— А если их найдут прежде этого? — резонно спросила Чарити, и Живоглот насторожился от звука её резкого голоса. — Или рассекретят, несмотря на все предосторожности? Если они выдадут себя? Тут просто документами не отделаться…
Она задумалась, разглядывая фотографии. На каждой из них, заключённой в одинаковые серые рамки, семья Грейнджеров была в полном составе: мать, отец и дочь. Счастливые, улыбающиеся и непривычно неподвижные. Запечатлённые воспоминания о днях, имевших определённое значение для семейства…
Воспоминания… память…
И решение пришло само собой.
Уходя, Чарити пообещала, что возьмёт на себя изменённые документы и получение билетов по ним. Гермионе же предстоит самая сложная и ответственная часть: суметь применить одно из опаснейших заклинаний — Обливиэйт — в отношении памяти собственных родителей.
— Это сделает их бесполезными и недосягаемыми для лап Пожирателей, — объяснила Чарити побелевшей от ужаса Гермионе, расписывая возникшую у неё идею. — Они будут в полной безопасности. На другом континенте в другой части света, под новыми именами — абсолютно новые, другие люди. Им это под силу. Но вот под силу ли тебе?
— Я не могу, — покачала головой Гермиона, машинально поглаживая шерсть подобравшегося поближе к ней Живоглота. — У меня не получится, Чарити! — в панике воскликнула она.
Волшебница лишь успокаивающе положила свою ладонь на её руку, поглаживая тёплыми пальцами.
— Что случилось с сильной и умной, уверенной в себе волшебницей, сдавшей СОВ на одни «Превосходно»? — комически ужаснулась Чарити, пытаясь приободрить свою юную приятельницу.
— Там была одна «Выше ожидаемого», — занудно пробормотала Гермиона, улыбаясь сквозь слёзы, уже показавшиеся на глазах.
— Не суть, — отмахнулась Чарити. — Хочешь, я буду с тобой? — вдруг предложила она, ведомая каким-то странным душевным порывом. — Сама понимаешь, за тебя это сделать не могу, но морально поддержать — запросто. Хочешь?
— Хочу, — кивнула Гермиона с признательностью.
Чарити улыбнулась ей, и девушка вдруг заметила следы возраста, прежде ею незамеченные: сеточка тонких морщин у уголков глаз и губ, седые прядки в потускневших рыжих волосах… Только голос да взгляд оставались всё такими же задорными и бодрыми, выдавая, что огонь внутри Чарити Бэрбидж ещё не потух, ещё поддерживает её и толкает на порой необдуманные поступки.
Прошло всего-то шесть лет, а как многое их связало! Чарити была рядом в самые важные, весёлые и страшные моменты, приободряла, даже находясь на расстоянии, всегда была готова выслушать и помочь. Она просто была, всегда была, вне зависимости от обстоятельств. И сейчас Гермиона была благодарна ей как никогда, да высказать всего этого не могла — отчасти потому что не хватало слов, отчасти из-за нелюбви Чарити ко всякого рода сентиментальным сценам.
Вот и сейчас она отняла руку и поднялась с дивана, вместе с Гермионой направляясь к выходу и по пути объясняя план дальнейших действий. Живоглот тоже потрусил за волшебницами, держа хвост трубой и прислушиваясь к их беседе.
— Так что жди новостей, — прибавила Чарити напоследок и, решившись, позволила себе обнять Гермиону, после чего трансгрессировала от порога дома семейства Грейнджеров, притворившись, будто не услышала последних слов своей юной приятельницы, просившей её быть благоразумной и осторожной.
Таким образом, начало спасению мистера и миссис Грейнджер, о котором сами они даже не догадывались, было положено. Гермиону это даже приободрило, что не осталось незамеченным для её родителей. По вечерам после работы они часто играли в настольные игры, или читали друг другу особенно интересные истории из журналов, или коротали время за просмотром старых фильмов.
Чарити, верная своему обещанию, оформила доставку билетов по маггловской почте, а документы на имя Моники и Венделла Уилкинс выслала с совой, пока их предполагаемые обладатели были на работе. Дело оставалось за самой Гермионой, а она всё никак не могла решиться. Тем не менее, каждый день новые новости о пропавших и погибших, о странных случаях и авариях наталкивали её на мысль применить сложное заклинание как можно скорее и тем самым помочь родителям быстрее покинуть ставшую для них опасной страну. Но как же сложно и страшно лишаться их, родных людей, которые, быть может, впоследствии не вспомнят её или не узнают о том, что у них была дочь, если она погибнет…
Так и проходил жаркий, душный и дождливый порой июль в предчувствии грозных, ужасных событий. А незадолго до принятия одного из самых ответственных решений Гермионы за всю её жизнь она получила письмо от Чарити, приободрившее её и побудившее действовать.
«Гермиона, хочу сообщить тебе потрясающую новость! Люпин наконец-таки созрел, и они с Нимфадорой — не могу отказать себе в удовольствии величать её полным именем тут, пока она не видит — всё же поженились. А там уже не за горами и вторая свадьба — Билл и Флёр, конечно же. Молли уже пригласила меня, так что придётся наверняка искать парадную мантию и какой-нибудь подарок молодожёнам… выбрали же время, а? Хотя, знаешь, по своему опыту могу сказать, что лучше уж так, чем потом жалеть, что не успели…
Дай мне знать, когда решишься, чтобы я могла приехать.
Всё будет в порядке, детка.
Скоро увидимся».
В ответ Гермиона отправила с той же совой весточку, в которой указала дату. Более медлить уже было невозможно. Время утекало как песок сквозь пальцы, волнение усиливалось, как и страх, и родители будто бы догадывались о чём-то, хотя по большей части вели себя непринуждённо, полагая, что всё в порядке, всё по-прежнему, а это уже давно было не так.
На письмо Чарити не ответила, и это пугало Гермиону. Она даже решилась позвонить приятельнице, надеясь, что та ответит, будто уже стоит на пороге, готовая прибыть, но вместо её знакомого голоса в трубке раздавались лишь холодные механические гудки. Неужели что-то случилось? Неужели Чарити не сдержит обещание? Но ведь раньше она всегда оставалась верна своему слову. Быть может, возникло какое-то срочное дело? Или таким образом она даёт понять, что Гермионе нужно самой пройти этот путь?
Как бы то ни было, ответа Гермиона не дождалась ни на пятый, ни на десятый звонок, что убедило её в необходимости действовать самостоятельно. А ведь она так рассчитывала на Чарити, бывшую её поддержкой и опорой!..
Раздосадованная, взволнованная, напуганная, в тот вечер накануне решающего дня мисс Грейнджер почти не притронулась к ужину и поспешила уйти в спальню, где просидела до темноты, нервно перечитывая строчки последнего письма Чарити и свежий номер «Пророка», прежде чем приготовиться ко сну. Внутри у неё всё сжималось от волнения и тревоги, лишавших сил.
Она едва ли не впервые ощутила себя маленькой и беспомощной девочкой, которой больше всего на свете хотелось укрыться одеялом с головой и спрятаться от ужасов окружающего мира. Странное ощущение пугало, и Гермиона свернулась на кровати клубочком, отвернувшись от двери и слегка прищурив глаза, так что чёткий рисунок обоев на примыкавшей к кровати стене сливался в одно пятно в узких щёлочках.
За спиной послышались шаги, а затем на постель присела миссис Грейнджер. Её тёплые руки заботливо отвели с лица дочери несколько прядей волос, провели по лбу и щеке, и Гермиона повернулась к матери, вглядываясь в её до боли родное лицо, с одной стороны освещённое бликами света из коридора, с другой затемнённое полумраком комнаты.
Решение уже было принято, но теперь оно стало куда увереннее отзываться в голове, тесня панические мысли: «Я не смогу! Так нельзя! Это опасно!» И всё же внутри закоротившим проводком билась отчаянная надежда, признак предательской слабости: «Может быть, этого не потребуется?»
Однако все приготовления уже осуществлены: Гермиона заколдовала маленький клатч с помощью заклятия Незримого расширения (она надеялась, что Чарити поможет ей в этом, но теперь, когда стало ясно, что она не появится, действовать пришлось самой) и уложила в него все необходимые (кажущиеся необходимыми) вещи, а именно одежду и книги. Большинство вещей, правда, пришлось оставить, но ведь не возьмёшь же с собой целый шкаф или всю комнату! Комнату, в которую, возможно, никогда уже больше не вернёшься.
