Его вызывали на авансцену… Он шагнул вперед и почувствовал сразу облегчение при спуске. Ельник раздвинулся, и на поляне, сквозь марево дождя, замаячила черная, разлапистая коряга. Потянуло сладковатым и тошнотворным тленом…
Круг замкнулся.
20 Общее благо
Урядник прожевал здоровенный кус семги, смачно обсосал жирные пальцы и, отвалившись к стене стал вытирать ладони лежавшим на коленях рушником Потом закурил трубку и задумался. Поступившая вчера из уезда бумага не давала ему покоя. В ней говорилось об исчезновении двух русских промышленников, которые, по слухам, направлялись в верховья соседней речушки Пожмы. Фамилия одного была Запорожцев, имя другого оставалось неизвестным. Вместе с ними потерялся безвестный проводник-коми. Полицейское управление знало также, что путники имели лодку и, следовательно, заблудиться в лесу не могли. Предполагалось убийство с корыстной целью.
Попов понимал, что выводы об убийстве были несколько поспешны, однако могло случиться и такое. В тайге время от времени появлялись беглые каторжники, от них всего можно было ждать.
Важно было взяться за это дело еще и потому, что в случае поимки грабителей можно было поинтересоваться добычей и основательно вывернуть их карманы, пока к делу приступит судебный следователь. Стало быть, дело было во всех отношениях серьезным…
Урядник испил кваску и неторопливо пошел в волостное правление, раздумывая, как лучше приступить к розыскам.
В правлении он нашел приезжего молодого человека в форменной фуражке и несколько огорчился: помощник следователя уже сидел за столом и тоже мучился проблемой розыска. Перед ним лежала папка с бумагами, а тонкие, немощные пальцы сжимали огрызок канцелярской ручки с ржавым пером. Дознание, собственно, уже началось, потому что опрошенный сторож волостного правления, покряхтывая, опасливо посмотрел в глаза урядника и отвернулся. Молодой следователь с недосягаемой высоты кивнул Попову и затеял расспросы таким надменным тоном, будто подозревал и самого урядника в этом щекотливом дельце.
«Скотина…» — заключил Попов и, сунув руку в карман штанов, показал там следователю тайную дулю. Однако молодому Шерлоку Холмсу и самому очень скоро наскучило это занятие, и он оставил урядника в покое. Они мирно разошлись, весьма довольные друг другом. Чиновник принялся записывать первые обрывочные сведения о проезжавших здесь промышленниках в протокол, а Попов вышел проветриться на крыльцо.
Дожди, прошедшие недели две тому назад, освежили землю, но после снова наступили жаркие дни, солнце калило хвойную шубу тайги, топило смолу. Опять со всех сторон потянуло дымом: где-то поблизости пожары корежили лес. Деревня вся была окутана синими космами, воняло паленой берестой, подогретой гнилью болотных трущоб.
Полагалось «принимать меры», но в чем заключались эти «меры», — никто не знал. Тайга от века ежегодно пожиралась шалым огнем, и Попов не замечал от этого никакого убытка. Он проклинал лишь наволочные дымы, от которых резало в глазах, да свою беспокойную должность, которая оправдывала себя лишь в случае энергичных действий. Бездеятельность же не приносила ничего. А между тем в государстве существовали ведь и такие должности, которые давали положение и деньги в том случае, если их обладатели преспокойно танцевали благородные танцы или отлеживались дома в постелях. Но те должности принадлежали дворянам, именитым гражданам или просто ученым прыщам вроде этого следователя, а простому человеку, даже и унтер-офицеру, нелегко было выбиться в люди.
Его невеселые мысли были прерваны неожиданным появлением путника в потрепанной охотничьей одежде и разбитых тобоках. Парень, показавшийся Попову знакомым, не торопясь шел по улице и, как видно, держал путь прямо сюда, к волостному правлению.
«Кажись, тот самый, что в понятых при Альбертини был у меня», — прикинул Попов и выжидающе уставился на усталого путника.
— Куда идешь? — спросил он.
— Куда надо. В правление, значит, иду, — невесело ответил тот и вдруг, как-то неловко подломившись, присел на порожек. — Устал я… — погодя добавил он.
— Да пошто устал-то? Время нерабочее.
— Это кому как… — опять возразил парень и принялся высекать огонек для трубки.
Урядник не любил, когда при нем проявляли хоть малую самостоятельность.
— Ты, чертов сын, может, скажешь, какое у тебя дело? — уже с угрозой подступил он, — Звать-то как?
— Позабыл? У Альбертина встречались… Яков, с Эжвы!
— А-а… Ну-ну! — насторожился Попов. — Так какое же у тебя дело в правлении?
— Убийство, — ответил Яков и протянул уряднику ствол ружья с разбитым прикладом. — А может, и не убийство, а так, тихая смерть…
Урядник вдруг напружинился, подался телом вперед, вытянул шею, как хорошо вымуштрованная ищейка. Изо всех сил сдерживался, чтобы не взвизгнуть от радостного возбуждения.
— И ружье принес, стало быть? — выдохнул он.
— Затем и пришел. Потому — не терплю непорядка в лесу. Лес — он наш, мы в нем день и ночь живем, а непорядки чужие…
— Та-ак… Ну и где ружье это взял?
Яков объяснил, как мог. Все было очень просто.
Решив еще в Лайках, как можно скоротать дорогу, он тронулся прямиком через тайгу, к Ухте. Гарина поблизости не оказалось, да Яков теперь не особенно и горевал об этом. В Подоре после Агашиной свадьбы можно было продать избу (свою или Батайкиных — все равно) и на эти деньги прожить зиму. А лесованье в Лайках дало бы потом многое.
Он шел непроходимыми местами, кое-где пуская в ход топор, два раза гатил чарусы и очень быстро приближался к Ухте, откуда путь был уже хорошо знаком.
Задержал его след человека.
Другой на его месте прошел бы мимо, но Яков, от рождения много терпевший из-за собственного любопытства, поддался этому чувству и на этот раз. Впрочем, след заинтересовал его и потому, что прошедший недавно здесь человек, по всей видимости, плутал и, значит, подвергался опасности. Ему надо было помочь. В то же время этим человеком мог быть и сам Гарин, и следовало поэтому проявить внимание вдвойне.
Человек искал дорогу. Об этом ясно говорили и петли самого следа на моховине и обглоданные местами стволы сосенок, на которых человек добывал ножом из-под коры сладковатый лубок. Кое-где следы сбивались: человек оступался и падал. Потом под старой лиственницей Яков обнаружил останки ружья с раздробленной ложей…
В залитой водой ложбине Яков нашел и человека, но помощь тому уже была не нужна. Пришлось лишь, насколько можно, укрыть тело торфяником и мхом. Человек оказался незнакомым…
Дня через два Якова стал настигать лесной пожар. Огонь преследовал его по пятам, грозил не один раз обойти и захлестнуть всепожирающим пылом, но безветрие и две речки, которые он перемахнул вброд, спасли…
Огонь сбил его с пути: некогда было следить за тропой, когда вблизи, совсем рядом, бушевало яростное пламя и зеленые сосны в одно мгновение вспыхивали, словно адские свечи. С треском обламывались суставчатые ветки лиственниц и падали вниз, поднимая тучи горячей золы. В небе недвижно стояло красное, гневное солнце, и багровые облака осыпали вниз седую метель пепла.
Ускользнув от огня, Яков просушил на берегу мокрые штаны и развалившиеся вконец тобоки, стал соображать, как покороче выйти к деревне. Он видел за рекой свирепый разгул пожара, сожалел о потерянных верстах, и в душе поднималась невиданная и нежданная волна злобы, какой Яков еще никогда не испытывал в жизни. Он не понимал, за что ополчилась на него судьба, почему за одну-единственную удачу старалась ограбить его до нитки и заказать все пути. Что случилось в родном крае? Раньше людям жилось легче…
Яков тронулся в путь, пробирался незнакомыми урочищами, а в распаленном сознании неотступно сплетались недавние события, и он снова видел перед собой кровососа Прокушева, нищую и голодную ораву рубщиков, загнанного воришку Фомку, придурковатого Альбертини и, наконец, мертвеца в болотной низине… За что на земле схватились врукопашную эти люди?
