Переговорщики бодались из-за мелочей, а северокорейцы тратили время на абсурдные требования и нелепый обструкционизм: как-то раз северокорейская делегация просидела два часа одиннадцать минут, молча глядя на представителей ООН, а затем так же молча встала и вышла. Перемирие, наконец подписанное 27 июля 1953 года, фактически восстановило довоенный статус-кво – вот только с тех пор успели погибнуть пять миллионов человек, из них более половины гражданские, а несчитаные миллионы осиротели, овдовели и лишились дома. Границу по тридцать восьмой параллели укрепили – она превратилась в нейтральную полосу под названием «демилитаризованная зона»: длина 160 миль, ширина 2,5 мили, сплошь колючая проволока, наблюдательные вышки и противопехотные мины. И впервые за тысячу лет корейцы – называвшие себя таниль минджок, «один народ», и гордившиеся своим единством – воевали и убивали друг друга.
Через восемь лет после войны, в 1961 году, когда к власти пришел Пак Чои Хи, Южная Корея была крупнейшим адресатом американской благотворительной помощи среди стран третьего мира и стремительно отставала в гонке за легитимность от Севера, чей валовой национальный продукт на душу населения был вдвое выше, чем на Юге, при более ограниченных ресурсах. Сеул представлял собой одну огромную трущобу. Стране отчаянно требовалось отвлечься – и для этого у страны были Син Сан Ок и Чхве Ын Хи.
За несколько лет, минувших с основания компании «Син Фильм», Син стал крупнейшим коммерческим режиссером и самым влиятельным продюсером корейской киноиндустрии. Своей компанией он управлял как голливудской студией: режиссеры и сценаристы подписывали контракты, съемки велись на собственных площадках, имелись своя система дистрибуции и свое созвездие актеров, в котором ярче всех сияла Чхве Ын Хи. Син первым в Корее снял фильм в «Техниколоре», первым снял фильм в «Синемаскопе», первым использовал широкоугольные объективы 13 мм и зум 250 мм, первым попытался снять звуковой фильм с полностью синхронизированным звуком. Он снимал кино на самые щедрые бюджеты и платил Чхве больше, чем получала любая корейская актриса. Задолго до того, как это стало общепринятой практикой, он участвовал в совместном производстве – в том числе с гонконгской студией «Братья Шоу». По некоторым данным, он даже участвовал в подготовке закона президента Пака о художественных фильмах, задуманного для поддержки и стандартизации продюсерской работы, дабы южно-корейское кино могло конкурировать с гигантскими корпорациями Лос-Анджелеса и Токио, – впрочем, со временем многие кинематографисты, включая и самого Сина, пришли к выводу, что работать согласно этому закону невозможно.
Син снимал мелодрамы, триллеры, исторические эпосы, фильмы о боевых искусствах, даже маньчжурские истерны. Одни фильмы были масштабны и кровавы, с мешаниной ярких красок, лихорадочных зумов и пролетов камеры. Другие снимались в сдержанной черно-белой гамме, со штатива, с живописно выверенной композицией каждого кадра. В один год он мог сначала снять застенчивую мелодраму, а затем ввергнуть критиков в истерику фильмом бесконечно эротическим, и с обеими лентами добиться кассового успеха. Он экранизировал романы Мопассана, а следом ставил нелепые ужастики про кровососущих кошек или про демонических змей, которые оборачиваются прекрасными женщинами и соблазняют буддистских монахов. Он познакомил Корею со спагетти-вестернами, с большим успехом импортировав «На несколько долларов больше» и «Хороший, плохой, злой» Серджо Леоне; так же он поступил с «Соломенными псами» Сэма Пекинпа и «Большим боссом» Брюса Ли[6]. Он проводил широко разрекламированные поиски талантов, открывал новых актеров, и те вскоре становились крупнейшими корейскими кинозвездами. Он дал путевку в жизнь десяткам молодых кинорежиссеров. В период расцвета, в середине 1960-х, когда с создания «Син Фильм» не прошло и пяти лет, в компании работало более трехсот человек и выходило по тридцать фильмов в год. В 1968 году Син купил крупную киностудию «Анъян» к югу от Сеула; комплекс площадью в двадцать акров простоял заброшенным десять лет, с самой постройки, – слишком огромный получился, – но Син приспособил к работе все студийные павильоны. Он создал компанию звукозаписи, театральную труппу и актерскую школу – последней руководила Чхве Ын Хи. И Чхве неизменно выступала равноправным партнером, вдохновляла большинство сюжетов и нередко вкладывала в проекты собственные деньги.
Этот головокружительный успех произрастал из умения Сина и Чхве дарить эскапистские фантазии народу, израненному оккупацией и войной, жаждущему сбежать от повседневной борьбы за выживание и тяжкого труда. И личная жизнь этих двоих тоже сияла ярко. Они были самой блистательной парой Южной Кореи. Син – эффектный, высокий, в дорогих костюмах скорее французского, чем американского покроя, с небрежно расстегнутым воротником, с челкой а-ля Ричард Бёртон. И Чхве – одетая и постриженная по последней моде.
Людям нравились сами кинотеатры: душным и влажным корейским летом там царила кондиционированная прохлада, обжигающе морозными зимами – уютное тепло. За смешные деньги, особенно в провинциях, семьи в полном составе могли на целый день сбежать из плохо отапливаемых домов в кинотеатры и порой дважды, а то и трижды подряд посмотреть один и тот же фильм.
Фильмы Сина пользовались огромной популярностью. И его верность кинематографу, а не политикам или идеологиям – тоже. Не вполне понятно, во что верил Син, помимо себя. Он насмехался над коллегами, которые претендовали на титул Творца Авторского Кино, но явно мечтал о нем и сам. Он снимал фильмы, отчетливо призывавшие к женской эмансипации, но публично заявлял, что полагать их таковыми «попросту неверно», и прибавлял: «Лично я восхищаюсь учением Конфуция». Он ценил сценаристов, платил им огромные гонорары, скупал права на экранизацию лучших книг и радиопостановок, но в то же время утверждал, что фильмы его в основном визуальны, и хорошо бы показывать их задом наперед, чтобы от сюжета не оставалось камня на камне. «Эти претензии на художественность я презираю, – говорил Син в период успеха, – а прикидываться, будто у тебя есть какое-то там гражданское сознание, – это вообще хуже некуда…»
В основном, судя по всему, он просто любил снимать кино. На фоне кино все прочее меркло. Позже Чхве Ын Хи в смятении пополам с восхищением напишет, что Син «без колебаний» продал бы собственную жену, если бы это помогло ему снять фильм. Современник Сина, кинокритик Ким Чхон Вон, отмечал, что «ради съемок фильма [Син] прыгнул бы в преисподнюю».
Что до Чхве, она была воплощением современной Кореи во времена, когда страна разрывалась между традициями и современностью. Послевоенная Южная Корея, по-прежнему движимая конфуцианскими ценностями, под активное понукание президента Пака, внушавшего корейцам, что их ролевой моделью должен стать капиталистический Запад, вступала в эру вульгарного потребления. Новейшая американская бытовая техника стала желанным символом статуса и достатка, и дома корейцев среднего класса смотрелись порой слегка абсурдно: прихожую гордым трофеем загромождал холодильник, тостер стоял на видном месте в гостиной, а на полках высились пустые коробки, беззвучно кричавшие о том, что семье доступны некие товары и продукты. Сам президент Пак прославился эффектными летчицкими черными очками и привычкой курить сигареты через длинные тонкие мундштуки. Как это часто случается, битва между сохранением традиционного жизненного уклада и приятием современной культуры свелась к выяснению вопроса о том, что прилично или неприлично, безопасно или небезопасно делать женщинам. Снова и снова в фильмах Сина Чхве Ын Хи олицетворяла этот конфликт, играя проститутку, военную вдову, целомудренную студентку, королеву или неразборчивую в связях девицу за барной стойкой.
За пределами кино имидж Чхве тоже разрывался между двумя полюсами. Мужская аудитория поневоле ее вожделела, и после выхода очередного фильма мужские разговоры неизбежно переходили от качества собственно кино к телу Чхве. СМИ, поощряемые пиарщиками «Син Фильм», изображали Чхве послушной и преданной женой, которая ради супруга усердно трудится на съемочной площадке и дома, любит вязать и гладить мужнины рубашки. «Она прекрасная актриса и прекрасная жена», – восторгались журналы и газеты.
