— Быстро к врачу! — объявила профессор МакГонагалл, и несчастную девушку унесли в шатёр дежурившей неподалёку мадам Помфри.

— Ну дела, — покачал головой Рон.

— Первая жертва, — прошелестела бледная как полотно Джинни.

— Хорошо бы, если и последняя, — прибавил Дин Томас.

Но их ожидания не оправдались: спустя час снова появился сноп красных искр; на поляну вынесли Виктора Крама. Взвизгнув, Гермиона поспешила спуститься с трибуны и побежала в шатёр мадам Помфри. Её запросто пропустили: все знали, что она была «дамой сердца» Виктора Крама. Вслед ей нёсся усиленный заклинанием голос Людо Бэгмена, весёлый до тошноты:

— Какой поворот событий! В лабиринте остались лишь два претендента — и оба от школы Хогвартс!

Внутри шатра мадам Помфри отпаивала уже пришедшую в себя Флер. Она дрожала и молчала, отхлёбывая какой-то горький, судя по её недовольному личику, напиток. Крама пронесли чуть дальше, за занавеску, и уложили на кровать. Мадам Помфри поспешила отойти, но перед этим вверила Флер заботам Гермионы.

— Потом навестишь своего возлюбленного, — сообщила медсестра, скрывшись за занавеской.

Смирившись и нервничая, Гермиона присела рядом с Флер. Та вдруг отставила пустой кубок и посмотрела на соседку.

— На меня напали, — сообщила она каким-то странно-потусторонним голосом. — Викто’г К’гам напал на меня. Это было больно. Очень больно.

— Нет, это неправда! — ужаснулась Гермиона. — Он не мог!

— Он мог! — возразила Флер. — Он подка’гаулил меня за углом и оглушил. Голова… ‘гаскалывается. — Она вздохнула и прикрыла глаза. — Зачем я только вызвалась участвовать? Подве’гла опасности Габ’гиэль… Там так ст’гашно… Так ст’гашно…

Язык девушки заплетался — верный признак того, что скоро она заснёт. И точно, девушка опустилась на кушетку и прикрыла глаза. Гермиона внимательно разглядывала её, сейчас кажущуюся хрупкой и более человечной, чем обычно. В школе Флер вечно задирала нос и ходила с надменным выражением на прекрасном лице, но сейчас, как и на втором испытании, она пасовала перед проверкой на прочность.

«Не может быть, чтобы Виктор напал на неё, — думала Гермиона, со страхом косясь в сторону шторки, за которой над её молодым человеком колдовала мадам Помфри. — Это невозможно! Виктор бы никогда… Никогда…»

— Можете зайти, мисс Грейнджер, — позвала девушку мадам Помфри. — Мистеру Краму ничего не угрожает.

Гермиона заглянула за шторку. Такой же бледный, как и Флер, Виктор лежал на больничной кушетке, но, в отличие от неё, не спал. Хотя, судя по всему, был близок к тому, чтобы заснуть. Собравшись с силами, Гермиона присела на край и сжала руку Виктора, тот поднял на неё слегка замутнённый взгляд.

— Послушай меня, Гермивонна…

— Виктор…

— Послушай. Я творил ужасные вещи там, в лабиринте. Он действительно меняет людей. Я… мне ещё никогда не было так страшно. Я не хотел, но меня будто заставили. Я не хотел причинить боль Флер! — Он почти умоляюще посмотрел ей в глаза. — Гермивонна, я ненавижу себя за то, что подчинился чьей-то злой воле. Я…

— Тише, — девушка приложила пальчики к его губам, заставляя замолчать. — Всё будет хорошо. Я верю тебе, Виктор.

Только тогда он спокойно прикрыл глаза, всё ещё не отпуская её руку, и через несколько минут крепко заснул. Свободной рукой Гермиона убрала падавшие ему на лоб волосы, провела кончиками пальцев по исцарапанной щеке. Наклонилась, собираясь то ли поцеловать, то ли просто внимательнее к нему присмотреться, но их прервало появление родителей. Смутившись, Гермиона спешно выдернула руку и поспешила покинуть палатку, но её остановил резкий, скрипучий голос мистера Крама:

— Вы хорошая девушка, мисс Грейнджер, — сообщил он с ужасающим акцентом. — Мы с Неведой вам очень благодарны.

На большее его словарного запаса не хватило, и он, как и жена, склонился над сыном. Гермиона же вышла на свежий воздух и направилась обратно к трибунам. Судя по скучающим лицам, пока что ничего интересного не произошло. Рон подтвердил это, когда девушка села на своё место.

— Ну, как там твой Вики? — спросил он насмешливо. — Всё в порядке?

— В порядке, — отрывисто кивнула Гермиона, и приятель, догадавшись, что она не хочет сейчас разговаривать, отвернулся.

Время тянулось с ужасающей медлительностью. Даже судьи уже поглядывали на часы, что было верным символом того, что чемпионы уже давно должны были вернуться. Трибуны шумели, показывая тем самым своё нетерпение. Прошло не меньше двух часов с начала Турнира. Гермиона нервно кусала губы, всматриваясь в монохромную зелень изгороди, скрывавшей всё происходящее внутри лабиринта.

Зажгли фонарики, заиграл оркестр, чтобы как-то оживить публику. Рон стонал и вслух мечтал о сытном ужине, Лаванда и Парвати склонили головы друг дружке на плечи, дремля, Джинни что-то обсуждала с Невиллом, и, как ни удивительно, Дином Томасом. Наверху Фред и Джордж пели гимн школы — на этих оболтусов ничто не повлияет! Сама же Гермиона куталась плотнее в благоразумно захваченный с собой плащ, её нервы уже были на пределе. Почему так долго? Почему Гарри всё никак не возвращается?

Но вот раздался хлопок, и на поляну перед входом в лабиринт упали два мальчишки с ярко сверкавшим кубком голубого стекла. Оркестр, прервавшись от неожиданности, снова заиграл бодрую мелодию, Людо Бэгмен принялся что-то вещать, торопясь к героям, которые почему-то не вставали. Рон и Гермиона, равно как и остальные, приподнялись со своих мест, чтобы лучше разглядеть происходящее.

— Итак, наши герои вернулись! Но кто же победитель? Кто стал обладателем нашего Кубка Турнира Трёх Волшебников?

Первые ряды трибун начали о чём-то перешёптываться. Со своего места вскочил встревоженный профессор Дамблдор и ринулся к лежавшим на траве чемпионам. Ни Гарри, ни Седрик не вставали, и в этом было что-то плохое. Профессор МакГонагалл приказала оркестру замолчать, и в тишине отчётливо прозвучали слова директора:

— Седрик Диггори мёртв.

— Как мёртв? — переспросил Рон, беспомощно глядя на Гермиону. — Они там что, совсем рехнулись?

— Дайте пройти. — К месту трагедии торопился отец Седрика, Амос Диггори. Спустя секунду над полем пронёсся его надломленный вопль, от которого всех вокруг пробрала дрожь:

— Седрик! О, нет… Мой мальчик… мой мальчик… — Далее следовали истерические всхлипывания.

Воздух неожиданно стал каким-то вязким и давящим, а тишина — жуткой. Лаванда и Парвати, прижавшись друг к другу, беззвучно плакали, Джинни вцепилась в Невилла, а Рон крепко сжал руку Гермионы, зовя её спуститься вниз.

— Это невозможно, невозможно… — качала головой Гермиона.

Амос Диггори надрывался над телом сына, и его горе эхом витало над притихшими трибунами. Профессора и судьи столпились над Гарри, потом его вывел профессор Грюм. Хромая, они скрылись в направлении школы.

— Что же делать? Что же…

С края трибуны им махала встревоженная миссис Уизли. По её щекам катились крупные слёзы.

— Пойдёмте в больничное крыло, — только и сказала она надтреснутым голосом. Билл придерживал мать за плечи.

Всё дальнейшее было для Гермионы как во сне: вот они ожидают Гарри в лазарете, вот он, измождённый, приходит вместе с Сириусом в облике пса, вот спор с Фаджем, не верящим в то, что — Мерлин всемогущий! — Тёмный Лорд возродился. Рона, Гермиону и Джинни напоили каким-то снадобьем и отправили в башню факультета. Все ученики сидели в Общей гостиной непривычно притихшие, сбившиеся в кучки по курсам. Ни о каком сне и речи не шло, и профессор МакГонагалл не разгоняла ребят, лишь сказала им, что сейчас настало очень трудное время для всех.

А на следующее утро в Большом зале за завтраком — хотя никому кусок в горло не лез — профессор Дамблдор обратился ко всем ученикам с речью в память о Седрике Диггори. В зале находились ученики всех школ и факультетов, объединённые общей трагедией.

— Седрик был прекрасным юношей — умным, воспитанным, трудолюбивым. Он являлся ярким олицетворением своего факультета. Все мы знали его как человека открытого и дружелюбного, полного планов и амбиций, жаждущего жизни. В этом году, сегодня, он должен был выпуститься из Хогвартса и вступить в новую взрослую жизнь. К сожалению, всё это — семнадцать лет жизни светлого, невинного Седрика Диггори — оказалось перечёркнуто одним лишь небрежным взмахом волшебной палочки. Палочки тёмного мага, чьё имя вам всем, опять же, к сожалению, прекрасно известно — Волан-де-Морта. — Зал испуганно встрепенулся. — Министерство не желает, чтобы я посвящал вас в это, но я не могу промолчать, ибо тогда подвергну вас всех такой же опасности. Итак… Трудно поверить, но когда-то этот тёмный маг был таким же учеником, как и вы все, как Седрик. Его звали Том Реддл. Я говорю вам всё это потому, что хочу предупредить: он вернулся, а с ним вернулись те тёмные времена, что когда-то пришлось всем нам пережить. Печально, что это возвращение ознаменовалось убийством невинного ученика нашей школы. Ещё я хочу вам напомнить: целью Турнира Трёх Волшебников было укрепление магического сотрудничества между волшебниками разных стран, и я надеюсь, что вы не утратите связавшие нас узы и взаимопонимание. Сейчас, перед лицом надвигающей опасности, это как никогда важно. Также я хочу сказать, — взгляд директора задержался на учениках Шармбатона и Дурмстранга, — что каждый гость этого зала будет с радостью принят в наших стенах. Сейчас мы сильны настолько, насколько едины и слабы настолько, насколько разобщены. Только доверием и взаимопомощью мы можем противостоять Волан-де-Морту. Будьте осторожны, не поддавайтесь на провокации и сохраняйте в себе человечность и милосердие — это самое важное, что я могу вам всем посоветовать. Помните: Волан-де-Морт легко калечит жизни, разрушает семьи. Помните: на месте Седрика может оказаться каждый из вас. Пусть же его смерть не будет напрасна: сплотитесь перед лицом надвигающейся опасности и не забывайте о Седрике Диггори, ученике седьмого курса факультета Пуффендуй школы чародейства и волшебства «Хогвартс». — И в такт его словам все факультетские знамёна окрасились в цвета Пуффендуя. Дом Пенелопы Пуффендуй давно мечтал об этой чести — но не такой ужасной ценой. Все студенты со значками барсука на груди были как один печальны, многие плакали, не скрываясь.