— Доззу, Нашетания, что вы думаете? — спросил Адлет.

Доззу затруднялся ответить.

— Сложно понять, возможно ли это. Черный Пустоцвет был скрыт не просто так, но я не буду говорить то, чего не могу подтвердить.

— Седьмой пытается убить Фреми. Я все время говорил об этом. Кьема пытались убить Фреми, в этом нет сомнений. И хотя я не могу поверить Нашетании на слово, нельзя не забывать, что этот «следующий шаг» вполне может произойти. И вы все равно думаете, что нужно убить Фреми?

— Адлет, тогда кто седьмой? — спросила Мора. Адлет не отвечал, но смотрел на одного человека, который молчал.

— Ясно, нья… Адлет, значит, ты подозреваешь меня?

Глаза Чамо были огромными. Она смотрела то на Адлета, то на Ханса. Фреми подозревала, что Чамо даже не думала подозревать Ханса. Чамо странно доверяла ему, и Фреми не понимала причину. Может, он ей по-своему нравился.

— Что ты сказал, Адлет? — завопила Чамо.

— Молчи, Чамо, — рявкнул Адлет и повернулся к Хансу. — Ханс, не сказать, что я не понимаю твоих действий. В такой ситуации не удивительно, что ты подозреваешь меня и пытаешься убить Фреми. И остается шанс, что ты ошибся, сказав, что не видишь слова из света. Но ты слишком упрямый. Ты с самого начала решил, что будешь делать. Потому я и подозреваю тебя. Или ты можешь как-то объясниться?

Ханс вздохнул и, отвечая, почесал голову:

— Твои подозрения так и не изменились. Ты действуешь согласно намерениям Тгунея. Или ты действуешь так, потому что, как говорил Доззу, Тгуней управляет тобой, человеком, или ты поступаешь так по своей воле. Ты защищаешь Фреми, чтобы уничтожить нас. Ты соврал о словах из света, взял в заложники Мору, помешал Фреми убить себя. И даже то, что враг управлял Ролонией и Чамо, что он скормил принцессе ложную информацию, — было частью твоего плана не дать убить Фреми, нья.

Фреми слушала Ханса и смотрела на лицо товарищей.

Мора была потрясена. Голдоф и Доззу еще не решили, как относиться к ситуации. Чамо точно была на стороне Ханса. А вот Ролония и Нашетания приняли точку зрения Адлета. Фреми еще не определилась, кто прав.

— Адлет, ты должен кое-что объяснить, — сказал Ханс. — Ты не видел слова из света. И не только я, но и Мора считает, что это ложь, нья. Предположим на минутку, что ты не седьмой. Тогда ты ведешь себя очень странно. Ты указываешь доказательствами слова из света, которые не видел, и подозрения о второй ловушке. Зачем ты соврал всем про слова из света? И если ты не видел их, то откуда знаешь о ловушке? Если ты настаиваешь, что это — правда, то объясни нам это.

Фреми смотрела на Адлета. Он уже не улыбался. И было ясно, что ему нечем парировать после обвинений Ханса.

Тринадцатый день после пробуждения Маджина. В темноте говорили два Кьема.

— Тгуней-сама, ваши способности помогут легко справиться с Героями, — сказал Кьема с тремя крыльями. Тгуней рассказал ему информацию, которую скрывал от остальных Кьема. О скрытых способностях Тгунея знали только Второй и Кьема с тремя крыльями. Четырнадцатый замечал эту способность, но молчал.

Тгуней мог управлять людьми.

В прошлом Тгуней захватил под свой контроль Святую Одного цветка, а она запечатала себя силой своих рук. Он украл ее седьмую метку, поглотил силу из Храма судьбы и превратил человека в Черный Пустоцвет.

— Эй, а ты не перегибаешь? Я не всесилен.

У способности Тгунея было много минусов. Если не достигались все условия, он не мог управлять человеком. Более того, на то, чтобы человек сдался его власти, уходил месяц.

Все вышло со Святой Одного Цветка, но Тгуней не мог применить способность на Героях. Пока она будет действовать, пока пройдет этот месяц, сражение уже закончится.

Зато он смог украсть у Святой Одного Цветка седьмую метку.

Он отдал ее подходящему человеку, которым заранее начал управлять, которого сделал фальшивым Героем. И хотя это было опасно, у него не было другого выбора.

Тгунею нужен был подходящий человек для защиты Фреми. И он выбрал достойного доверия человека, воспитал его и наделил силой, управляя им.

Опровержение слов Ханса пришло, откуда не ждали.

— Уверен, что Адлет-сан не видел слова из света? — спросила Нашетания и вытащила из брони камень. Большой рубин был разбит на куски. — Я нашла его в желудке Кьема-ящерицы, которого убила. В разбитом виде камень уже не работает, но это точто светящийся камень.

Ханс вздрогнул при внезапном появлении камня. Но мнения своего менять не собирался.

— …Позволь посмотреть, — Мора взяла камень, чтобы исследовать. Подумав, она тихо сказала. — Там выгравировано священное слово. Камень разбит, так что я не могу прочитать его, но… он точно светился.

Адлет смотрел на камень и думал.

— Зачем Кьема-ящерица проглотил камень? — сказала Нашетания. — Адлет мог говорить именно о словах света от этого камня.

И хотя Фреми не верила, что Адлет — седьмой, она не верила и в то, что были слова из света. И раз Адлет не смог возразить Хансу, значит, тот был не так уж и неправ.

— Адлет… Ты говорил правду?

Адлет ответил Фреми:

— Обидно. Разве я мог врать? Обидно, что ты мне не веришь.

Адлет знал, что соврал про слова из света, и Ханс не мог их видеть. Но Адлет не сомневался, что в животе Кьема-ящерицы Нашетания нашла камень.

Адлет продолжал играть. Он и не знал, что Нашетания принесет камень. И он старался не выдавать себя.

«Ядро… уцелело».

Тело Тридцатого лежало на полу в лабиринте, изрезанное Нашетанией. Если ядро не пострадало, он мог со временем создать новое тело.

Он боялся, что все разрушил. Он боялся, что мир останется без Маджина. Теряя сознание, Тридцатый просил, чтобы Тгуней победил.

Он размышлял, что когда его возродят, то могут прозвать героем. А могли убить за поражение. Он не знал, что будет, когда он проснется.

Об этом думал Тридцатый, теряя сознание.

Тридцатый слышал, как Мора расшифровала священные письмена и рассказала другим о Черном Пустоцвете. Он чувствовал присутствие Святой Одного Цветка, присутствие Черного Пустоцвета. Он знал, что Пустоцвет — это Фреми.

Тридцатый был удивлен. Юные Кьема были козырем, чтобы убить Героев. Они с детства любили других Кьема, такими их растил Тгуней.

Но Тридцатый понимал, почему Фреми так ненавидела Кьема. Тгуней не отдавал приказа защитить ее, и Тридцатый тоже не понимал, почему. Как и не совсем понимал, что им делать.

Ханс и Чамо решили убить Фреми. Это Тридцатый слышал в тишине.

Четырнадцатый управлял желанием убить Фреми. Тридцатый понимал, что Тгуней не просто так приказал убить Фреми — Черный Пустоцвет. Если они ослушаются, они разрушат его план.

Нельзя было делать то, чего не приказывал Тгуней. Такой приказ отдавал он Кьема. Он ненавидел, когда что-то шло не так.

И приказом было прятаться. И они слушались Тгунея.

Но Тридцатый не понимал, почему вдруг стало больно в груди.

Тридцатый был юным Кьема, он родился меньше двухсот лет назад. Он не участвовал в бою с прошлыми Героями. И отчаяние Маджина, которого одолели и запечатали, он не почувствовал сам, а лишь был наслышан.

Но Тридцатому казалось, что эта боль была похожей.

Адлет сказал, что увидел слова из света. Ханс заявил, что это ложь. Тридцатый слышал и этот разговор. Как и слышал звук, когда Адлет был среди мертвых Кьема. И тогда он начал подозревать, что Адлет врет.

Поведение Адлета было странным. Зачем в этой ситуации он защищал Фреми? Он не понимал, о чем Адлет думает. И как с этим связана Фреми.

До этого Фреми узнала его и промазала. Тридцатый думал тогда, что Фреми скрывает информацию. И Фреми казалась слабой.

Жалость. Этого не должны были чувствовать Кьема. Но у некоторых появлялись свои эмоции и своя воля. За последние годы это явление стало частым.