. Да, Саша не выполнял предписания врачей, нарушал режим, и уследить за всем этим было совершенно невозможно. Однако сомнения не давали покоя -в какой мере на этот исход повлияла трансплантация и связанные с ней осложнения? Как долго прожил бы Саша без этой операции и какой была бы его жизнь? Ответа на эти вопросы не было, по крайней мере - тогда.

Пациент, перенесший вторую в истории «трансплантацию биоинженерной трахеи и части гортани», был похоронен тихо - без гражданской панихиды, где могли бы прозвучать слова о том, что он тоже был первопроходцем и способствовал развитию науки.

2

Паоло отреагировал на происходящее гораздо спокойнее (внешне, наверное), он скорее был рассержен. Первое, что он сказал, когда в начале апреля наконец «прорвался» в Краснодар, поразило окружающих:

- Мне жаль гигантских усилий, затраченных на больного, который не был способен воспользоваться ими.

И хотя в каком-то отношении - формальном - он был прав, я, уже изучив его немного, видела, что это была такая своеобразная самозащита.

Паоло полностью погрузился в лабораторные исследования, драл с постдоков «три шкуры», стараясь наверстать упущенное время. И это во многом удалось. Темп исследований ускорился, возможно, из-за его прессинга, а возможно, просто пришло время, был преодолен «барьер ученичества». Начались эксперименты по засеиванию децеллюляризованных органов клетками, причем не только на крысах, но и на приматах. Образцы отправляли в Курчатовский центр, и там уже были сделаны сравнительные исследования биомеханических свойств: изначальных донорских органов (они называются «нативными»), обесклеченного каркаса, или внеклеточного матрикса, и каркаса, засеянного клетками.

Дальше всех продвинулась в своем проекте Елена Губарева (вместе с остальной командой, конечно), работавшая над созданием тканеинженерной диафрагмы. Она прошла успешно все этапы - децеллюляризацию, засеивание каркаса, проверку полученного прототипа органа на жизнеспособность, получила несколько «добротных» образцов и добралась до главного - трансплантации. Созданные в лаборатории диафрагмы были пересажены нескольким крысам. Какая это была радость - нет, момент истинного счастья, когда стало понятно, что диафрагма в теле крысы работает, то есть полноценно сокращается вместе с сердцем! Несколько крыс прожили с выращенной диафрагмой более полугода - такой срок равен примерно двадцати-тридцати годам у человека. Одна из них была жива до недавнего времени, и, скорее всего, «умрет от старости» - шутили в лаборатории.