— Да, и ты тоже давно не: та маленькая Гита, которая всегда боялась остаться одна! Сейчас…

— Как ты можешь меня упрекать в этом!

— Извини… Сейчас все в твоих руках!

— Слова, слова… Словами не заполнишь тот угол в сердце, который уготован для счастья. Пустота все равно останется, такая пустота, что подумать страшно… Я боюсь еще раз обмануться. Если бы я знала, что ты… Что я тебе по-прежнему…

Кристап гладил руку Лигиты. Сейчас он испытывал лишь беспредельную нежность к несчастной женщине.

— В жизни никогда нельзя добиться всего. Но человек, который по этой причине добровольно отказывается от мечты, обрекает себя на несчастье.

Кристап сам почувствовал, как плоско звучит его утешение. Хорошо, что Лигита ушла в себя и пропустила его слова мимо ушей.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— О тебе, о себе, о нас обоих — отдельно и вместе. Но ничего придумать не могу… А ты?

— Если бы ты вернулась после войны и не встретила бы меня… Ну произошло бы так, как тебе рассказали в Красном Кресте… Какая бы ты была сегодня?

— Ясно, — сказала Лигита упавшим голосом. — Я тебе не нужна! Ну что же. Будь тогда хотя бы гостеприимным хозяином и покажи мне остров.

…Остров разбивал реку на два рукава. Один из них перегораживал закол для миноги. Как и полагалось днем, корзины из ивовых прутьев были задраны кверху. Вода низвергалась в промежутках между вехами. Ниже порога она успокаивалась и продолжала свое мирное течение.

Облокотившись на перила, Лигита и Кристап, стоя на узких мостках, смотрели на реку. Они тесно прижались друг к другу, но были далеки, словно между ними вклинилась чужая недобрая тень.

— На огонь и на воду я могу глядеть часами, — задумчиво произнес Кристап. — На старости лет построю хижину где-нибудь у реки, и непременно с камином.

— А я не люблю! — Лигита повела плечами. Против ожидания, ее задело бесхитростное пожелание Кристапа, в котором для нее — она это почувствовала кожей — не было места. — Может быть, оттого, что вода напоминает, как неудержимо бежит время.

— Не надо плыть по течению.

— Советчик из тебя вышел первостатейный, — безрадостно улыбнулась Лигита. — Пич мне рассказывал…

— Вечно сует нос куда не надо. Изобразил, наверное, меня этаким простаком, исправляющим кривизну мира.

— Не прибедняйся! Как будто я не знаю, что в лагере ты был настоящим героем!

— Лет двадцать назад один умный человек сказал мне: «Какой ты к черту герой, если выполнял только свой элементарный человеческий долг!» Я это запомнил. Слишком часто мы стали гордиться тем, что не поступали как подлецы.

— Возможно. Про себя могу сказать лишь одно. Я хочу, чтобы каждому человеку было хорошо.

— А я думаю, куда важнее, чтобы всем было хорошо. Тогда каждому в отдельности тоже будет хорошо, — ответил Кристап.

— Не очень понимаю суть твоего возражения. Видимо, из этого следует, что до тех пор, пока это не произойдет, ты готов положить зубы на полку?

Кристап только пожал плечами:

— По-моему, это легче, чем, набив свою утробу, созерцать, как другие страдают от голода.

— Что ж, хоть конечная цель у нас оказалась общей, — горько усмехнулась Лигита. — Только не говори, пожалуйста, что меня извратил капиталистический строй Швеции! Я всегда была такой!

Она быстро обернулась и пошла к берегу. Там, где миножий закол упирался в остров, стояла будка для хранения рыболовных снастей. На порожке сидел седой старикан и вязал из ивовых прутьев корзину для миног.

— Добрый день, — приветствовала его Лигита. — Как нынче лов?

Рыбак неопределенно пожал плечами.

— Не то, что в молодые годы? — спросил Кристап с улыбкой.

— Ничего смешного нет, — пробурчал старик. — В наше время реки не перекрывали. Вы, конечно, скажете — мы, мол, для рыбки лифт соорудили. Так вот попомните мое слово: лосось на ваших курсах не обучался, минога тоже. Прут, необразованные, и головой — в бетон.

— Как и некоторые из нас, — тихо сказала Лигита.

— Конечно, если постараться, — продолжал рыбак, — что-нибудь да выловишь. Лишь бы спала теплая вода.

— Я бы не сказала, что она теплая, — поежилась Лигита.

— Давай, отец, не скупись, — вмешался в разговор Кристап. — Подкинь нам рыбьих косточек!

— Можно попытаться, — старик отложил прутья. — Жена вчера нажарила к празднику. Только нашу молодежь нынче сюда палкой не загонишь. Им, видишь ли, в рижских кабаках водка вкусней кажется. — Он встал и уставился на Кристапа, выжидая. — Так как же, много вам надо?

— Попробовать, — Кристап сунул рыбаку в карман пятерку. — Разве можно уезжать с острова Доле, не отведав миноги? То же самое, что побывать в Грузии и не выпить вина.

Рыбак, видать, не великий был путешественник, пожал в ответ плечами и удалился.

— Повезло все-таки, — обратился Кристап к Лигите.

— В каком смысле?

— Обычно они чужим не продают.

Она никак не могла взять в толк почему.

— Если я тебе скажу, что они должны выполнять план и сдавать улов на фабрику, ты опять спросишь почему… Сама поймешь со временем…

Он подошел и притянул ее к себе.

— Не надо! — попросила она дрогнувшим голосом. — Потом мне будет еще труднее уехать.

— Никуда ты не поедешь.

— Меня ждут дома, — Лигита почти плакала. — У меня дети. Пойми, Кристап.

— Твой дом здесь, — спокойно и твердо сказал Кристап.

Каждой клеточкой своего тела она стремилась к Кристапу и все же вывернулась из его объятий. Никакие предрассудки Лигиту не удерживали. В Швеции она не стала бы колебаться ни минуты. Но с Кристапом обстояло иначе, с ним нельзя было размениваться на мелочь. Да и опыт говорил ему, он обнимал сейчас не свою единственную Гиту, а женщину вообще. Она понимала, стоит сейчас отдаться порыву — и потом он не будет знать, куда девать глаза, как спрятать разочарование и сожаление. Нет, Кристапу тоже нужно все или ничего!

Лигита сняла медальон и протянула Кристапу жемчужину.

— Все эти годы я надеялась, что дождусь часа, когда смогу вручить тебе этот подарок. Последняя. Сберегла для тебя.

Кристап осторожно держал жемчужину в дрожащей ладони.

— Принесла она тебе счастье?

— Ты послал мне в куске хлеба семь. Первую я отдала хозяйке, которая взяла Пича на работу в деревню. Вторую обменяла на теплую кофту, потому что военный завод, где я работала, не отапливался. А последние четыре после войны…

— Довольно! — воскликнул Кристап. — Никто не требует от тебя отчета.

— Что с тобой?

— Прости, — сделал над собой усилие Кристап и продолжал уже более спокойно: — Но я не понимаю, как ты можешь ее носить. Это же не обычная безделушка, которую одевают к платью или к прическе. Ты сама мне сказала когда-то, что на них кровь, они враждебны жизни…

— Смотри! — резко оборвала его Лигита. — Чтобы никогда не забывать об этом, я велела сделать амулет.

— Воспоминания хранят в сердце, а не в вырезе платья. Ты рассказала своим детям историю этой вещи?

— Этого они вовсе не должны знать!.. Знаю, Кристап, вы презираете таких людей, которые прячут голову в песок. Но из-за того, что я выйду на улицы с плакатом, ничего не изменится, поверь мне. Мир не состоит из одних героев и подлецов. Большинство людей хотят спокойно жить, и все!

Кристап не успел ответить — вернулся рыбак.

— Спрессованные! — гордо сообщил он, положил на стол пакет и улыбнулся Лигите: — Вы же слишком молоды, но муженек ваш, наверное, помнит еще, что до войны за фунт таких доплачивали двадцать лишних сантимов. — Рыбак разрезал на куски каравай пахучего деревенского хлеба, вынул из кармана четвертинку и подмигнул: — Пригодится, верно я говорю? Иначе больше двух рыбешек не умять.

— Выпейте за наше здоровье! — попросила Лигита.

— Сухой закон, уже второй год. С тех пор как у меня вырезали половину желудка. И все равно внутри скребет, когда вижу, как другие пропускают.

Он отошел, но вскоре вернулся с двумя большими листьями папоротника, расстелил их на земле вместо скатерти. Раз у самого праздник не вышел, пусть хоть другие повеселятся.