– Мои родители будут ждать…

– Они знают, что ты со мной, – отрезал он.

– Ладно, – сразу сдалась она, каждую секунду ожидая, что он будет отчитывать ее за поездку в Академию. Но вместо этого ее жених предложил прогуляться по улице и заговорил о другом.

– Почему тебе было неприятно слово "землянка"? – спросил он после небольшой паузы.

Сафира глянула на него, пытаясь считать эмоции. Льюча без слов открыл их для нее, когда почувствовал это: спокойствие и любопытство. Надо же… он, и правда, не злился на нее.

Перед тем, как отвечать, она вздохнула, невольно припоминая, сколько раз слышала это слово в негативном контексте. Часто на улице. Реже в школе. Постоянно – по коммуникатору, когда смотрела политические новости.

– Горианцы редко имеют в виду что-то хорошее, когда говорят так, – сдержанно пояснила она, наконец.

– Я ничего дурного не имел в виду.

Почувствовать ложь для телепата проще всего – это один из первых навыков, которому учатся дети на Горре. Поэтому Сафира знала, что Льюча не лгал, и ее вновь посетило теплое чувство.

– Ладно.

– И все равно это было невежливо, – внезапно прибавил он, и Сафира быстро подняла голову, удивленно глядя на жениха. С ним сегодня, и впрямь, творилось нечто необычное. Она никак не ожидала такого поведения после всего, что он устроил ей накануне. Тем временем ее жених замедлил шаг, и они вновь остановились посреди улицы. Поздние прохожие почти не оглядывались в их сторону, спеша к себе домой – район не подходил для неспешных ночных прогулок. И Сафира вдруг почувствовала себя так, словно они с Льючей остались наедине.

– Я хотел извиниться, – продолжил он, к ее полному изумлению. – За вчерашний день. И особенно за позавчерашний.

– Правда? – переспросила она невольно, и тогда пришла его очередь испытывать удивление. Горианцы никогда так не переспрашивали – эта глупая привычка осталась у Сафиры с детства. Какой смысл переспрашивать, если правду чувствуешь телепатически, как и ложь?

– Извини, – поспешно сказала она. – Ты тоже меня извини. Я… наверное, тоже вела себя не очень вежливо. Я не горианка, и…

Внезапно ощутив подступающие слезы, Сафира опустила голову. Почему это вырвалось у нее? Зачем она устраивает душевный стриптиз и признается в своей главной слабости? Она ведь не собиралась извиняться за то, что родилась на Земле? Хотя она миллион раз за свою жизнь чувствовала себя так, словно обязана за это извиняться, снова и снова.

– Мы оба слегка перенервничали, да? – успокаивающе произнес Льюча, протягивая ей свою ладонь, огромную по сравнению с ее рукой.

– Даже не слегка, – с нервным смешком фыркнула она. – По крайней мере, я.

– Знаешь, я вообще-то подумал сначала, что это чья-то шутка.

– А я испугалась.

– А я думал, что ты страшная.

– А я думала, что ты старый и нудный.

– Что?

В его эмоциях отразилось такое удивление, что Сафира снова фыркнула, и они оба телепатически захохотали.

– А ты ничего, когда не важничаешь, – сказала она, поднимая сияющее лицо, намеренно задирая его. Льюча отреагировал мягкой улыбкой, прекрасно видя и ее эмоции, и настрой. Тем не менее, он сузил глаза и с нарочитой угрозой сверкнул взглядом:

– То, что я извинился, еще не означает, что тебе все можно.

– Да? И что, например, мне нельзя, эсте эс-Мьийа? – балуясь, словно ребенок, осведомилась Сафира, совершенно успокоенная тем, как он внезапно смягчился. Но ее жених закончил шутить так же внезапно, как начал.

– Например, нельзя лететь в Шейехар после того, как я не разрешил, – серьезно сказал он.

Его негромкий голос подействовал, словно ледяной душ. Сафира даже много позже не могла объяснить себе, что именно в интонации его голоса, который Льюча не повышал, подействовало на нее так сильно, но результат был налицо: все ее тело напряглось, голова сама собой опустилась, и она испуганно замерла. Все-таки без последствий не обойдется. Он намеренно дал ей расслабиться, чтобы… чтобы что? Застать врасплох? Наказать ее? Отчитать?

– Сафи, – позвал он совсем уж негромко, и она несмело подняла взгляд, глядя на него так настороженно, что горианец немного изменил выражение лица:

– Ты что, боишься меня? – спросил он через паузу, стремительно закрывая эмоции – но не раньше, чем она успела почувствовать что-то неприятное.

Сафира снова опустила глаза и пожала плечами. Лгать было бы бессмысленно – ей действительно стало немного не по себе. Но понять точно, что она чувствовала, никак не удавалось – поэтому и выходило, что сказать нечего.

– Пожалуйста, посмотри мне в глаза, – мягко, но настойчиво потребовал Льюча.

Мотнув головой, она отступила. Настроение было испорчено. Встретив его здесь, она знала, что ей достанется за вылазку в Шейехар – но почему не сразу? Зачем надо было сначала обнимать ее, согревать, смешить? Разве это не подло – вот так вкрадываться в доверие?

– Сафи, – чуть резче позвал он.

– Ты не заставишь меня бросить учебу, – выпалила она, задирая подбородок. – Я знаю свои права, ты не можешь мне такое запрещать!

– Ты знаешь свои права? Неужели?

Серые глаза сузились и потемнели. Его голос теперь звучал еле слышно, но, казалось, это последняя секунда затишья перед взрывом.

– Да, я знаю свои права, – еле слышно, упрямо повторила она, стараясь изо всех сил держать блоки на эмоциях, но в отчаянии понимая, что они лишь немного приглушают ее чувство беспомощности, злость и страх.

Сафира понимала, что здорово нервирует родителей, второй раз подряд возвращаясь со свидания заплаканная, но не находила в себе сил скрывать от них эмоции. У кого еще ей просить защиты? Больше никто на всей Горре не спасет ее.

Несмотря на позднее время, они оба ждали ее в гостиной – и оба обеспокоенно пытались понять, что произошло, когда Сафира буквально рухнула в материнские объятия, обильно орошая слезами ее линос. Ланиш сразу открыл бар и налил себе немного сяши, пока Авлина осторожно расспрашивала дочь, но в первые минуты она ничего не могла произнести.

– Он обидел тебя? Принуждал к чему-то? – гадала Авлина, гладя дочь по волосам. Сафира отрицательно потрясла головой и, к своей досаде, ощутила заметное облегчение в эмоциях Ланиша – тот за все ее детство ни разу не наказывал дочь, и ему явно неприятно было думать о том, что кто-то может сделать это, хотя для многих горианцев это было совершенно нормально.

Наконец, Сафира успокоилась, выпила несколько глотков воды, стуча зубами об стакан, поданный Ланишем, и сдавленным голосом прошелестела:

– Он сказал, что завтра позвонит в академию, чтобы меня отчислили. И еще… что я должна переехать к нему.

Родители переглянулись.

– Ты уверена, что правильно все поняла? – осторожно спросил Ланиш.

– Да. Да, он сказал, чтобы я собирала вещи, – возмущенно произнесла Сафира, наконец, получив контроль над своим голосом. Она вытерла слезы и замотала головой, подбирая под себя ноги:

– Он чокнутый. Я никуда не поеду.

– Вообще-то это даже неприлично, – негромко и очень растерянно заметила Авлина. – Я не могу понять, с какой стати он так решил. Вы поссорились?

– Нет. Он просто наехал из-за того, что я летала в Шейехар. А я просто сказала, что знаю свои права, – буркнула Сафира, уткнувшись взглядом в свои колени.

Родители снова переглянулись.

– А зачем ты летала в Шейехар? – спросил Ланиш. – Он ведь запретил тебе, разве нет?

– Но он не имел пра…

– Сафира, он твой жених. У него пре-сезариат, – перебил отец. – Дочь, ты что? Разве ты забыла, что такое пре-сезариат? Ты должна его слушаться.

– Но он не имеет права. Он не должен запрещать мне учиться.

– Ты хочешь поспорить о правах с уважаемым человеком, который вдвое старше тебя? С человеком, который служит непосредственно Величайшему, которого знает вся планета, у которого, наверняка, весь день расписан поминутно?

– При чем здесь это? – оторопело переспросила Сафира, удивленная явным неодобрением отца и молчанием матери.