Надо же – он кинул им обвинение, а они сидят, улыбаются, словно услышав комплимент.

– Включим визор, любой канал, в любое время, наугад – убийства, грабежи, разбой и разборки. Трупы, кровь. Откроем новости – то же самое. Мы смакуем насилие, а хорошие известия помещаем в конце. Нет рейтинга – нет места на первой полосе, забывая, что сами создали полосу такой.

– Что же вы предлагаете? В разрез с реальностью печатать слюнявые рассказы?

Общий смех.

– Что я предлагаю…

Он прав, этот шутник из зала.

Заполни хоть все экраны рецептами и пухлыми домохозяйками – убийства не прекратятся. Разве самую малость. Требовалось изменить общество, саму суть, сломать хребет массовому сознанию.

Он не революционер. Все знают, чем кончались подобные ломки.

– Невозможно построить идеальное общество в отдельно взятой стране, как невозможна абсолютно счастливая семья, среди общего несчастья, даже если это семья правителей. Особенно правителей. История учит – ни один из тех, кто все имел, не был счастлив. Возможно проклятия, которыми щедро осыпали их предков на пути к власти и богатству, достигают пятых, десятых колен праправнуков… впрочем, все это метафизика и меня мало касается.

– Так что вы предлагаете?

Долго молчал, набираясь сил. Сколько он провел подобных выступлений. Десятки, сотни. Сколько видел глаз. Сотни, тысячи. Порою насмешливые – что возьмешь с полоумного. Порою подозрительные – к чему ведет? Где подвох? Порою равнодушные… Но, встречались глаза, редко – одни на сотню, на тысячу. Огонек заинтересованности, лучина, слабая лампада… понимания. Ради этого взгляда, ради этих глаз, он проводил сотни встреч, и проведет тысячи, дабы одни глаза, один человек…

– Что я предлагаю. Я предлагаю тем, кто слышит и понимает меня, тем, у кого мои слова нашли отклик, кто думает так, или почти так. Тем, кому небезразлично собственное будущее, и – самое главное – будущее детей. Кто хочет, чтобы его дочь выросла уважающей себя женщиной, а не преступницей, чтобы их сын не видел будущее в криминальной группировке, тем, у кого собственные идеи, чаяния созвучны моим идеям… вступайте к нам в…

– Секту! – выкрикнул кто-то из зала, и общий гогот выразил мнение большинства.

– Не секту. Мы называем свое объединение – коммуна. Слово мне не очень нравится, за века оно дискредитировало себя, хотя в любом случае остается всего лишь словом. Главное не название – суть. А суть в том, что я уже сказал – свобода личности, свобода действий, интересов, свобода вероисповедания, но несвобода причинять зло другим. Не делай другому ничего, чего не сделал бы себе – вот основной принцип, именно основываясь на нем, мы станем жить, и строить новое общество.

– Где, на необитаемом острове?

И снова смех – мнение зала.

И снова он помолчал.

– Нет, – Эммануил знал, как прозвучат его слова. Он долго думал, вынашивал, искал, взвешивал, сегодня он, наконец, произнесет их вслух. – Не на острове. Как я уже говорил, невозможна абсолютно счастливая семья среди всеобщей ненависти. Невозможно построить абсолютно гармоничное общество, среди царства порока, пусть и на необитаемом острове. Нельзя оборвать связи – останутся экономические отношения, родственники, наконец, останется остальной мир.

– Так что же вы предлагаете?

Третий раз прозвучал один и тот же вопрос. На третий положено отказываться, или отвечать.

– Я объявляю об учреждении фонда по сбору средств для организации строительства… космического корабля. Первого и единственного в своем роде…

Дальнейшие слова потонули в общем гуле. И было непонятно чего в нем больше – недоумения, подозрительности, насмешки, презрения…

***

Когда необразованный, заурядный человек, который сам подвержен болезням, не преодолел болезней, видит другого человека, который болен, он испытывает страх, презрение и отвращение, забывая о том, что он сам подвержен болезням.

Ангутара Никая

Сукхамала сутта

(Пер. с английского Д. Ивахненко по пер. с пали Т. Бхикху)

Перевитые венами руки покоились вдоль тела. Продолжением вен поднимались разновеликие трубочки и разноцветные провода.

По ним что-то двигалось, подавалось, или, наоборот, извлекалось из организма.

Пуповины трубок соединяли тело с маткой нависающей над ним, окружающей его установки. На многочисленных экранах прыгали столбики, бегали неутомимые точки, мерно дышали разноцветные графики, истерично чертилась изломанная кривая.

Попирая природу, пуповина выходила из тела старика.

Почти мумии.

Дряблая грудная клетка, выглядывающая из-под белоснежного одеяла, усеяна прыщами разноформенных датчиков. Над ней тонкая шея с торчащей горой кадыка и череп, именно череп по недосмотру, или капризом природы, обтянутый пленкой пергаментной кожи. Лишь глаза – большие, темные, словно бездонные колодцы, даже в таком состоянии владельца, сохранившие прежнюю красоту, силу, сияющими антрацитами горели среди царства общего тлена.

– Вы знаете, кто я?

Голос у мумии был тихий, но отнюдь не немощный. Глядя на обладателя, ожидалось иное.

Эммануил склонил голову.

– Знаю, мистер Гайдуковский.

Ни к месту вспомнилась затасканная киношная сцена: Герой сидит дома, на пороге появляется незнакомец в черном: “Вы знаете, кто я?”

Вопрос был неуместен, Эммануил не дома, его привезли, и он, конечно же, знал, куда ехал.

Брайен Гайдуковский – один из самых, если не самый, богатый человек в мире.

Запищал датчик. Тут же, словно из воздуха, соткалась сиделка. Статная женщина неопределенного возраста в голубой с белым униформе. Опытные руки подкрутили краник, по одной из трубочек в тело полилась ядовито-желтая жидкость.

Мумия подождала, пока сиделка исчезнет.

Ждал и Эммануил.

– Я дам вам денег, – без предисловия произнес Гайдуковский, – много денег. Достаточно, чтобы вы построили свой чертов Ковчег.

Эммануил поморщился. Ковчегом звездолет обозвали журналисты. Ему не очень нравилось претенциозное название.

– Первое условие – мой младший внук полетит с вами.

Неужели вот так просто – мечты, бессонные ночи, долго вынашиваемые планы, и “я дам вам денег”.

– Остальных внуков, да и сына я уже упустил.

Эммануил судорожно соображал, что сказать, как отблагодарить…

– Спасибо, мистер Гайдуковский.

– Мне понравилось ваше выступление, – старик словно не слышал его. – За свою жизнь, я встречал немало пустозвонов, я научился разбираться в людях, при моем образе жизни это необходимо. То, что вы говорили, что делаете – мои люди навели справки – все правильно. Я вам верю. Но не дай бог, – красивые глаза блеснули дьявольским блеском. Наверняка, в лучшие годы этот взгляд останавливал стихийные бедствия, – не дай бог тебе разочаровать меня!

Глаза потухли, одна из трубок протолкнула в тело порцию бурой жижи.

Деньги! Построить Ковчег! Решение всех проблем! Это было слишком хорошо, слишком волшебно, чтобы быть правдой. Словно в сказках. В прямом смысле – Deus ex machina.

– Мистер Гайдуковский, – проклятая совесть не даст насладиться праздником сбывшегося желания, – дело в том… на Ковчеге могут лететь только добровольцы. Насколько я понимаю, у внука имеются родители – отец, мать, и они вряд ли согласятся…

Худая рука вяло махнула.

– Об этом не беспокойтесь. Пригрожу лишить наследства… деньги и все что дают деньги, они любят гораздо больше детей.

– А ваш внук, захочет ли он сам…

– Внук еще слишком мал и не способен самостоятельно принимать адекватные решения. Ребенку везде хорошо, когда имеются новые игрушки и есть с кем резвиться. В конце концов, найдете ему приемных родителей, думаю, на Ковчеге отыщется не одна дюжина добровольцев. В этом вопросе, я всецело полагаюсь на вас. Второе условие – я хочу, чтобы он носил мою фамилию, мальчик должен знать свои корни, откуда он.