Он вновь повернул ее спиной к себе, гораздо резче, чем рассчитывал. Драко буквально впечатал девушку в шаткий гниющий алтарь. Лицо Гермионы оказалось на одном уровне с лицом человека, распятого на кресте. Их глаза встретились. Деревянные глаза мужчины осуждающе глядели на нагую гриффиндорку, заставляя все ее тело покрываться мурашками, краснеть от стыда. Этот взгляд пугал, внушал страх и трепет, олицетворял немой укор… Глаза девушки наполнились слезами.

– Я пытался быть нежным, тварь! Я хотел, чтобы это случилось по-другому, – закричал Драко.

Он нетерпеливо схватил девушку за ягодицу и, придвинув к себе, резко вошел в полную длину, не позаботившись ни о смазке, ни о желании партнерши. По телу Гермионы прокатилась боль, вытесняя все остальные чувства… Ее точно окунули в горячую воду, пропустили по венам разряд… Никакого страха, никакого стыда не осталось. Лишь боль.

– Я пытался помочь тебе!

Драко сделал глубокий толчок, заставив Гермиону всхлипнуть от боли, он толкнул ее вперед так сильно, что пальцы на ногах ее хрустнули… Боль вновь шевельнулась в животе, заворочалась, подобно капризному ребенку. Пальцы Драко больше не были нежными… Он не ласкал ее, просто брал свое, использовал рабыню по ее прямому назначению.

– Ты мне ответишь, грязнокровка. За все ответишь… Я научу тебя быть покорной! Я научу тебя подчиняться! – кричал он.

Юноша вколачивался в нежное тело гриффиндорки, заставляя ее все ниже прогибаться под собой, все громче стонать, все сильнее плакать… Каждый толчок отдавал неимоверной болью, будил дремавшие под кожей нервы. Каждый крик разрубал шаткую тишину церкви, прокатывался режущим эхом по всему помещению, разгоняя таящихся в тени мышей. Толчок, толчок, толчок, толчок. Снова и снова. Каждую секунду – новое движение. Все болезненнее, все глубже.

Драко, словно дикарь, притягивал к себе Гермиону за волосы, брал ее, подобно животному. Невообразимое наслаждение рождалось в нем… Проникало в его душу вместе с криками жертвы, барахталось в ее слезах, в мольбах, бившихся о глухую стену страсти. Он сделал еще пару глубоких толчков, почти до конца выходя и вновь входя из покрасневшего от напора лона гриффиндорки.

– Это не конец, не думай расслабляться, дрянь, – прошептал Драко, застегивая молнию на штанах.

Обессиленное тело девушки упало на деревянный пол… Слезы так и катились по щекам, разбиваясь о землю. Краем глаза девушка видела, как Драко одевается. Он тщательно отряхивал безупречно чистый пиджак, словно стараясь скинуть с него запах грязнокровки. Затем юноша затянул свой строгий галстук, поправил выбившиеся пряди и, наклонившись, жестко и властно схватил Гермиону за плечо. В его глазах больше не было нежности. В его душе не осталось жалости к несчастной.

Парочка трансгрессировала, оставив после себя пустую холодную тишину. Темно. Лишь скудный свет проникал внутрь помещения, освещая лицо мученика, распятого на кресте…

========== 8 - Я твой хозяин. ==========

Солнце так жалящее обнимает землю, так противно цепляется за кожу… В конце дня оно должно поутихнуть, устать, но светило все никак не сдавалось… Драко шел по дороге, ведущей к Малфой Мэнору, волоча за собой голую растрепанную Гермиону. Серебряные резные ворота распахнулись, пропуская молодого хозяина домой. Девушка начала неистово брыкаться, извиваться в руках у проклятого слизеринца, как только увидела вдалеке поместье…

О, не волнуйся, Грязнокровка. Скоро доберемся.

Малфой, страшно злой на гриффиндорку, быстро вышагивал вдоль стройных деревьев. Тени их стали чуть гуще, тьма в них налилась зловещим цветом… Домовые эльфы засуетились. Их слышно у самых ворот. Должно быть, отмыли весь дом да сад убрали к приходу господина. Такое и раньше бывало. Получив нагоняй, они наконец начинают шевелиться, хлопотать по хозяйству, словно перепуганные приходом прокуратуры бухгалтеры…

Лицо Драко искривила злобная полуулыбка. Гермиона перестала сопротивляться, наконец поняв, что так делает только хуже. Голое тело волочилось по шершавой каменной дорожке, получая новые ссадины. Колени стерлись, а бедра покрылись саднящими царапинами…

Девушка перестала плакать, испугавшись садисткой улыбки юноши. Слезы ее пересохли… Она не хотела идти в поместье добровольно, но и вырваться, увы, никак не могла. Гриффиндорка поджала израненные колени и впилась уничтожающим взглядом в затылок юноши.

Челюсти у Драко бешено ходили… Он был зол на Гермиону, зол на самого себя, на сложившиеся обстоятельства. «Чего еще можно ожидать от грязнокровки? Я никогда не смогу получить от нее ни признательности, ни любви, ни благодарности. Что ж… Тогда я получу ее повиновение. Ее смирение и немую ненависть. Пусть.» – думал юноша.

Шаги отдавались гулким эхом, заполняли собой тишину. Малфой волочил за собой Гермиону, не заботясь о ее здоровье, о ее комфорте… Колени гриффиндорки были разбиты. За девушкой тянулась красная кровавая дорожка, нарушающая идеальную чистоту Малфой Мэнора.

Домовики смотрели парочке вслед, испуганно перешептываясь и стыдливо отводя взгляд, стараясь затеряться в толпе себе подобных. Путь Малфоя лежал в самую нижнюю комнату поместья – старый пыльный подвал. Эльфы знали, что ничего хорошего для грязнокровки это не сулит. Сначала они услышат адские крики, мольбы о помощи, затем будут отчаянные просьбы о пощаде, плач… А после наступит зловещая тишина, режущая слух.

Эта тишина режет слух сильнее, чем самый громкий выстрел пушки, самый громкий вопль ужаса… Это тишина оповещает слушателей о том, что пришел конец, что погас чей-то свет, наступило молчание.

Как бы не хотели тщедушные домовики, а помочь они ничем не могут. Даже толпа домовых эльфов не в силах спасти бедняжку от одного единственного человека. Все, что они могут сделать: только похоронить бедняжку после «службы», оставив на безымянной могиле пару цветов…

Драко шел вперед, не обращая внимания на суетливых слуг. Холодные серые глаза впились в огромную зловещую дверь, искали в ней что-то темное… Он нетерпеливо толкнул ее ногой, открывая проход. Ступеньки. Юноша волочил за собой обмякшее тело грязнокровки, наслаждаясь осознанием того, что каждый его шаг приносит ей боль. Пусть она помучается, как мучился Драко, пусть боится, ждет расплаты, томящейся за прикрытой дверью!

Гермиона узнала лестницу, которая совсем недавно вывела ее к спасительному выходу… Вот они проходят мимо двери, ведущей в кладовку, и спускаются дальше вниз. Там слишком темно, холодно. Сквозь мрак ничего не видно… Подходя к нижнему помещению, Гермиона начала чувствовать до странности сильный металлический запах, словно в подвале у Малфоев хранится тысяча мечей, цепей и всякой другой железной утвари.

Девушка ослабла. Она ничего не ела со вчерашнего дня. Инцидент в церкви сломал ее решимость, а все скудные силы рабыни забрал голод. Что, если и правда все, на что годны грязнокровки, так это угождать чистокровным господам? Что, если Гермиона просто пытается сбежать от неизбежного? Не принимает участь, что приготовил ей сам Бог, спаситель.

Об этом нужно было думать прежде, чем злить Малфоя. Драко швырнул обессиленную грязнокровку на пол… Она прокатилась по холодной сырой поверхности и врезалась в каменную стену. Глаза привыкли к темноте, и девушка различила в ней страшные орудия пыток.

Около стены, возле которой остановилось ее хилое тельце, стоял огромный Х-образный крест с застежками, как видно, для ног и для рук. «Это дыба?» – подумалось перепуганной девушке. Что за дикость? Абсурдное приобретение для… Впрочем… Это же Пожиратели Смерти. Простого «круциатуса» им мало. Садистские душонки желают больше людской боли, страданий и воплей.

Гермиона поняла, что ждет ее что-то крайне неприятное. Но что же она сейчас может сделать? Карие глаза грязнокровки расширились от ужаса… Взору представало все больше и больше орудий для всевозможных пыток. Вот, рядом с дыбой показались кандалы разных форм и размеров. Затем целая стойка с плетьми разных видов и материалов, похожих на сломанные по дороге к поместью ветви. Были среди них длинные деревянные палки, всевозможные кожаные плетки, длинные хлысты, разнообразные кляпы и ножи.