Ким Чен Ир

сын Великого вождя, глава «Корейской киностудии»

Син Сан Ок

южнокорейский киномагнат

Чхве Ын Хи

южнокорейская киноактриса

Ким Ир Сен

Великий вождь Северной Кореи, основатель КНДР

Последнее, что помнил Син Сан Ок, – как он сидел в камере, не чувствуя пульса, не в силах шевельнуться и тем более встать. Почти два года его продержали в северокорейском центре сосредоточения – запихали в тесную одиночку, где едва удавалось лечь, а вместо окна была узкая щель высоко в стене, перечеркнутая толстыми железными прутьями. В трещинах в полу кишели тараканы. В промежутках между получасовым обедом, получасовыми же «солнечными ваннами» в тюремном дворе и десятиминутным ужином ему полагалось целыми днями сидеть в одной позе – голова склонена, замри и не двигайся, а то еще хуже будет.

После пятидневной голодовки Син потерял сознание. Теперь, очнувшись в тюремном лазарете, он с трудом пытался вздохнуть. Август выдался жаркий и влажный. От пронзительной головной боли мысли путались. Во рту сухой привкус металла, в животе спазмы. И больно двигаться.

– Этот, пожалуй, выживет, – сказал чей-то голос. – Вон, пальцами на ногах дергает.

Син открыл глаза. У койки стоял следователь, с ним какой-то высокопоставленный военный. Рядом по стойке смирно застыл тюремный надзиратель. Посетители беседовали оживленно, но к Сину не обращались. Затем все трое ушли.

Тут обнаружилось, что в комнате с Сином остался другой заключенный. Тот подволок к койке стул и притащил поднос с едой. Син этого человека знал. Тот был на побегушках у тюремной администрации – «активист», и ему поручали мелкую работу по хозяйству: подмести, вымыть пол, развезти еду, доставить сообщение, – и за это ослабляли режим, разрешали выходить из камеры. Часто активисты – те же стукачи; так они получали и сохраняли свой статус.

– Ешь, – сказал активист.

Син глянул на поднос: рисовая похлебка, миска жаркого и яйцо. По тюремным меркам роскошно. Син все равно отказался. Активист зачерпнул похлебки и сунул ложку Сину в рот, но Син плотно сжал губы.

– Открывай пасть, – сказал активист. – Тебе полезно. Надо есть.

Он настаивал, и в конце концов Син сдался. Поначалу при мысли о еде тошнило, но после первой же ложки вернулся голод. Син быстро подчистил еду, но в благодарность оставил кое-что активисту.

– Что творится-то? – спросил Син.

– Ты вчера пропустил перекличку, – объяснил активист. – Я зашел глянуть, а ты на полу в отключке. Видел бы ты их рожи. Перепугались, что ты у них помер. Вызвали лепилу, он тебе пульс пощупал и перевел сюда. Вот они обрадуются, что ты живой. – Активист прищурился. – Ты, я смотрю, важная птица. Тут обычно, если зэк прижмурится, всем плевать. Я тоже один раз голодал. Сказали, что мужик от голода помирает за десять дней, а баба за пятнадцать. Ну, я быстро спасовал, жрачки попросил. Я слыхал, если сильно нужные зэки голодали, их привязывали к кровати и кормили насильно через трубку. Так тебя даже через трубку не стали. Чтоб, мол, достоинство не унижать. Во какая ты птица важная.

– А этот военный – это кто был? – спросил Син. – Который не тюремный?

– Министр народной безопасности, – сообщил активист, – глава правоохранительных сил страны.

– Первый раз вижу, чтоб министр аж в тюрьму прискакал, потому что зэк с голоду дохнет. Устроил тут всем разнос.

– Ладно врать-то.

Активист задумчиво потряс головой:

– Они тебя, небось, сильно любят. То-то все забегали. У тебя, может, знакомства полезные? Ты с кем знаком?

Син закрыл глаза. Вообразил свою тюрьму: зэки перестукиваются через стенки, кого-то – ни с того ни с сего, выбрав методом тыка – выводят во двор и казнят, надзиратели зверствуют. Почти два года Син провел в бессмысленном мучительном заключении. Но не знал в этой стране ни единой души.

Син Сан Оку стукнуло пятьдесят пять лет. Разведен, четверо детей. Самый прославленный кинематографист родной Южной Кореи, обладатель всевозможных наград, принят в президентском доме. Четыре года назад его бывшая жена Чхве Ын Хи, самая известная актриса Южной Кореи, уехала в Гонконг и пропала, а когда Син отправился на поиски, его обвели вокруг пальца и похитили. Поначалу держали под домашним арестом – было полегче, – а затем отправили в тюрьму номер 6, в двух часах пути от северокорейской столицы Пхеньяна.

Нет, Син в этой стране не знал никого – не знал даже, почему его забрали. Но кое-что он знал.

Он знал, кто отдал приказ его похитить.

В Пхеньяне, за многие мили от вонючих камер и коридоров тюрьмы номер 6, Ким Чен Ир залпом допил свой «Хеннесси», отставил бокал и посмотрел, как официант безмолвно его наполняет.

Вокруг бушевал праздник – Ким Чен Ир закатил очередной еженедельный банкет для крупных шишек ЦК Трудовой партии. Большой зал залит светом, повсюду ослепительные искусственные цветы, раскачиваются электрические гирлянды. За столами вокруг танцпола члены Центрального комитета и прочие партийцы угощаются деликатесами – западными (омары, стейки, выпечка) и корейскими (холодная лапша, кимчхи, суп из собаки – посинтхан, суп из акульих плавников, чок-паль – свиные ноги в соевом соусе с пряностями, медвежьи лапы, самолетом доставленные из Советского Союза). Пьют коньяк, шампанское, соджу и северокорейские вина – на столе женьшеневое вино (в бутылках еще извиваются корни) и змеиное (толстая ядовитая гадюка в каждом кувшине хлебного спирта). Прекрасные девушки, от пятнадцати до двадцати двух, скользят по залу – танцуют, заискивают, хихикают. Все одеты откровенно, некоторые работают массажистками, многие вскоре одарят гостей сексуальными радостями. Девушек этих – «Киппым», «Бригаду радости» – тщательно отбирали в школах по всей стране и порой по полгода обучали манерам, сексуальным техникам и массажу. Во время службы им запрещалось общаться с семьями, которым щедро платили за то, что их дочерей взяли на столь привилегированную должность. Говорили, что Ким Чен Ир отбирал девушек в «Бригаду радости» самолично.

Музыканты играли попурри из северокорейских и русских народных песен вперемешку с южнокорейской эстрадой. Почти все взрослые корейцы курили, и воздух загустел от табачного дыма. После ужина мужчины пойдут играть – в маджонг или блэкджек – либо танцевать с девушками под фокстроты, диско или блюзы.

Ким сидел за главным столом. Пухлое овальное лицо, черные глаза, толстый ротик и широкий короткий нос – таков его портрет. Он носил квадратные очки (меньше тех, которыми прославится впоследствии) и серые либо синие френчи а-ля Мао – хаки придет позднее. Ростом он был пять футов два дюйма и, чтобы скрыть малый рост, надевал туфли на пятидюймовой платформе и сооружал на голове пышный мальчишеский зачес (на всякий случай девушек выше пяти футов двух дюймов в «Бригаду радости» не брали). Ким Чен Ир был сыном маршала Ким Ир Сена – героя войны, основателя и великого вождя Корейской Народно-Демократической Республики. Официально Ким Чен Ир значился главой Отдела пропаганды и агитации и директором секции агитпропа по делам кино и искусств, но к 1982 году ему фактически принадлежала вся власть в стране – хотя формально вождем оставался Ким-старший. Северокорейским школьникам рассказывали о доброте, чувствительности и заботливости Ким Чен Ира; обучали детей называть его «любимый руководитель». Ким Чен Иру исполнился сорок один год, и северокорейский народ никогда не слышал его голоса.

На таких вот сборищах Ким Чен Ир обычно был душой компании – хвастался подвигами, сыпал грязными анекдотами, наставлял музыкантов и наслаждался лизоблюдством прихвостней, которые вскакивали на ноги, едва он окликал.