От поцелуя по жилам Евы пробежал огонь, как от глотка крепкого виски. Она глухо застонала. Адам прошептал что-то невнятное — возможно, проклятие, а может, ее имя. Поцелуй стал страстным, нетерпеливым, и тотчас вселенная Евы сжалась, осталась лишь шелковистая теплая глубина рта Адама, сладость его губ, колючие волоски на холодных щеках, замерзший кончик его носа. Ее губы раскрылись навстречу этому жадному, властному поцелую, уступая иссушающей жажде, которую невозможно утолить. Пальцы Евы зарылись в мягкие волосы Адама, его губы приникли к ее шее там, где трепетала голубая жилка, вторя бешеному биению сердца.

— Ты гладкая, как шелк, Айви, — изумленно прошептал Адам и тихо рассмеялся, будто был не в силах поверить своему счастью.

Ева чувствовала себя иной, обновленной, словно прикосновения Адама преобразили ее, изменив навсегда.

Его ладони скользнули по ее спине, объятие стало теснее, и у Евы вырвался ликующий вздох: она ощутила твердость его плоти, силу его желания. Адам подхватил графиню на руки, ее ноги обвились вокруг его талии.

— Я хочу тебя, — прошептал он, словно доверил ей самую сокровенную свою тайну.

И женщина, поклявшаяся, что никогда больше не прикоснется к нему, внезапно потеряла голос от желания.

Адам не стал дожидаться ее ответа.

Позднее Ева с трудом вспоминала путь до дома. Она приникла к Адаму, оплетя его ногами, уткнувшись лицом ему в шею. Прижимая ее к себе, он быстрыми шагами прошел через арку, пересек сад и шагнул в приоткрытую дверь.

В камине гостиной, где Адам встретился с Фредериком, еще горел слабый огонь.

Пастор мягко опустил Еву на диван. Потом сорвал с себя плащ, сюртук и рубашку. При виде его могучего торса Ева восхищенно замерла. Расстегнув брюки, Адам потянул их вниз, проклиная вполголоса тесные сапоги. Ева невольно залюбовалась его поджарым мускулистым телом, гладкой кожей, широкими плечами и узкой талией, крепкими бедрами, покрытыми золотистыми волосками, и твердыми ягодицами, которые так и хотелось сжать ладонями, а потом…

— Не снимай сапоги, — хрипло шепнула она, сбрасывая накидку.

Ева не могла больше ждать. Ей не терпелось ощутить гладкость его кожи, ощупать ее пальцами, изведать губами, языком. Ей хотелось знать, каково это — гладить эти рельефные мышцы, мускулистую грудь, плоский живот, тонкую полоску золотистых волосков, ведущую вниз, к восставшему естеству.

Адам опустился на колени рядом с Евой и, сняв с нее рубашку, бросил на пол рядом со своей. Ева потянулась к нему, зарылась пальцами в его волосы, привлекла к себе и поцеловала. Он завладел ее губами, играя, нежно покусывая, лаская языком, пока Ева не застонала, моля о пощаде. Адам склонился над ней, почти касаясь ее тела, и впился в губы графини хищным, страстным поцелуем, заставив ее выгнуться дугой. Его дыхание стало хриплым и прерывистым. Пальцы Евы скользнули по гладкой горячей груди пастора вниз, к животу, и дальше, к бедрам. Она лизнула его сосок, затем слегка куснула, но в следующий миг Адам выскользнул из ее рук и прижался губами к ее груди, ласкающие пальцы пробежали по нежной коже. Каждое его прикосновение отзывалось в теле Евы жаркой дрожью, вызывая пьянящее, головокружительное блаженство. Горячие губы пастора проложили дорожку из поцелуев вдоль ее ребер к животу и вниз, к треугольнику темных завитков между бедер.

— Боже, — выдохнула она.

Верно истолковав ее восклицание, Адам снова прильнул губами к ее нежной плоти, и Ева, трепещущая, задыхающаяся, выгнула спину, едва сдерживая крик.

— Тебе хорошо? — шепнул Адам с улыбкой, в которой едва заметно проглядывала гордость.

Он дарил ей наслаждение, все ближе подводя к вершине, играя и дразня, лаская пальцами, губами, языком.

Ее тело двигалось в яростном, безумном ритме, Еве казалось, что плоть тает, растворяется в пламени. Жаркое срывающееся дыхание опаляло ее губы, пальцы впились в плечи Адама. Она шептала его имя, испуганная силой обрушившегося на нее блаженства. Перед глазами мелькали разноцветные вспышки, бедра вздымались и опускались, все быстрее и быстрее, и вот наконец могучая волна наслаждения подхватила ее и вознесла ввысь.

Из груди графини вырвался громкий крик.

Трепещущая, потрясенная, Ева бессильно раскинулась на диване, а в следующий миг Адам накрыл ее своим огромным сильным телом. Бедра Евы качнулись вверх, ноги обвились вокруг его талии. Два тела слились в страстном объятии.

Адам пытался обуздать себя. Его мускулистые руки напружинились в мучительном усилии. У Евы невольно перехватило дыхание, она видела, как нелегко ему сдерживаться, подчинять воле страсть.

— Все хорошо. Я хочу этого, Адам. Пожалуйста, не медли, — горячо зашептала она, желая дать ему свободу, выпустить на волю стихию, бушевавшую в нем.

С протяжным вздохом Адам качнул бедрами. Вначале медленно, затем все быстрее и быстрее. Впившись пальцами в его плечи, Ева подхватила этот исступленный ритм, выгибаясь всем телом, наслаждаясь яростными выпадами, пока с губ Адама не сорвался хриплый крик:

— Айви! О Айви!

Они лежали в приятной истоме, сплетясь телами. В эти чудесные мгновения, полные бездумного покоя и умиротворения, Ева восхищенно водила руками по гладкой коже Адама, словно ей вдруг открылся новый, неизведанный мир. Ее пальцы плавно двинулись по рельефным мышцам плеч и груди, шаловливо пробежали вдоль тонкой полоски золотистых волосков на животе вниз, к спящему жезлу, который тотчас пробудился, отозвавшись на ее прикосновение. Тогда Ева соскользнула с дивана на пол, встала на колени и обхватила губами его естество.

Адам шумно вздохнул, его пальцы зарылись в волосы Евы, путая волнистые пряди. Ее губы и язык продолжали захватывающую игру, мучая и дразня, даря пьянящий восторг. По телу Адама пробежала дрожь, ноги раскинулись шире, голова запрокинулась.

— Айви, — выдохнул он, — о боже, Айви…

В этот миг она возблагодарила судьбу за свою искушенность. Ева умела доставить любовнику наслаждение, но никогда прежде она не испытывала такого ликования, такой острой гордой радости. Она смогла заставить этого непостижимого мужчину, привыкшего заботиться о других, забыть обо всем, растворившись в блаженстве.

Ева плотнее сомкнула губы и обхватила пальцами его копье, начав медленное, упоительное скольжение — вверх и вниз, прислушиваясь к хриплому прерывистому дыханию Адама. Его грудь вздымалась и опадала, тело мучительно выгибалось, умоляя не останавливаться, не медлить.

— Позволь мне… войти в тебя, — прохрипел он. — Пожалуйста…

Поднявшись с пола, Ева оседлала его бедра. Она на мгновение замерла, наслаждаясь ощущением полной близости, потом лукаво улыбнулась Адаму и отстранилась, желая его подразнить.

— Матерь Божья…

Руки Адама, взметнувшись, сжали бедра Евы и потянули вниз. Она подхватила страстный, неистовый ритм, напоминающий дикарский танец. Нескончаемое движение уносило обоих в космические бездны. Наконец бессвязный возглас Евы утонул в глухом стоне блаженства, вырвавшемся у Адама.

Они долго лежали рядом, сплетясь нагими телами, влажными от пота, пока холод не начал давать о себе знать.

Поднявшись с дивана, Адам пересек комнату и подошел к камину. Ева сонно наблюдала, как он опускается на колени, подбрасывает дрова в камин, поправляет их кочергой и щелкает огнивом. Его тело показалось ей совершенным в своей красоте. Как отличался он от других мужчин, с которыми Ева делила ложе. Их тела были ладными, но изнеженными. Этих людей с детства окружала роскошь, они привыкли к почтительному вниманию слуг, исполнявших любой их каприз. Крепкое мускулистое тело Адама красноречиво рассказывало историю его жизни — ему приходилось много ходить пешком, ездить верхом, чинить крыши, колоть дрова, заботиться о других и о себе самом. В неярком свете разгорающегося огня это великолепное тело выглядело до странности уязвимым. У Евы вдруг мучительно сжалось сердце.

— Между мною и Фредди ничего не было, — произнесла она.

Адам стремительно повернулся, удивленно приподнял брови, но не двинулся с места.