Это тело было взволновано. Возбуждено. Это тело требовало чего-то непонятного, человеческого, и очень простого. Кастиэль вздохнул. Тепло и прикосновения – для людей и в самом деле просто. Для Дина просто. А Кастиэль… Он еще помнил собственную растерянность в том борделе. Там все было не так, всего было слишком много. А сейчас – недостаточно. Он опустил руку ниже, на подрагивающий живот, зарылся пальцами в волоски на лобке – странно, они были куда светлей, рыжеватыми и очень жесткими. Головка члена набухла и покраснела, Кастиэль обхватил ее двумя пальцами, сжал, вздрогнул от кольнувшего ощущения.

И – ничего. Блеклая тень того, что горело там, в гостиной. Информация, сухие строчки кода, равнодушные импульсы, бегущие по нервам. А ему так хотелось, чтобы было что-то. Чтобы разрозненный набор сигналов о прилившей крови, прикосновениях воздуха и собственной ладони, смутных желаниях тела и памяти сложился бы в нечто яркое.

Наверняка то, что испытывал Дин – там, внизу, на диване – было ярким.

Кастиэль отвернулся от зеркала и лег в постель, чтобы смотреть в потолок до самого утра.

Потом он увидел Дина. Тот держал в руках птицу с хрупкими крыльями. Пальцы перебирали белоснежные перья, осторожно ерошили пух, ласкали с неожиданной нежностью.

– Смотри, – сказал Дин, – у него есть крылья.

Кастиэль открыл глаза. Дин сидел на краю постели и пристально на него смотрел.

Кастиэль моргнул.

– Неплохо отдохнул, – сказал Дин. – Обед скоро.

Кастиэль снова моргнул, и попытался сесть. Тело не слушалось, как всегда в первые часы после сна, но теперь и сознание было мутным. Запястье само потянулось к глазам – протереть, кулак надавил на переносицу. Что это было?

Дин отвел глаза.

– Приснилось что-то?

– Я не вижу снов, - автоматически отозвался Кастиэль и сразу же сбился. – То есть… это был сон?

Дин фыркнул.

– Только не говори мне, что мое присутствие способно вызывать у тебя кошмары.

– Нет, - медленно сказал Кастиэль, не отводя от него взгляда. – Это не было кошмаром. Но раньше ничего подобного со мной не случалось.

Дин посмотрел ему в глаза.

– Ты сейчас в первый раз в жизни увидел сон?

Кастиэль кивнул и полюбовался на редкое зрелище – детская улыбка и невинное любопытство на лице их бесстрашного предводителя.

– Расскажи.

– Сложно, – ответил Кастиэль. – Там был ты. Гладил белые перья.

Любопытство сменилось недоумением, а улыбка стала еще шире.

– Это странно.

– Наверное…

– Вот и хорошо! Сны и должны быть странными. Ну ладно, ты уже проснулся, - Дин вскочил и начал делать очень много вещей одновременно – открывать окно, швыряться в Кастиэля одеждой, рассказывать, что они соорудили на обед, даже напевать. Кастиэль не успевал следить за ним, он на миг потерял ориентацию – а когда очнулся, его, как ребенка, со смехом выдергивали из постели теплые руки.

Теплые…

Кастиэль замер, сосредоточившись на ощущении, и едва не упал на Дина.

– Эй! – помрачнел тот. – Ну-ка, ходить – своими двоими!

– Хорошо, – Кастиэль опустил руки и встал по стойке смирно. – Я не знаю, что…

– Давай-ка, спускайся вниз, – у Дина явно испортилось настроение.

– Хорошо, – повторил Кастиэль. Он хотел спросить, что не так, но Дин уже ушел.

За столом Дин снова был спокоен и весел, словно ничего не случилось. Он швырялся едой, благополучно заработал нотацию от Сэма и подзатыльник от Бобби. Кастиэль любовался им, и ему было хорошо. Но обед кончился, и кончился день, и наступил следующий, и больше не происходило ничего. Кастиэль гадал, как скоро память о происшествии потускнеет.

Вечером Бобби принес информацию о новом деле, и Кастиэль точно узнал, когда бесконечная осень снова сомкнется вокруг него.

Завтра утром.

– Кас, с тобой все в порядке? – обеспокоено спросил Сэм.

– Да, – удивленно ответил Кас, – я понимаю, что буду вам только мешать.

Сэм наморщил лоб и посмотрел на Дина. Дин отодвинул стул и вышел.

Весь вечер Кастиэль не видел его, а ночью Дин ногой распахнул дверь в его комнату и так же ногой захлопнул ее за собой. Кастиэль приподнялся – он уже лежал в постели. Дин сел рядом. Он казался рассерженным и прошипел сквозь зубы:

– Заебал. Рассказывай.

– Все в порядке, – попытался отговориться Кастиэль.

– Заебал! – рявкнул на него Дин. – Что это за хрень с твоими чувствами? Ты заболел, или что?

Кастиэль не представлял, как рассказать Дину.

– Физически со мной все в порядке…

– А не физически?

– Дин, я не знаю…

– Чего ты не чувствуешь?

– Я не знаю, как объяснить, – Кастиэля потряхивало от беспомощности, от Диновой ярости. – Я чувствую, но без крыльев… все такое тусклое… я, наверное, просто не могу разобраться…

– Да говори ты уже! – Дин потянул его за плечи, встряхнул, как тряпичную куклу, и на Кастиэля снова навалилось.

Подушечки пальцев у Дина и в самом деле были шершавыми.

– Эй…

Кастиэль не мог. Он покачнулся, ткнулся лбом Дину в плечо.

Горячо. Твердо. И запах…

– Кас? – Кастиэлю не хватало воздуха. Дин медленно гладил его по спине, а он ощущал жаркую ладонь, скользящую от шеи до поясницы, ощущал по-настоящему – и не мог ничего сказать.

– Гхм, – сказал Дин. – Как по мне, так все ты чувствуешь. Даже многовато всего.

– Не, – выдавил Кастиэль пересохшим горлом. – Не… ты. С тобой…

– Хочешь сказать, что ты ничего не чувствуешь, пока я не появлюсь рядом?

– Кажется…

– И поэтому ты киснешь целыми днями, подсматривая за мной, когда совсем хреново?

– Дин!

– Что?

– Заткнись.

Дин тихо рассмеялся, склонившись к его виску.

– Ладно. А если я сделаю так? – ладонь скользнула ниже, задевая резинку трусов, легла на ягодицу, и непослушное тело сотрясло судорогой. Приятной судорогой. Сладкой. А ладонь, твердая, как доска, снова заскользила снизу вверх по спине, лаская, легла на лопатки, закопалась в невидимый, неосязаемый пух.

Этого не могло быть, просто не могло. Там не было ничего, над плечами. Уж точно ничего такого, во что можно зарываться пальцами, что можно гладить мозолистыми подушечками, ласкать прикосновениями, сильными и бережными. Нечему было отзываться, рассылая по телу искры, колючие, щекотные мурашки, не на чем было играть, будто на струнах гитары, которая так шла этим рукам, и которой в них никогда не было.

– А ты говорил, что потерял их, – бездумно сказал Дин. Кастиэль понял, что успел зажмуриться, и надо открыть глаза.

Воздух под ладонями Дина застывал снежно-белыми нитями. Кружево, которое должно было уничтожить смертного, посмевшего хотя бы взглянуть на него, теперь льнуло к Диновым рукам, словно просило о ласке. Кастиэль, глухо застонав, подался вперед – за тем же самым.

И Дин не оттолкнул.

Ладони снова прошлись по спине, сухие губы коснулись волос, виска и скулы. Дин согревал Кастиэля и заново связывал с миром, пусть не с холодными совершенными небесами, а с грешной землей, но на этой земле можно было так замечательно прикасаться друг к другу. От этого, оказывается, тепло, и тонко тянет внутри, и где-то глубоко на корне языка копится тягучая сладость. И прикосновений хочется все больше и больше – Кастиэль подвинулся еще ближе. Уткнулся носом в шею. Запах пороха, мыла и пота, запах Дина – он, оказывается, горьковатый. Свежий. Под губами движение – Дин сглотнул.

– Охренеть…

Кастиэль забыл, что значит это слово, но на всякий случай кивнул.

– У тебя стоит, – на это тоже надо как-то реагировать, но Дин отметил свою реплику новым касанием, коротко стриженные ногти царапнули по натянувшейся ткани трусов, и Кастиэль только вздрогнул всем телом.

– Охренеть, – повторил Дин, затаскивая Кастиэля к себе на колени. Трусы сползли на бедра, футболку Дин задрал почти до подмышек, потом и вовсе стянул, но Кастиэль этого почти не замечал.