8. Во время трансплантаций доступ в операционные будет ограничен, но предполагается организовать онлайн трансляцию на большом экране в конференц-зале (мы должны поблагодарить профессора Порханова за это).

9. Думаю, необходимо устроить общее совещание в понедельник вечером, около 19.00, чтобы мы все могли познакомиться друг с другом и напоследок еще раз обсудить все вопросы. Д-р Поляков и Елена позаботятся об организации и оповещении.

10. Я прилетаю в воскресенье и вместе с профессором Порхановым и доктором Поляковым мы проведем мозговой штурм и посмотрим пациентов.

11. Прошу осознать, что вы все участвуете в первой в истории трансплантации тканеинженерной трахеи и части гортани, и это накладывает на всех нас, а на меня в первую очередь, огромную ответственность.

Я искренне прошу прощения за такое длинное и в «немецком» стиле письмо, но мне это кажется необходимым для получения позитивного результата.

Снова мои наилучшие пожелания и до встречи,

Паоло».

Это письмо дало старт финальной стадии подготовки к трансплантациям, которые уже несколько раз откладывались. Сигнальной ракетой стала доставка в Краснодар каркасов и биореакторов, изготовленных по меркам пациентов. В течение всего времени, пока они ехали из Германии, моя почта ломилась от писем Томаса Гросса, Томас был инженером расположенной в Германии дочерней компании «Harvard Biosciences», и его обязанностью была финальная наладка и проверка биореакторов перед отправкой и после доставки. Он также присутствовал на первых двух трансплантациях и дежурил у «чистого помещения», где проходил процесс засеивания, - на случай, если с биореактором что-то случится. Томас в принципе не доверял никому, но трансплантация в Краснодаре беспокоила его до такой степени, что он практически не спал с того момента, как отправил груз в Россию.

Поскольку все партнеры знали эту его особенность характера и не очень-то отвечали на его многочисленные вопросы, а Паоло он боялся, как огня, то он начал писать письма мне.

«Дорогая Елена,

Я знаю от Паоло, что вы являетесь координатором проекта. Могу ли я писать Вам напрямую? Меня очень беспокоит сохранность упаковки биореакторов и каркасов, поскольку это очень важно. Как вы думаете, достаточно ли оповещена об этом транспортная компания? Я со своей стороны, отправляя груз, написал письма во все инстанции, и сам проверил сохранность упаковки перед отправкой. Не могли бы вы сделать то же самое, но с вашей стороны?

Извините за письмо, но оно продиктовано лишь беспокойством.

С наилучшими пожеланиями,

Томас.

P.S. Огромная просьба - не говорите о моем письме Паоло, а то он рассердится, что я всех отвлекаю. Еще раз спасибо».

«Дорогая Елена,

Спасибо за Ваше письмо и помощь. Паоло разрешил мне прилететь на два дня раньше, чтобы я уже находился в клинике, когда прибудет груз. Но если это все-таки случится до моего приезда, не могли бы вы попросить персонал не вскрывать и вообще не трогать коробки до тех пор, пока я не прилечу? Я уже написал доктору Полякову, и он ответил «ОК». Но меня это как-то не убедило.

Извините еще раз,

Всего наилучшего,

Томас».

«Дорогая Елена,

Пишу вам из Краснодара - я приземлился три часа назад и сразу же отправился в клинику. Спешу поделиться радостью: все коробки стояли нетронутыми в лаборатории, я распаковал их, стерильность не была нарушена. Ирина, которая работает здесь, помогала мне, она оказалась очень профессиональной. А доктор Поляков сам встретил меня в аэропорту.

Спасибо вам за терпение и до встречи,

Томас».

Помимо писем от Томаса приходили многочисленные и-мейлы от специалистов, которых Паоло пригласил на трансплантацию, и мне надо было проследить, чтобы все они вовремя получили официальные приглашения для визы от больницы, заказать номера в «Интуристе», вообще -«пересчитать» их и прислать информацию в клинику и университет обо всех, кто приезжает. Получилась внушительная группа: помимо Филиппа Юнгеблута и Томаса Гросса, непосредственно задействованных в трансплантации, приезжали - Дэвид Грин, который как глава компании был и на предыдущих операциях, Марк Холтерман - он хотел посмотреть, как работает Паоло, увидеть все детали подготовки перед тем, как они будут оперировать маленькую Ханну (по плану - осенью). Наконец, выразили желание приехать два торакальных хирурга из Норвегии, профессор Аксель и доктор Лунд, просто чтобы поучиться технологии. (Примечательно, что несмотря на предварительное оповещение по профессиональной сети, никто из ведущих российских специалистов на приглашение не откликнулся.)

В довершение всего Паоло сообщил мне, что предоставил исключительные права на съемку франко-немецкой компании «ARTE». Их трое: продюсер, корреспондент и оператор, и они будут сопровождать пациентку из ее родного города в Краснодар и потом снимать все этапы, создавая по сути «живой фильм».

Еще было несколько заявок от российских СМИ, которые надо было как-то развести, чтобы не создавать в клинике неудобств и кроме того - получить от всех письменные гарантии о соблюдении эмбарго. Нельзя было давать сюжет о трансплантации прежде, чем врачи убедятся, что с пациентами все в порядке. С этим была самая большая трудность: для западных журналистов такая форма взаимоотношений была совершенно естественной, но большинство наших телевизионщиков заявили, что обычно не предоставляют никаких документальных гарантий. В результате от нашей страны эксклюзивное право на съемку получил Первый канал, у которого в Краснодаре работала очень профессиональный корреспондент. Они прислали все необходимые документы.

3

За два дня до моего отъезда в Краснодар пришло письмо от Дэвида Грина:

«Мы еще не знакомы. Я проездом в Москве, решил задержаться на день, посмотреть город. Представляю, как вы сейчас заняты, но, если вдруг выберете свободный час, может быть, выпьем по чашечке кофе?»

Из рассказов Паоло, я немного знала о Дэвиде Грине, и он очень тепло и уважительно отзывался о нем. Впрочем, когда мы уселись в небольшом кафе напротив Новодевичьего монастыря, я поняла, что их отношение друг к другу взаимно.

- Как вы познакомились с Паоло? - спросил он.

Я рассказала о статье в журнале «Ланцет», о нашем фонде, о моих поездках в Барселону, мастер-классе, первой трансплантации в Москве и выигранном мегагранте.

- А вы?

- Удивительно, но мы с вами поступили одинаково. Едва прочитав статью в «Ланцете», я тоже отправил ему письмо.

Дэвид был англичанином, худой, высокий, с «оксфордским» выговором, предельно корректный и с прекрасным чувством юмора. У него был диплом Оксфорда по физике и диплом Гарварда по экономике. После получения гарвардской степени он остался в США и в середине 2000-х основал свою биотехнологическую компанию, которая была сфокусирована на создании оборудования, но был там и небольшой исследовательский отдел.

- Поначалу мы заинтересовались исследованиями стволовых клеток, тогда это была относительно новая область, а регенеративная медицина и вовсе казалась научной фантастикой, - рассказывал он.

Дэвид Грин начал присматриваться к лабораториям в Америке, которые работали над созданием органов, и осенью 2008 года подписал спонсорское соглашение с Массачуссетской клиникой (MGH) на создание специального оборудования для исследований известного ученого, одного из пионеров регенеративной медицины, Гарольда Отта, который занимался регенерацией легких.

- Первым нашим продуктом была камера-биореактор, которую мы тогда даже и не называли биореактором. Мы называли этот прибор «аппаратом изолированной легочной перфузии», - вспоминал он. - Это было очень интересно, но Отт работал на животных, поэтому статья Маккиарини в «Ланцете» о трансплантации тканеинженерной трахеи человеку, которая вышла всего несколько недель спустя, произвела на нас огромное впечатление. Я отправил ему письмо, где написал о том, какая это грандиозная работа, и добавил, что мы заинтересованы в совместном проекте. Через пару часов получил ответ: «Согласен».