Часа через два наступил кульминационный момент: в операционную вошли Филипп, Ирина и за ними - Томас Гросс, который, впрочем, сразу встал у стенки, где расположились наблюдатели. Филипп нес небольшую продолговатую коробочку, положил ее на заранее приготовленный столик, стоявший в стороне, и они с Ириной начали что-то делать, склонившись над ним. К ним сразу же подошел Паоло. Им предстояло извлечь трахею из биореактора, где она находилась сорок восемь часов, обработать ее последний раз перед тем, как установить на место прежней, удаленной. Вот здесь требовалось невероятное мастерство хирурга - не просто «пришить», а присоединить орган, чтобы он стал естественной частью тела, а впоследствии - частью организма.
Спустя часа три основная работа была сделана, и Порханов вышел из операционной. Он вошел в приемную и заулыбался, даже не выглядел усталым.
- Это было хорошо. Дождемся всех и будем обедать. Маша, все готово?
На мониторе было видно, что Паоло тоже закончил свою работу - он прохаживался по операционной, иногда подходя к столу, и в конце концов, видимо, решив, что больше его помощь не понадобится, ушел. Игорь оставался до того момента, когда был сделан последний шов и пациентку повезли в реанимационную палату.
За столом уже собрались все участники и гости. Филипп выглядел усталым после сорокавосьмичасовой вахты, но гораздо лучше, чем можно было ожидать, учитывая, что он не мог разогнуть колено. А вот Ирина была очень бледной -и от усталости, и от волнения. Но она отказалась отдыхать и, перекусив, вернулась в чистый отсек.
- Ну, наконец-то все здесь, - начал было Порханов и остановился, оглядывая стол. - А где парень этот, Томас?
Томас Гросс сидел в соседней комнате с ноутбуком. Он уже начал писать отчет для компании.
Порханов сам привел его и усадил за стол. В этот момент планшет Паоло издал какой-то сигнал, он посмотрел в него и сказал:
- Пациентка просыпается. Я должен быть там. «ARTE» -за мной.
У тележурналистов был шанс сделать уникальные кадры, которые потом обошли весь мир.
Юля открыла глаза и вздохнула, увидела Паоло, улыбнулась и заговорила слабым, еще хриплым шепотом. Потянулась было привычным движением к горлу, но никакого отверстия не было. Она говорила и дышала сама!
- Спасибо! Теперь я смогу играть со своим ребенком?
- Да.
Маккиарини вытер слезы. Порханов и Поляков переглянулись:
- У нас тут прямо итальянская семья, Владимир Алексеевич, - сказал Игорь спокойным, невозмутимым тоном.
После их возвращения за обеденным столом стало шумно, как-то разом спало напряжение всех этих дней. Порханов вдруг предложил:
- Они же не видели здесь ничего. Им надо расслабиться - баня, вот что нужно! Кто хочет? Паоло?
Тот отрицательно покачал головой.
- Ладно, тебя мы отпустим. Вот норвежские коллеги наверняка баню любят. А Марк и Дэвид ни разу не были.
Все вежливо отказались. Вдруг Паоло, который уже поел, расслабился, выпил крепкого кофе и был в настроении пошутить, громко сказал:
- Томас Гросс хочет. Он говорил мне, что мечтает о бане.
Томас залился краской и, заикаясь, начал отказываться, но Порханов кинулся к нему:
- Конечно, парень двое суток провел взаперти. Да и вообще, пора ему уже узнать, что такое русская баня.
Паоло добавил:
- Он стесняется, ни за что не сознается, что действительно хочет.
- Ну значит, я заказываю баню на одного, специально для Томаса. Игорь, позвони.
Поляков взялся за телефон, но звонить не торопился. Все, кроме Томаса, понимали, что это шутка, а он, сидевший рядом со мной, быстро зашептал:
- Спасите меня от этого, сделайте, что-нибудь.
- Не волнуйтесь, никуда вы не поедете, продолжайте есть как ни в чем не бывало, им быстро надоест.
Хирурги - особый народ, чтобы снять напряжение, они иногда ведут себя несносно...
7
Эйфория, которая охватила персонал Краснодарской краевой больницы сразу после удачно проведенных «первых в мире трансплантаций биоинженерной трахеи и части гортани», довольно быстро прошла. Началась спокойная работа, впрочем, спокойной ее никогда нельзя было назвать, но теперь они несли полную ответственность за состояние этих двух новых пациентов, которые были частью международного клинического исследования. И справляться должны были уже без Паоло, который уехал после первой бронхоскопии, убедившись, что на этом этапе все в порядке. Его ждали другие пациенты, другие лаборатории - в других странах.
Юля с самого первого дня после операции восстанавливала силы очень быстро. Она даже смогла ответить на вопросы журналистов на пресс-конференции, устроенной на пятый день. Обычно так не принято - по международным правилам, клиника выпускает пресс-релиз и организует пресс-конференцию в день выписки пациента. Но в российских условиях, да еще на юге, в городе, где краевая больница - одна, и все друг друга знают, утаить хотя бы на время факт уникальной операции было невозможно. Телефон приемной начал разрываться от звонков журналистов уже на следующий день. Нужно было срочно брать этот стихийный процесс в свои руки, иначе мы могли получить (и получили) заметки о том, что трахея несколько месяцев «росла» в пробирке в Краснодаре.
Мы быстро разослали приглашения, не забыв и о курирующих грант и университет министерствах. Минздрав ничего не ответил, зато из Миннауки приехал руководитель программы Сергей Атаманюк. Из столичных и питерских хирургов был профессор Петр Яблонский, главный торакальный хирург, который сказал очень правильные слова:
- Друзья познаются не только в беде, но и в радости.
Он намекал на некоторое негативное и скептическое отношение российской хирургической элиты к этому проекту: слишком амбициозный и к тому же делается в Краснодаре. Действительно, Владимиру Алексеевичу Порханову приходилось выдерживать прессинг своих коллег, впрочем, «пробить» его внутреннее спокойствие и уверенность было очень сложно.
Он был спокоен, даже когда спустя два месяца, в августе, Юля почувствовала ухудшение и срочно прилетела в Краснодар. У нее была пневмония, образовались так называемые гранулы, рубцы, которые потребовали дополнительного хирургического вмешательства. В общей сложности она провела в клинике еще месяц.
Паоло был на связи, но, кажется, не очень волновался по этому поводу - это была, по его словам, «штатная ситуация», программируемые осложнения. Персонал краевой больницы справлялся прекрасно, и он решил, что в этот раз необходимости в его приезде нет.
Но тогда у многих закрались первые сомнения: «А если бы не трансплантация, возможно, она не была бы сейчас в такой ситуации? Не повредило ли ей такое вмешательство?»
В какой-то момент я не выдержала и позвонила Владимиру Алексеевичу, чтобы поинтересоваться состоянием Юли и как-то выразить поддержку.
- Состояние контролируем, могло бы быть и лучше, но, думаю, справимся.
Я все-таки решилась поделиться мучившими меня сомнениями. Он ответил довольно жестко:
- Я хирург, у меня другое отношение. Раньше у нее было отверстие в горле, а теперь - нет. Вот что для меня важно. Все уже забыли, какой опасности она подвергалась до операции. И в клинике она проводила никак не меньше времени - перенесла более десятка оперативных вмешательств, и ей становилось все хуже. Мы воспользовались шансом и будем бороться. А чем это кончится - никто не знает.
С этой «штатной ситуацией» в конце концов справились, и Юля снова могла уехать домой.
8
Владимир Алексеевич Порханов пытался решить непривычную для него задачу - как быть с пациентом. Речь шла не об операции и не о лечении, а о том, как определить его дальнейшую судьбу. Трансплантация Саши прошла по плану, послеоперационный период - тоже, и спустя три недели он был готов к выписке. Проблема заключалась в одном: в отличие от Юли, ему совершенно некуда было ехать. В городке, где он жил, не могли обеспечить должного медицинского присмотра за таким больным, и, хотя расположен он был относительно недалеко, в Ростовской области, проще было добраться из Москвы, Петербурга или даже Вены, откуда в Краснодар летали прямым рейсом австрийские авиалинии, всего три часа. А здесь только рейсовый автобус или машина, несколько часов пути - если что-нибудь случится, то никак не успеть.
