— Должно быть, обостренная интуиция заставила меня обронить некий предмет, закатившийся в ваши кусты, именно в тот миг, когда мисс Эми Питни покидала дом.

— Господь определенно на вашей стороне.

Пастор криво усмехнулся в ответ.

— У меня есть доказательство, — он протянул Еве банку. — Это сливовый джем. Женщины Пеннироял-Грин щедро одаривают меня… как вы сказали на торгах? «Всем лучшим, что только есть в женщинах и чем по праву гордится наша великая страна». Моя кладовая переполнена.

Ева снисходительно взяла банку.

— Как я понимаю, вы рады избавиться от одного из подношений, всучив его мне.

Адам рассмеялся, и Ева вдруг поняла, что именно этого смеха недоставало, чтобы так хорошо начавшийся день заиграл всеми красками, став по-настоящему прекрасным. Она смущенно умолкла, чувствуя в сердце странную дрожь.

— Эми умная девушка, — осторожно произнесла она после небольшой паузы.

— Да, — равнодушно согласился пастор.

— Вы ей нравитесь, — лукаво добавила Ева, поднимая глаза. Как ни нелепо, ей захотелось увидеть выражение лица преподобного.

Он протяжно вздохнул.

— Мисс Питни старается изо всех сил, хотя в этом нет надобности. Ей вовсе не нужна ботаника, чтобы очаровывать. Она прелестна безо всяких ухищрений.

— Я это подозревала. — Не заметив на лице пастора признаков влюбленности, Ева, как ни странно, почувствовала облегчение. — Сегодня я дважды принимала гостей. И за это мне следует благодарить вас, — объявила она с торжеством в голосе.

— Рад это слышать. — Слова Адама прозвучали так мягко и ласково, так искренне, что Ева едва не покраснела. В его глазах, словно в зеркале, сияло отражение ее радости.

— Возможно, вас не удивит, преподобный Силвейн, что девушки Пеннироял-Грин приходят ко мне за советом о мужчинах.

Адам, отряхивавший плащ от листьев, на мгновение замер.

— Вот как? — медленно проговорил он с откровенной тревогой.

— Я не вправе назвать вам имя первой девушки, а от второй вы скрывались в кустах. Каждой из них я посоветовала лишь быть самой собой. Это едва ли не самый универсальный совет из всех, что я получала.

— И, возможно, самый опасный из всех, что я когда-либо давал. — Ева не удержалась от улыбки. — Я принес вам кое-что еще. Потому-то я и здесь. — Он достал книгу из кармана плаща. «Надеюсь, это не Библия», — мелькнула у Евы еретическая мысль.

— «Греческие мифы», — прочла она вслух, когда пастор вручил ей книгу. — Какая жалость, а я было решила, что это разговорный французский.

Она бросила быстрый взгляд из-под ресниц, проверяя действие своих слов.

Пастор слабо улыбнулся, качая головой.

— Я подумал, что вас, возможно, заинтересуют подвиги Геракла.

Ева слегка нахмурилась, напрасно стараясь разгадать выражение его лица. Ее сердце взволнованно замерло.

— Подозреваю, вы пытаетесь что-то мне сказать, преподобный?

— От вас ничего не скроешь, леди Булман. Миссис Снит считает, что до сих пор вам успешно удавалось подавлять греховные побуждения, чему немало способствовал усердный труд и самопожертвование…

— Вы разочарованы?

— Я только что присутствовал на собрании, посвященном подготовке к зимнему балу. Мне сообщили, что дамы собираются дать вам новое поручение. Сегодня после обеда. Если у вас нет других планов.

— Прежде чем меня сочтут «достойной» войти в местное общество, — смиренно проговорила Ева, стараясь не допустить в голосе ни капли яда.

— Уверен, вы сочтете это задание детской игрой.

— Вам уже известно, в чем оно заключается?

— Да. Я назвал бы его… «Схватка с Немейским львом». Если продолжать аналогию с подвигами Геракла. Немейский лев, приняв обличье прекрасной женщины, заманивал воинов в пещеру, а затем, обратившись в огромного зверя, пожирал их, отдавая кости Аиду, владыке царства мертвых.

Наступило недолгое молчание.

— Весьма предусмотрительно со стороны льва делиться трофеями с Аидом, — тихо произнесла Ева.

— Я нравлюсь леди Фенимор, — мягко добавил Адам.

Должно быть, так звали Немейского льва.

Глаза пастора лукаво блеснули. Он вскинул руку, чтобы стряхнуть листья с волос, и Ева заметила багровую струйку у него на запястье. Манжета рубашки пропиталась кровью. Сердце графини гулко застучало.

— Преподобный… у вас идет кровь.

На лице Адама отразилось замешательство. Он поднес к глазам руку, удивленно разглядывая алые пятна.

— Наверное, оцарапался шипами боярышника, пока…

Ева тотчас подскочила к нему.

— Покажите, — потребовала она.

Адам беспрекословно повиновался, расстегнув запонку и приподняв рукав.

— Должно быть, колючки поранили кожу через рубашку.

— Прекрасно. Значит, ампутация не понадобится. — Ева лучезарно улыбнулась пастору. — Держите руку вот так и старайтесь не запачкать кровью рубашку еще больше. Сомневаюсь, что у вас найдется дюжина запасных. Идемте со мной.

Она повернулась, не сомневаясь, что преподобный последует за ней. Когда Ева говорила повелительным тоном, никто не решался ей прекословить. Даже у священника не хватило бы духу.

Адам молча подчинился.

Ева повела его мимо небольшого огорода, засеянного зимними овощами, к кухонной двери.

Кухня оказалась пуста, но аромат лепешек миссис Уилберфорс еще витал в воздухе. Рассеянные солнечные лучи, пробившиеся сквозь тучи, ложились расплывчатыми пятнами на буфеты, печь, стол и стулья, играя дрожащими тенями — розовато-лиловыми, серыми, жемчужными и угольно-черными. Казалось, Еву с Адамом окутало само облако, спустившееся с небес на землю.

— Вам придется снять сюртук, — тихо приказала Ева.

Пастор замер в нерешительности. Не сводя с нее глаз, он медленно снял плащ и, набросив его на спинку стула, стянул сюртук.

Ева замерла, скованная странным смущением. Она стояла на уютной теплой кухне, наблюдая, как раздевается пастор. В этой сцене было что-то глубоко личное, интимное. На мгновение Ева почувствовала себя совсем еще юной девушкой.

Быстро отвернувшись, она подошла к полке и принялась перебирать склянки с наклейками, пока не нашла одну с надписью «Зверобой».

Потом поставила на стол лохань и наполнила ее водой.

Пастор молча опустился на крепкий деревянный стул, придвинутый к старому дубовому столу.

— Давайте-ка поднимем вам рукав повыше.

Ева села напротив него, взяв в руки лохань.

Адам принялся закатывать рукав, обнажая руку. Ева следила за ним, затаив дыхание, словно наблюдала за торжественным открытием памятника. Почему при мысли о том, чтобы прикоснуться к коже Адама, ее вдруг охватило жаркое волнение? Его оголенная рука казалась до странности уязвимой. Медленные, осторожные движения, которыми он засучивал рукав, придавали этому действию значительность, будто на глазах у Евы совершался некий загадочный ритуал. Она невольно залюбовалась светлой кожей пастора, тронутой золотистым загаром. Широкие сильные запястья, длинные изящные пальцы, загрубелые ладони человека, не чурающегося никакой работы, голубые вены, в которых бурлила упрямая горячая кровь, — все в нем завораживало взгляд. Должно быть, Господь недосмотрел или решил пошутить, наградив священника столь соблазнительной внешностью.

Ева невольно вообразила, как он снимает с себя и остальную одежду, и смущенно откашлялась.

Царапина оказалась довольно глубокой.

— У вас есть платок? Или вы раздаете их прихожанам, как галстуки?

— У меня нет платка, — улыбнувшись, тихо отозвался он.

Жестом фокусника Ева медленно сняла с шеи фишю, прикрывавшее грудь, и погрузила в воду.

Пастор застыл в неподвижности.

Ева наклонилась вперед, чувствуя, что его взгляд прикован к ее корсажу.

— Пожертвовав галстуком, вы подали мне вдохновляющий пример, — она украдкой посмотрела на Адама сквозь полуопущенные ресницы.

Тот не ответил. Оглушенный, бесчувственный ко всему, он не сводил глаз с ее груди.

Ева осторожно промыла царапину от запекшейся крови. Адам терпеливо ждал, покорный, как ребенок.