охраняющий этот узкий проход был достаточной защитой, ведь ни один враг
никогда не пробирался в город. Они прошли через ворота и вошли на широкую,
вымощенную улицу, где большие светловолосые люди в туниках — мужчины,
женщины и дети суетились, занимаясь своей работой, как это делали тысячи лет
назад, посреди строений, которые являлись точными копиями зданий древней
Атлантиды.
Вокруг них быстро собрались толпа, но Сидрик, разрываемый от радости и
чувства собственной важности, не дал им удовлетворить их любопытство. Он
направился прямо к большому зданию, расположенному недалеко от центра
города, поднялся по широкой лестнице и вошел в большую комнату, где за
маленьким столиком сидело, играя в кости, несколько человек, одетых более
богато, чем обычные жители города. Толпа вошла за ними и с вожделением
столпилась у двери. Вожди остановили игру и один из них, гигант властного вида
спросил:
— Что ты хочешь, Сидрик? Кто этот чужеземец?
— Друг Мантталуса, о, Малаглин, король Долины Гормлайта, — сказал
Сидрик. — Он знает речь Гормлайта!
— Что это за ложь? — спросил язвительно гигант.
— Пусть они послушают, брат, — сказал торжественно Сидрик.
— Я пришел с миром, — заговорил северянин на древнем языке. — Меня
называют Конан, и я не гирканец.
Ропот удивления пробежал по толпе, а Малаглин коснулся пальцем
подбородка и посмотрел с подозрением. Это был высокий крепко сложенный
человек, гладко выбритый, как и его соплеменники, с красивым, но мрачным
лицом.
Он жадно выслушал рассказ Сидрика об обстоятельствах, при которых тот
встретил Конана, и когда дошло до того, как киммериец поднял придавивший
Сидрика камень, Малаглин нахмурился и невольно напряг мощные мышцы.
Казалось, он недоволен вниманию, с каким его люди так открыто принимали эту
историю. По-видимому, эти потомки атлетов с таким же вниманием относились к
физическому совершенству, как и их древние предки, и Малаглин весьма был
тщеславен в том, что касалось его силы.
— Как же он смог поднять такой камень? — прервал Сидрика король.
21
— Булыжник не был слишком большим. Он достигал моей талии. Этот
человек силен, несмотря на его рост, король, — сказал Сидрик. — Вот синяк на
моей ноге, что доказывает мою правоту. Он поднял камень, который я не смог
сдвинуть, и прошел Путем Орлов, воспользоваться которым осмелились бы лишь
немногие из жителей Мантталуса. Он пришел издалека, сражаясь с врагами, а
теперь должен поесть и отдохнуть.
— Убедитесь в том, чтобы ему все было предоставлено, — надменно сказал
Малаглин, снова возвращаясь к игре в кости. — Но если он гирканский шпион, ты
ответишь за это головой.
— Я с радостью поручусь головой за его честность, король! — гордо ответил
Сидрик. Затем, положив руку на плечо Конана, он тихо добавил: — Идем, мой
друг. У Малаглина отсутствует терпение и манеры не самые изысканные. Не
обращай на него внимания. Я отведу тебя в дом моего отца.
3
Когда они проталкивались сквозь толпу, взгляд Конана посреди открытых
лиц местных светловолосых обитателей выявил и чужую здесь, узкую и смуглую
физиономию с черными глазами, с жадностью глядевшими на киммерийца.
Человеком этим был мужчина с дорожным мешком на спине. Когда тот понял, что
был замечен, то усмехнулся и покачал головой. В этом жесте было что-то
знакомое.
— Кто этот человек? — спросил Конан.
— Это Ахеб, гирканская собака, которую мы впустили в долину со всякими
безделушками и зеркальцами, а также со всеми этими украшениями, которые так
любят наши женщины. Мы обмениваем их на руду, вина и кожи.
Теперь Конан вспомнил этого человека, его хитрое лицо, который крутился
около Хорбулы и подозревался в контрабанде оружия через горы в Меру. Когда
варвар повернулся и посмотрел назад, темное лицо уже исчезло в толпе. Но, не
было никаких оснований опасаться этого Ахеба, даже если тот и узнал Конана.
Гирканец не мог знать о бумагах, которые нес с собой киммериец. Конан
чувствовал, что люди Мантталуса относятся дружелюбно к другу Сидрика, хотя
молодой человек, конечно, и ударил по ревнивому тщеславию Малаглина,
превознося силу Конана.
Сидрик повел Конана вниз по улице к большому каменному зданию,
окруженному колоннами портика, где он гордо представил своего друга отцу,
старику по имени Амлафф и матери, высокой и гордой женщине пожилого
возраста. Жители, по-видимому, здесь не прятали своих женщин, так как
гирканцы. Конан познакомился и с сестрой Сидрика, крепкой светловолосой
красоткой, и с его младшим братом. Киммериец едва сдержал улыбку при мысли о
том, в какой невероятной ситуации он оказался, встретившись с семьей, жившей,
как будто тысячу лет назад. Эти люди, безусловно, не были варварами. Хотя их
культурное развитие было ниже, чем у их предков, но они все еще были гораздо
более цивилизованными, чем их дикие соседи.
Их интерес к гостю был подлинным, но никто, кроме Сидрика не проявлял
большой заинтересованности о мире, простирающемся за пределами их долины.
Вскоре молодой человек привел Конана во внутреннюю комнату, где поставил
перед ним еду и вино. Киммериец ел и пил за троих, вдруг осознав все эти дни
своего вынужденного поста, предшествовавшие его нынешнему пиру. Пока
киммериец ел, Сидрик разговаривал с ним, однако, не упоминая о людях, которые
преследовали Конана. Видимо, он посчитал их гирканцами из близлежащих
холмов, враждебность которых вошла в поговорку. Конан понял, что никто из
22
жителей не Мантталуса рисковал уходить дальше, чем на день пути из долины.
Дикость горных племен вокруг полностью изолировала их от мира.
Когда Конан стал зевать и клониться ко сну, Сидрик оставил его в покое,
убедившись, что никто не помешает гостю. Киммерийца немного обеспокоил
обнаруженный факт того, что в комнате не было двери, а у входа висела только
занавеска. Но Сидрик сказал, что в Мантталусе нет воров, хотя бдительность была
так присуща природе Конана, что варвар всё равно чувствовал воздействие
гложущей его тревоги. Комната выходила в коридор, а тот, как полагал Конан, вел
к внешней двери. Люди Мантталуса, по-видимому, не чувствовали необходимости
в защите своей собственности. Но, несмотря на то, что местные жители могли
спать здесь спокойно, это не обязательно должно было относиться ко вновь
прибывшему чужеземцу.
В конце концов, Конан отодвинул кровать, которая являлась наиболее
важным убранством в комнате и, убедившись, что никто смотрит, ослабил один из
образующих стену каменных блоков. Затем он взял шелковый сверток, засунул его
в отверстие, и, вставив на место камень, так глубоко, насколько смог, северянин
задвинул кровать на место.
Затем он вытянулся на своем ложе и начал строить планы о том, как остаться
в живых и сохранить бумаги, значившие так много для сохранения мира во всем
мире. В долине Мантталуса воин был в полной безопасности, но северянин знал,
что за её пределами с терпением кобры скрывается Турлог. Он не может
оставаться здесь навсегда, и ближайшей темной ночью ему придется взобраться
на скалы и бежать как можно дальше. Турлог без сомнения, будет вести за ним в
погоню все горные племена, поэтому киммериец должен довериться своей удаче,
точности глаза и крепости рук, что и делал уже, столько раз.
Вино, которое он пил, оказалось крепким, а усталость путешествия
расслабила его конечности. Мысли Конан смешались, и горец впал в долгий,
глубокий сон.
* * *
Конан проснулся в полной темноте. Он понял, что он спал в течение многих
часов, и что день уже прошел. В доме царила тишина, но Конана разбудило тихое