"Неееет!!! Это не может быть правдой! Я хочу быть магом! Это нечестно!!!" Все эти мысли, видимо, были так явно написаны на моём лице, что дядя потупился и совсем уж покаянным голосом прошептал:

— Извини.

Я махнула рукой и в расстроенных чувствах поплелась назад в комнату. Опекуны, встретив меня, хотели что-то спросить, но Валдис попросил их к себе. Лира как будто поняла, что меня гложет, и лишь поддерживающие сжала на мгновение моё плечо, а потом скрылась за дверью зала, потянув за собой мужа.

В комнате я завалилась спать. Давно уже заметила, что, если я очень сильно огорчена, то меня неудержимо клонит в сон.

***

Утром меня разбудила тётя. Темы моего дара она старалась не касаться, за что ей огромное спасибо. Но эти сочувствующие взгляды!.. Меня они откровенно бесили.

— Тёть Лир, не смотри на меня, как на смертельно больную! — не выдержала я наконец. Тётя стушевалась.

— Извини. Я за тебя очень волнуюсь, — покаянно сказала она и чуть не расплакалась. Я обняла её, чтобы успокоить. В конце-то концов, это не конец жизни! Переживу, пойду в армию, один фиг туда хочу!

— Ну, ну, успокойся, — шептала, гладя её по спине. — Я ж не собираюсь душиться!.. Пойду в Академию¹, стану офицером, буду родину защищать...

— К-как в Академию? — потрясённо спросила она, отстранившись от меня. Слёзы её мигом высохли. — Ты же девушка! А как же женихи, балы, платья, интриги?!

— Ты же знаешь, что меня это абсолютно не интересует, — устало вздохнула я. Этот вопрос мы неоднократно обсуждали, но опекуны, вернее, тётя и Валдис (дядя Крис как раз-таки был не против), так и не примирились с моим мнением, хоть и не перечили, надеясь, что я передумаю. Наивные... Меня в армию тянет как магнитом! Как я могу отказаться от этой идеи? "Ну уж нет", — твёрдо подумала я.

— Ладно, — в последний раз всхлипнула тётя. — Так, давай, собирайся. Ты же не хочешь опоздать на выставку? — хитро спросила она. Ай, блин, а я и забыла!

Тётя, в полной мере насладившись моей реакцией: хлопок по лбу и скоростной забег в гардероб (я точно побила мировой рекорд в беге на расстояние в десять метров), — вышла из моей комнаты.

Быстро собравшись, я догнала тётю, которая только входила в обеденную залу. На завтрак давали зажаренного кабанчика, пирог и травяной чай. Всё это великолепие поставили перед дядей. Тётя подошла к своему месту справа от мужа, Крис встал и отодвинул стул, помогая жене сесть за стол. Перед ней поставили тарелку с каким-то салатом, как и перед моим местом, которое находилось в другом конце небольшого стола. От тарелочки не очень аппетитно пахло травой. Тётя всегда трепетно относилась к своей фигуре, поэтому ограничивала себя во вкусняшках. Но я-то здесь при чём?!

— Тё-о-отя, — угрожающе протянула я. — Ты что, решила меня зверски убить, заморив голодом?

Тётя оглянулась на меня и невинно так поинтересовалась:

— А что не так? Разве перед тобой не еда?

— Тё-о-о-отя, я — растущий организм, мне кушать много и вкусно надо! А ты мне какую-то траву суёшь, — пояснила я. — Если мне не дадут нормально покушать, я конфискую дядину порцию! — предупредила, ткнув в него пальцем для пущей достоверности моей угрозы. Дядя тут же всполошился:

— А почему я всегда крайний? Моя еда! — и оградил её от меня кольцом своих рук, с притворной боязнью косясь на меня.

— Просто тебе повезло, — грустно сказала я, подперев щеку кулаком, пальцами другой руки выстукивая замысловатую дробь. — Вот представь, если бы тебя посадили на диету, без мяса, булочек, конфеток, тортиков и, — я душераздирающе всхлипнула и слезливо протянула: — пироженок.

— Э-э-э, не-ет! — он усердно замахал руками. — Мне такого счастья не надо! — Потом позвал служанку: — Кэтти, принеси госпоже Вие то же, что и мне.

Служанка побежала на кухню. Весёлая она, молодая, с веснушчатым слащавым личиком, окружённым шикарными волнистыми и пушистыми тёмно-русыми волосами. Девушка невероятно сильно напоминала маленькую кошку, поэтому её все называли Котёнком, но только не дядя и не в присутствии Лиры, так как она отличалась ревнивостью. Вообще, она скоро должна выйти замуж за нашего молодого привратника Потьку и моих опекунов она воспринимает только как родителей (они с тётей приютили её, когда она потеряла всех родных и оказалась на улице. Теперь она преданно служит им. Девушка она неглупая, трудолюбивая, да и пообщаться с ней всегда приятно, так что здесь она на хорошем счету), поэтому, в принципе, подозрения необоснованны, но это Лире не мешало ощущать лёгкую ревность, придающую некую остроту отношениям с мужем.

— Не цените вы меня, — обиженно хлюпнула тётя носом и пустила такую нереально-крупную слезу!

Дядя не выдержал первым и согнулся в приступе внезапного веселья, к нему присоединилась тётя, а потом и я.

Такими хохочущими нас и застала Котёнок, заходя в зал с подносом еды для меня. Там лежала тушка жареной животинки, краюха хлеба, кусок пирога и чаёк, над которым вился ароматный дымок. Всё это она поставила передо мной на столе. "Ум-ням-ням", — я с вожделением уставилась на поднос, потерев руки. Успокоившийся было дядя снова взорвался диким хохотом, его поддержали и все присутствующие. "Какой дури они надышались? Я тоже так хочу!"

— Мы не... Ха-ха... Не надыша... ой... лись... — сквозь смех простонала Котёнок. — Просто... Ха-ха-ха, — всё, утратил мой "язык" возможность говорить. Стоп, я что, вслух думала!? У-й-ё-ё...

— Ну и смейтесь себе на здоровье, мне не жалко, — милостиво разрешила им, принявшись за еду. Мы с дядей отличались чрезвычайной обжорливостью, едим, как не в себя, и не полнеем. Хорошо устроились, короче. Иные девушки ради фигуры лишают себя всего, а мне хоть бы хны. Могу валяться на диване и объедаться, всё равно худой останусь.

Мои сотрапезники и Кэтти успокоились только тогда, когда я уже доедала свою порцию, то есть минут через двадцать. Все ещё похохатывая, опекуны принялись за еду, а Котёнок удалилась, прихватив поднос.

— Кто ж на завтрак грядущий так смешит? — простонал дядя. Его снова пробрало на смех, в этот раз затянувшийся всего на пару минут, но заразивший и меня с тётей. Та уже просто физически не могла смеяться, хватаясь за живот и морщась от боли в прессе (а всё потому, что спортом заниматься надо, а не на диетах сидеть!) и смеха.

— О-ой, всё... Сдаюсь, капитулирую. Давайте не будем смеяться! Я уже не могу, — жалобно попросила тётя. Мы все согласились. Завтрак прошёл спокойно, если не считать того, что дядю периодически подмывало на безудержный смех. Как его сильно пробрало!

После завтрака мы начали собираться в Городской Дом Культуры, где, собственно, и была выставка картин. На неё даже сам художник Фар Симорийский приехал!

— Ты что, так и пойдёшь? — спросила меня тётя перед выходом. Я кивнула, а тётя недовольно покачала головой. И что ей не нравится!? Классные кожаные сапоги без каблука, штаны с глубокими карманами, куда руки засовывать одно удовольствие, куртка, чёрная рубашка из грубой ткани, для удобства, мешок, тоже чёрный, кожаный, за спиной, ибо без него я чувствую себя голой. Там у меня обычно валяются пара книг для веса, которые я читаю, когда скучно, тетрадь с грифелями, чтобы калякать, по той же причине, и деньги, а то вдруг чего интересного увижу? Кинжальчик там, например, как тот, что висел у меня на поясе у левой руки, в чёрных (ну это разумеется!) ножнах. Вообще, чёрный — мой любимый цвет, у меня вся одежда такая. Над левым ухом я заплела себе три косички, из-за чего создавалось ощущение, что у меня сбрит левый висок. Волосы-то практически белые, волнистые, с жёлтым отливом. Короче, внешний вид меня полностью устраивал!

— И это — девушка, вхожая в высший свет, — пробормотала себе под нос тётя. А я все слышу!

— Зато удобно и практично, — я вышла вслед за дядей из дома. Тётя сокрушённо вздохнула.

***

В ГДК было не протолкнуться, даже при условии, что билеты выдавали на определённое время, то есть шли не все сразу большой и "дружной" толпой, давя менее расторопных посетителей, а сравнительно небольшими группками. Я быстро оторвалась от опекунов, гуляя по залам и рассматривая картины. Желания поговорить с художником, как у многих здесь присутствующих, у меня не возникло. Задавать глупые вопросы могут и другие, а я лучше понаслаждаюсь его творчеством.