— А кто вместо меня будет санитаром?

Врач берет руку Кристапа, пожимает и говорит признательно:

— Его найти будет куда легче.

…Отныне каморка доктора — единственное более или менее безопасное место, где Кристап может встречаться с Гитой, не возбуждая ни у кого подозрений. Надсмотрщики как огня боятся заразных болезней и в больничный барак заглядывают редко.

— Есть хорошие новости, — объявляет Кристап, не успев как следует затворить за собой дверь.

— С фронта? — тотчас откликается Гита.

— Также и с фронта… Сегодня пришла первая посылка из города. Доктор тебе скажет, что оставить больным. Остальное доставь в детский барак и передай тете Эмме. Смотри, чтоб никто тебя не накрыл.

— Спасибо за совет, — улыбается Гита.

— Пойдем, я тебе покажу!

Захватив носилки, на которые он заранее насыпал изрядную кучу песка, они рысцой бегут по лагерной дороге — впереди Кристап, сзади — Гита. В Саласпилсе это самый надежный способ передвижения, ни одному надсмотрщику не придет в голову проверять — куда и зачем.

По главному кольцу лагеря вместе с ними резво шагают с носилками человек двадцать заключенных. В одной стороне круга носилки нагружают землей, чтобы в противоположной стороне высыпать на никому не нужную горку.

За мусорной свалкой, где двое узников жгут старые матрацы, стоит небольшой бревенчатый домик.

— В бане для охранников? — потрясенная, спрашивает Гита.

— Здесь моются и рабочие из города, — не оборачиваясь, отвечает Кристап. — Смотри внимательно!

Убедившись, что их никто не видит, Кристап ловко отдирает доску второй ступеньки, вытаскивает две поллитровые бутылки с желтоватой жидкостью и быстро засовывает в песок. Туда же перекочевывают две белые коробки.

— Постарайся наведываться сюда ежедневно! — наказывает Кристап. — Вряд ли удастся каждый раз предупредить тебя заранее.

— И я должна сюда приходить одна! — пугается Гита.

— Бери ведро с мусором, вываливай его на свалке и оттуда рви прямо сюда, — поучает Кристап. — Мы теперь будем встречаться гораздо реже.

Он достает из-под одежды пачку немецких сигарет, пару газет и тоже зарывает в песок.

— Передай доктору вместе с лекарствами.

Они подходят к больничному бараку, и Кристап принимает непринужденную позу, загораживая носилки спиной, чтобы Гита незаметно могла перенести медикаменты.

— Держи, — говорит он, когда девушка снова появляется в дверях, и что-то сует ей в руку. — Это тебе.

— Санитаром теперь вместо тебя работает какой-то Волдис.

— Не говори ему ни слова! — предупреждает Кристап и исчезает за углом.

Чуть погодя Гита разжимает кулак. В ладони у нее три измятые конфеты.

…Врач выслушивает маленького Петериса, который, заметно поправившись, сидит на нарах. Рядом с ними стоит высокий мужчина лет тридцати, в замызганном белом халате. Это Волдемар Калнынь.

— Наша Гита встречается с одним малым из комендатуры. А вам хоть бы что! — говорит он агрессивно.

— Как раз наоборот, — отвечает врач. — Я радуюсь, Волдик, когда вижу, что парень и девушка тянутся друг к другу… Глядя на них, начинаешь опять верить в жизнь.

— В этом аду? — усмехается Калнынь.

— Именно тут.

— Но он же вылитый проходимец.

— Послушай… — врач окидывает Калныня насмешливым взглядом. — Ты случайно не ревнуешь?

Калнынь отмахивается рукой и подходит к окну.

По грязи через площадь тяжело ступает Гита. Она тащит ведро, доверху наполненное песком. Неожиданно девушка спотыкается о кусок проволоки, ведро ударяется о землю и часть песка скатывается с поверхности, обнаружив горлышки двух зарытых бутылок. Гита судорожно сгребает рассыпавшийся песок и кидает его обратно в ведро. Она уже почти добралась до больничного барака, но из окна видно, что в последний миг ей преграждает дорогу распростершаяся на земле черная тень эсэсовца с поднятой рукой.

— Хальт! — раздается ледяной окрик.

Гита замирает.

В этот же миг на тень наступает Кристап. Не медля ни секунды, он грубо встряхивает Гиту, толкает ее в спину и свирепо кричит:

— Когда ты научишься двигаться, ленивая корова! Живей!

Гита бегом кидается к бараку, и Кристап успевает ускорить ее бег тумаком.

— Гут, гут, ордонант, — роняет вышедший из-за угла эсэсовец и отправляется дальше.

Кристап переводит дух. Только теперь он замечает, что за разыгранной им сценкой из окна наблюдал Калнынь. Кристап тотчас подтягивается и воинственно щелкает каблуками.

Волдемар Калнынь презрительно сплевывает. Он оборачивается, хочет что-то сказать врачу, но передумывает и выходит из помещения, резко хлопнув за собой дверью. Если доктор считает это безобразие любовью, не стоит вступать с ним в спор. Но Гите придется напомнить, что девушка должна беречь свое достоинство даже в лагере.

…Врач стоит у окна и смотрит на дальние вершины деревьев. Услышав шаги Кристапа, говорит не оглядываясь:

— Слушай меня внимательно, сынок, и не прерывай. — Речь его течет спокойно, подчеркнуто монотонно. Только глаза, которые теперь уставились на Кристапа, выдают огромное волнение. — Возможно, что мы видимся в последний раз… В каменоломнях засыпался один из наших связистов — молодой, еще не проверенный товарищ. Хватит ли у него сил не выдать? Сказать не берусь. Во всяком случае, нужно быть готовым к тому, что не сегодня-завтра заберут меня и, может быть, еще кой-кого…

— Я могу достать оружие, — Кристап полон решимости. — Я узнал, где его хранят, и сегодня утром спер связку ключей. Так легко мы им не дадимся в руки!

Врач даже не улыбнулся.

— У каждого человека есть только одна жизнь. Однако было бы глупо полагать, что она принадлежит ему одному. Твоя, например, сейчас принадлежит нашему движению. О тебе знают два человека, и мы будем молчать. — Он жестом останавливает Кристапа, пытавшегося было возразить. — Ты должен жить, понимаешь, кто-то ведь должен продолжить начатую нами работу, ну хотя бы доставлять медикаменты для детей. Это приказ партии. И об оружии подумай, но позже, когда Красная Армия подойдет ближе к Риге. Заблаговременно приготовь несколько ключей. А теперь иди, — врач снова поворачивается к Кристапу спиной. — Лучше, чтобы никто не знал, что ты был здесь.

…В предрассветном тумане слышится далекий лай собак и урчание грузовика.

Всю ночь врач не смыкал глаз. Он встает, открывает окно, прислушиваясь к звукам, вглядывается в сумерки, затем начинает быстро одеваться.

— Гита! — громко зовет он.

Ответа нет.

Он просматривает скудное содержание шкафчика, где хранятся лекарства, снимает с верхней полки коробку с ампулами, задумывается.

— Гита! — снова кричит он. — Черт подери, куда это все сегодня запропастились?

Наконец дверь открывается, но на пороге появляется Волдемар Калнынь.

— А, это ты, — говорит врач разочарованно.

— Ее нет. Наверно, опять сидит где-нибудь со своим Кристапом из комендатуры… Что-нибудь срочное?

— Весьма… В любой момент сюда может прибыть гестапо.

Калнынь замечает коробку с ампулами в руке врача.

— Морфий!.. — догадывается он. — Понимаю… Так сказать, последняя пуля себе.

Поколебавшись, врач протягивает ампулы Калныню.

— Нет, нет, я не могу!.. — Калнынь отклоняет его руку.

— Спрячьте в надежном месте.

— Как, и вы еще надеетесь? — удивляется Калнынь. — После всего, что здесь происходит?

— Я врач, Волдик. Эти ампулы еще могут спасти несколько жизней, в первую очередь ту женщину, что лежит у дверей. Но только для операции. Остальные ампулы отдайте тому человеку, который предъявит жемчужины. Настоящие жемчужины в золотой оправе, запомните, Волдик! — говорит врач и пристально смотрит ему в глаза.

Рокот мотора нарастает, затем внезапно прекращается.

Калнынь подходит к окну. Перед входом в барак стоит закрытый грузовик.

Оба превратились в слух. Из коридора доносится топот подкованных железом сапог.

— Передай привет Гите, — тихо говорит врач и идет к дверям. — И человеку с жемчужинами, он наш…