— НЕ СМЕЙ ПОПРЕКАТЬ МЕНЯ «БИТВОЙ ЭКСТРАСЕНСОВ»!!! — рявкнул Гриндевальд. — Я все решил, Альбус! Сегодня в полночь мир будет уничтожен, а мы останемся в Тайной комнате навеки!

— Мир погибнет от твоего колдунства!

— Мир все равно погибнет! Не от колдунства, так от того ядерного оружия, что мы здесь клепаем!

— Валя, ты безумец!

— Альбус, ты долдон!

Спорить с Гриндевальдом будущий пахан не умел, потому лишь вздохнул и тихонечко засопел.

— Ради общего блага, — произнес Гриндевальд. — Ради нас, Альбус. Завтра все свершится.

Дамблдор промолчал. Лишь начал жевать свои щегольские усы, за неимением еще могучей бороды в пол. Слезы текли по щекам, мир было, как ни крути, жалко.

— Не плачь, — прошептал Гриндевальд, украдкой глотнув прущего чаю. — Еще одна осталась ночь у нас с тобой…

Надвигался пиздец своими тихими, но дикими шагами, словно лисица темной ночью.

Но ночью Альбус сам решил стать этой самой лисицей.

— Альбус! Альбус, сука! — орал Гриндевальд, колотя руками в тяжелые двери Тайной комнаты. — Верни дождевик-невидимку!

— Нет, Валя! — рыдал Дамблдор, по ту сторону двери.

— Верни дождевик!

— Не проси, Валюша! Это ради общего блага!

— Ах ты гнида! — надрывался Валя. — Выпусти меня, ёб твою мать!

Дамблдор зарыдал еще громче и отчаянно вышморгался в дождевик.

— Ты что удумал, Альбус? — насторожился ученый, жопой чуя…жопу. — Почему пахнет гарью и сарделями?! И что там только что жахнуло наверху?!

Дамблдор снова вышморгался.

Снова что-то взорвалось.

Сигнал тревоги пищал на всю округу и Гриндевальд, поняв, что к чему, заорал, как резанный.

— Ты что сделал, пидор?!

— Я варил сардели в центрифуге, — крикнул Дамблдор. — Она взорвалась…

— Какого ху…

— … и взрыв задел коллайдер…

— Альбус, сука, выпусти меня!

— Пизда нашей «Пушинке»! — взвыл Дамблдор.

Гриндевальд матернулся.

— Ты не уничтожишь мир, Валя! — храбро крикнул буфетчик-камикадзе. — Ты останешься в Тайной комнате! Погребенный под останками АЭС!

Ученый занервничал.

— Я люблю тебя, Альбус, — выплюнул Гриндевальд.

— Не заговаривай мне зубы! — завизжал Дамблдор, топая ногами. — Прости меня, Валя. Это ради общего блага.

Что-то опять взорвалось, и Дамблдор, поняв, что пора валить, утер напоследок сопли.

— Прощай, Валюша. И прости меня.

— Пидорасина! — в ужасе орал Гриндевальд.

Обломки «Пушинки», под которыми была погребена любовь двух гомосеков с манией величия, долго дымились. Пройдут годы, прежде чем санэпидстанция разрешила возведение на этом месте замка, которому уготовано судьбой было стать Школой Чародейства и Волшебства Хогвартс.

Все проходит, и это прошло. Над замурованной Тайной комнатой пахан, уже бородатый и относительно серьезный, приказал возвести сортир, который в будущем облюбовал призрак Плаксы Миртл. Плутоний, до которого не добрались загребущие руки Гриндевальда, вылили в озеро. Буфет закрыли.

Дождевик-невидимка принадлежал Гарри Поттеру.

Джедайский меч пахан прикарманил себе, сразу после своих фиктивных похорон, пробравшись в Тайную комнату.

Кольцо Всевластия утеряно (Гриндевальд, выбравшись на волю, в пьяном угаре куда-то его выбросил).

И сейчас, на поле боя, бывшие главный инженер реакторного цеха и буфетчик, дожив до седых волос и сомнительной мудрости, отбивали атаку армии этого самого безносого цыганенка, мутузя вампира в напудренном парике. На этот раз, действительно «ради общего блага».

====== Глава 42. ======

Гарри Поттер, выбравшись в лес окольными путями, через подкоп в подвале, вскарабкался на сосну и взглянул на развернувшуюся битву с высоты полета дятла.

Затишье. Полчаса на то, чтоб оттащить раненых в замок, дерябнуть очередные фронтовые поллитра и придумать новый план, благодаря которому враг будет сдержан.

Ор генералиссимуса Сальваторе был слышен на всю округу, тот вовсю руководил дивизиями из гриффиндорцев и когтевранцев, заставляя их возводить баррикады из пустых бутылок из-под бормотухи, благо этого добра было навалом. Огромным клыкастым червяком виднелся Глист ГМО, на голове которого болтался казан с самым юным солдатом армии Хогвартса. Какой-то даун на единороге (Гарри не видел его лица, и вообще при его-то зрении, видел только единорога), обнимался с кем-то.

Если бы Избранный догадался прихватить с собой бинокль, то заметил бы, что в их полку прибыло. Вон там, за няшками, бегал пузатенький демон-функционал Кроули, который уже кому-то втюхивал свои осветительные приборы «Маруся». Бледная семейка напудренных олигархов, кажется, двое из них год назад приехали в замок «хоронить» Эдварда, откапывали из завалов камней своего голубого «сыночку». Вприпрыжку бегал и милаха Ватсон, искренне удивляясь, как его рациональный Холмс находит в битве Добра и Зла логику и смысл.

Бухой Хеймитч, тот самый главный противник политики трезвенности на незалежной Родине Китнисс Эвердин, вооружился шампуром и пожал руку Аларику Зальцману.

Пенсионер Бобби уже где-то потерял свою кепку, но не растерялся и нацепил на голову Распределяющую Шляпу.

— Поттер, етить твою, — швырнув в Гарри шишку, крикнул Малфой. — Слазь, миссия ждать не будет.

И, пошатав сосну, сбросил с нее Избранного.

Гарри отряхнулся и, тут же выпрямившись, взглянул на часы.

— Через пятнадцать минут я должен сдаться цыганенку, — важно произнес он. — Или всех нас к херам поубивают…

— Гарри, это провокация, — прорыдала стерва, вытерев нос листом лопуха.

— Стерва, я должен сдаться. Помните, чему нас учил профессор Сальваторе?

Малфой, мигом достав из кармана треников блокнотик, в котором записывал все фразы своего любимого учителя, процитировал:

— Пивас портвейном не глуши, а тяпни водки от души.

— Нет, Малфой, не это, — покачал головой Гарри. — Хотя философский смысл в этой фразе тоже есть. Он говорил: «Не ссать, Поттер». И я не ссу.

Гермиона опять зарыдала. Малфой понимающе кивнул.

— Кольт спизжен. Но я даю установку — уничтожьте крестражи, — томно сказал Гарри и принюхался. – Там, в чаще, пахнет папиросами «Ялта». Волан-де-Морт там.

— Поттер, ну хули ты опять выебуешься? — чуть ли не прослезился Малфой. — Ты погодь, можно же в чащу баллистическую ракету запустить и тогда…

Но Гарри уже все решил.

— Малфой, береги стерву. Стерва, не лезь к генералиссимусу, етить твою. Ну, с Богом.

И, оставив своих соратников под сосной, твердым шагом направился к убежищу цыганенка Тома.

— Господа офицеры и прапорщики! — гаркнул Деймон, собрав всех бойцов на внеочередном заседании партии добра. — Нас нещадно убивают. Мы понесли ряд потерь: Кузю Криви контузило петардой, Холмсу подбили глаз, разбили шесть бутылей бормотухи…

Аларик, не выдержав этого ужаса, испустил предсмертный хрип и лишился чувств.

— Брат, я знаю, как это тяжело, но война не щадит никого, — строго сказал генералиссимус, глядя на то, как рядом с Алариком рухнул и Хеймитч. — Но победа будет наша, етить вашу! Анатолич, шо там Глист? Анатолич?

Но Гриндевальд его не слышал. Он стоял в дверях Большого зала, сжимая в руке кальян с плутонием и, хлопая осоловелыми глазенками, смотрел лишь на одну фигуру.

— Ты вернулся.

— Я вернулся, Валя, — шепотом произнес Дамблдор.

— Пахан, что за херня? — спросил трудовик. — Мы же тебя отпели уже.

Дамблдор смутился и начал жевать свою бороду.

— Я вернулся ради Хогвартса, ради Валюши, — всхлипнул он. — Не мог я в стороне сидеть, пока тут…

— Да что ты пиздишь, — буркнул Гриндевальд. — «Ради Хогвартса, ради Валюши»… так и скажи, забыл в замке диск Булановой. Еще и джедайский меч стыбрил.

Пахан отложил свою швабру в елочных игрушках (пожалуй никто, кроме Гриндевальда, не признал в этой «абстракции» Дар Брата) и проникновенно взглянул в глаза своего возлюбленного.

— Да, я забыл диск Булановой, — признался он. — Но я не брошу замок. Снова.