– Я не ставлю на вас крест, Джо, – отвечаю я, понимая, что спина моя неприятно отсыревает, и немного вдвигаясь в комнату. Дождь слегка приглушает шум машин на шоссе. – Я просто-напросто продаю дома так, как хотел бы, чтобы один из них продали мне. И если я буду лезть из кожи вон, до посинения показывая их вам, назначая встречи, проверяя то да се, а потом вы вдруг пойдете на попятный, я с готовностью назову ваше решение правильным, как только сам в это поверю.

– А сейчас вы в это верите? – Джо все еще ухмыляется, но уже не во весь рот. Он почувствовал под ногами почву более твердую, поскольку я снял перед ним мою риелторскую шляпу и позволил ему решать, что правильно, а что неправильно в более широкой сфере смыслов, которую он сможет затем послать куда подальше.

– Я со всей ясностью ощущаю ваше нежелание продолжать, Джо.

– Верно, – твердо объявляет Джо. – Если чувствуешь, что спускаешь свою жизнь в сортир, так зачем продолжать-то?

– Прежде чем вы покончите с этим, перед вами раскроется еще немало возможностей.

– Ага, – произносит Джо.

Я снова бросаю взгляд в сторону Филлис, в сторону грибовидных очертаний ее головы, неподвижной в окне моей машины. Стекло уже запотело от густых испарений ее тела.

– Все эти штуки даются так нелегко, – сообщает Джо и бросает окурок прямо в чашу унитаза, на которую он только что, вне всяких сомнений, ссылался.

– Если мы все-таки собираемся продолжить, лучше извлечь Филлис из машины, пока она там не задохнулась, – говорю я. – У меня на сегодня и другие дела намечены. Собираюсь съездить кое-куда с сыном, пусть отдохнет.

– Не знал, что у вас есть сын, – говорит Джо.

Разумеется. За эти четыре месяца он не задал мне ни одного вопроса о моей жизни – и правильно сделал, поскольку она его не касается.

– И дочь. Они живут в Коннектикуте, с матерью.

Я сооружаю дружескую улыбку, означающую: не лезь не в свое дело.

– Вот оно что.

– С вашего разрешения, я схожу за Филлис. Думаю, ей захочется поговорить с вами.

– Ладно, но прежде хотелось бы спросить кое о чем. – Джо скрещивает на груди короткие руки, снова прислоняется к дверной ручке и принимает вид куда более небрежный. (Он сорвался с крючка и имеет теперь роскошную возможность снова заглотнуть его по собственной свободной, неверно истолкованной воле.)

– Валяйте.

– Что, по-вашему, должно случиться с рынком недвижимости?

– В ближайшем будущем? Или в дальнем? – Я изображаю готовность дать мгновенный ответ.

– Ну, скажем, в ближайшем.

– В ближайшем. Более-менее ничего, я полагаю. Цены сейчас умеренные. Заимодавцы экономят. Думаю, так все лето и будет, а где-то около Дня труда коммунальные налоги возрастут на одну десятую, что-то вроде этого. Но конечно, если какой-то дорогой дом продают по цене сильно ниже рыночной, система подстраивается к этому за одну ночь и все мы получаем возможность повеселиться.

Джо смотрит на меня, притворяясь, будто обдумывает услышанное и подставляет собственные жизненно важные данные в некую новую мозаичную картинку. Хотя если он достаточно умен, то думает также о людоедских финансовых силах, грызущих и дробящих мир, в который он изъявил готовность вот-вот вернуться, – вместо того чтобы купить дом с условием выплаты денег в течение тридцати лет и укрыть свою небольшую семью за его надежными стенами.

– Понятно. – И он умудренно водит туда-сюда компактным ворсистым подбородком. – А каков ваш долгосрочный прогноз?

Я еще раз театрально оглядываюсь на Филлис, однако на сей раз не вижу ее. Не исключено, что она уже вышла на шоссе 1, решив отправиться автостопом в Балтимор.

– Долгосрочный хорош не настолько. Для вас то есть. После первого января цены скакнут вверх. Это наверняка. Коммунальные налоги последуют за ними. Ну и недвижимость в зоне Хаддама тоже не подешевеет. Приливная волна много лодок возносит.

Я ласково улыбаюсь ему. На самом деле Приливная волна возносит все лодки. Впрочем, то, что позволяет нам богатеть, всегда остается правильным.

Джо, я уверен в этом, целое утро размышлял о своих великих ошибках, связанных с браком, разводом, новым браком, данным Дот дозволением выйти за байкера, о том, стоило ли покидать место учителя тригонометрии в Аликиппе, и не лучше ли было поступить еще юношей в морскую пехоту, тогда он обладал бы сейчас и приличной пенсией, и ветеранским правом на ссуду. Все это естественная часть процесса старения, по ходу которого ты обнаруживаешь, что тебе и делать особенно нечего, и возможностей расклевывать собственную печень за то, что ты уже сделал, стало гораздо больше. Но Джо не желает и дальше совершать великие промахи, потому что всего лишь одним больше – и он пойдет ко дну.

Да только он не отличает финика от фасоли, а это и есть как роковая ошибка, так и его потолок по части умственного развития.

– Я вот сейчас подумал, Фрэнк, – говорит он и оглядывается на жалюзи грязной ванной комнаты, словно услышав, как кто-то окликнул его по имени. Возможно, Джо удалось приблизиться к пониманию того, что он действительно думает. – Может быть, я нуждаюсь в новом взгляде на вещи.

– Может быть, вам следует, Джо, попробовать взглянуть на них так, точно вы находитесь среди них. Я всегда полагал, что если смотришь на вещи, как вы говорили, сверху, начинает казаться, будто все они – одного роста, а это затрудняет принятие решений. Одни вещи просто-напросто выше других. Или ниже. И я думаю еще кое-что.

– Что именно? – Брови Джо сходятся. Он изо всех сил пытается связать мою метафору о «точке обзора» с выпавшим на его долю неприятнейшим положением бездомного.

– Я и вправду думаю, что вам не помешает быстренько пройтись по дому в Пеннс-Неке. Вы все равно уже здесь. Филлис сидит в машине и до смерти боится, что вам не захочется взглянуть на него.

– Что вы обо мне думаете, Фрэнк? – спрашивает Джо.

Когда все идет вкривь и вкось, клиенты проникаются нетерпеливым желанием выяснить это, и только это. Хотя такое желание почти неизменно оказывается неискренним и в конечном счете бессмысленным, поскольку, едва дело улаживается, они возвращаются к мысли, что ты либо мошенник, либо идиот. Риелторство – бизнес, не подразумевающий дружеских отношений. Оно только кажется иным.

– Я, конечно, могу навредить себе этим, Джо, – говорю я, – но все же скажу: по-моему, пытаясь подыскать дом, вы сделали все, что было в ваших силах, вы строго придерживались ваших принципов и не поддавались тревоге так долго, как могли. Иными словами, вели себя как ответственный человек. И если дом в Пеннс-Неке хоть в чем-то отвечает вашим требованиям, я думаю, вам стоит сделать решительный шаг. Перестать медлить на берегу пруда и нырнуть.

– Да, но, с другой стороны, вам платят именно за то, чтобы вы так думали, – отвечает мне из ванной комнаты снова поугрюмевший Джо. – Ведь так?

Ну, к этому-то я готов:

– Так. И если мне удастся убедить вас потратить на этот дом сто пятьдесят тысяч, я смогу бросить работу и перебраться в Кицбюэль, а вы сможете прислать мне на Рождество бутылку доброго джина, потому что вам не придется отмораживать яйца в сарае, Соня не отстанет в школе от других детей, а Филлис не соберет гребаные документы для развода – и все это по причине того, что вы никак не могли решиться.

– Вас понял, – мрачно произносит Джо.

– Я, честно, не хочу вдаваться в это и дальше, – говорю я. Разумеется, дальше вдаваться некуда, не так уж она и сложна, реальность-то. – Я собираюсь свозить Филлис в Пеннс-Нек, Джо. Если дом ей понравится, мы вернемся за вами и вы сможете принять решение. Не понравится – я ее все равно назад привезу. И все будут довольны. А вы пока посидите здесь, глядя на вещи сверху.

Устремленный на меня взгляд Джо становится виноватым.

– Хорошо, я поеду с вами. – Он буквально выпаливает это, сочтя, по-видимому, что чисто случайно натолкнулся на ту самую «санкцию», которую искал: все будут довольны, а ему не придется разыгрывать идиота. – Все равно же такой, на хер, путь проделал.