ЧАСТЬ 1.

Пролог.

– Победа порождает ненависть, побежденный живет в печали. В счастье живет спокойный, отказавшийся от победы и поражения.

– Что это, Учитель? Буква речей твоих преисполнена трудно постижимой мудрости.

– Не называй меня учитель. Видишь стрелку, что указывает путь к секторам текстильщиков – она много мудрее меня, ибо знает свой Путь. Видишь табличку, предупреждающую об опасности на люке утилизатора – она много мудрее меня, ибо ведает, что за ней – опасность. Даже вы, называющие себя учениками, мудрее меня, ибо двигаетесь начертанным путем, но кто укажет путь Учителю, кто предупредит об опасности, кто построит линию, начало которой есть начало пути, а конец – его завершение.

– Учитель, разве есть у Пути конец?

– Сказано мудрыми – есть у Пути начало – нет Конца. Но мудрые тоже Учителя.

– Чему учишь ты, Учитель?

– Что было, то и будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем.

Ягве сказал нам:

«Не убий.

Не прелюбодействуй.

Не кради.

Не лжесвидетельствуй.

Не желай ничего, что у ближнего твоего».

Мы продолжали убивать, прелюбодействовать и завидовать, и поклоняться Ягве, произнося имя непроизносимого всуе.

Прошло время.

Будда сказал нам:

«Не убивай.

Не воруй.

Не прелюбодействуй.

Не лги».

Мы продолжали убивать, лгать, воровать, прелюбодействовать и почитать его, как Бога.

Прошло время.

Аллах сказал нам:

«Не убивай.

Не прелюбодействуй.

Не кради.

Не свидетельствуй криво.

Не желай того, чем Бог одарил других».

Мы продолжали прелюбодействовать, отбирать чужое, лжесвидетельствовать и убивать именем его.

Бывает, скажут о чем-то: смотри, это новость! А уже было оно в веках, что прошли до нас.

Ученики учатся у учителя, учитель учится у учеников, у неученых и вновь проходит Путь, пройденный другими.

– Зачем же тогда учиться, Учитель?

– Зачем цветет цветок, ведь в положенный срок опадут лепестки? Зачем трава пробивается к солнцу? Чтобы умереть с наступлением холодов? Зачем яблоки наливаются соком? Чтобы закончить свой путь в желудке? Зачем учиться? Я учу, чтобы узнать ответ на этот вопрос. Зачем учитесь вы, пусть каждый решит для себя.

– Мы учимся, чтобы познать Истину.

– Истину невозможно познать, истина изменчивей языков пламени, морских волн, песка, носимого ветром. Вот единственная истина, вот в чем я уверен. И только этому могу научить.

***

Не убивай.

Не лги.

Не кради.

Не прелюбодействуй.

Миритесь и соглашайтесь.

Почитай других, как себя.

Делись с нуждающимися, помогай страждущим.

Не делай другому ничего такого, чего не сделал бы себе.

Я не бог.

Заветы. Глава 1

– Вы проповедуете свое учение, новую религию, каково ваше место в ней? Воплощение божества, сам бог, пророк, мессия?

Эммануил вздохнул. Кровавые глазки кинокамер, блеск вспышек фотоаппаратов – сияние славы; поросль микрофонов – иллюзия вечности. Широко распахнутые глаза, полуоткрытые в готовности рты и жала языков, предвкушая, увлажняют сохнущие губы.

Ждут.

Везде одно и то же. Похожие вопросы, словно списанные с единого шаблона. Хотя, так и есть. И этот шаблон – общество, система, породившая, питающая индивидуумов и питающаяся сама. Рождающая их, штампующая партиями на лишенном души и угрызений совести конвейере. Одинаковые мысли, одинаковые ценности, одинаковая мораль, одинаковые… вопросы.

Они не могут, не способны, да и не хотят понять чужие, отличные от общепринятых устремления. Даже в них, они ищут подоплеку, основу, след собственных ценностей.

Подвох.

Выгоду.

Напрочь лишенные альтруизма, сострадания, жертвенности во имя близкого, сталкиваясь с этими качествами, с упорством ребенка, сующего большую игрушку в меньшую коробку, они пытаются втиснуть новые, незнакомые понятия в коробки собственного мировоззрения, общепринятого, общеустраивающего уклада.

Общество, как и большинство, может ошибаться.

Общество видело Землю плоской, а она, словно насмехаясь, распухла до сферы. Общество видело ее центром вселенной, а она оказалась крошечной песчинкой в бескрайних просторах галактики. Общество видело солнце небольшим слепящим шаром, а оно сделалось огромным раскаленным облаком.

Общество, как и большинство из которого состоит это общество, особенно большинство, как верхушка, которая руководит этим обществом, особенно верхушка, способны ошибаться.

Равно как и не ошибаться.

Эммануил вздохнул.

Общество ждало.

– Боже упаси!

По залу прошел шепоток – бог просит сам себя.

– Чтобы мои слова не казались тавтологией, скажу сразу – я не пророк, не мессия и, уж конечно, не бог.

И снова шепот. Скажи он иное, и общество поймет. Кто-то осудит, кто-то двинется следом, но это будет вписываться в общество, его ценности, устройство.

Эммануил вздохнул.

– И я не проповедую религию! В том-то и отличие моего… учения, да, можно сказать, учения – абсолютная, полная свобода вероисповедания. Любого. Обрядов, молитв, имени божества. Естественно, при условии, что это не ущемляет свободу и ценности других.

– О-о-о!

Не то, чтобы такого общество еще не видывало. Это всего лишь слова. Пусть говорит, правильно говорит, все они правильно говорят. Главное, разобраться, где подвох, как извлекается выгода.

Эммануил вздохнул.

– По сути, все религии, во всяком случае, доминирующие, проповедуют одно и то же.

В зале поднялся шум. В зале присутствовали приверженцы различных вероисповеданий. В зале знали о бушующих на востоке войнах, о террористических актах, в основе которых лежали именно религиозные противоречия.

– Одно и то же! – повысил голос Эммануил, безуспешно пытаясь перекрыть возмущение зала. – Начиная от заповедей – универсальные: не убий, не укради, почитай бога, и заканчивая ритуалами: ежедневные молитвы, приношения… Ни одна религия, я повторюсь, ни одна, не требует от исповедующих насилия и убийства себе подобных.

И снова в зале поднялся гул. Свежо было воспоминание о речи одного из религиозных лидеров, призывающего с оружием в руках бороться против иноверцев.

– Ни одна! – и снова голос разума поглотил гул опыта. – Религии погрязли в буквоедстве и формальности ритуалов. Когда за правильно расставленными свечами не видно бога, за буквами святых писаний теряется слово.

Христианство, при проповедовании любви к ближнему, породило инквизицию и крестовые походы. Буддизм, считая священной жизнь, любую жизнь, породил самураев. Ислам – джихад, в данный момент это слово превратилось в почти синоним – война, а ведь означает всего-навсего “усилие”, усилие на пути Бога. И так далее. Примеров множество.

Руку подняла одна из репортерш в дальнем ряду зала.

– Все это не ново. Ваши идеи сродни направлению хиппи – было такое движение в середине двадцатого века.

Эммануил кивнул.

– Я читал о нем. Называйте, как хотите. Хиппи – пусть будут хиппи. Однако, насколько я помню, хиппи были противниками власти, любой власти, как средства подавления свободы человека. Власти страны, границ, семейных уз, обычаев и так называемых «общепринятых норм». Более того, активно выступали против нее. В моих же речах нет призывов ломать существующий строй, лозунгов для активной борьбы. Власть, в разумных пределах, наверное, необходима.

– Только где они, эти разумные пределы! – хохотнули в зале.

Верно – где эти пределы.

– Мы говорим о моральных ценностях, мы воплощаем различные социальные программы, судя по отчетам и вложенным средствам – весьма успешно, а между тем преступность достигла небывалых высот. Что самое страшное – именно подростковая, детская преступность. По статистике – каждая пятая девушка становится проституткой, более того – и это самое страшное – они сознательно идут, мечтают о подобной карьере, не видя ничего плохого в продаже тела за деньги. Юноши – так или иначе связывают свою деятельность с преступной средой – от уличных банд до наркосиндикатов. Средства массовой информации, кино, телевидение сделали преступников, гангстеров почти героями, эдакими Робин Гудами, полублагородными разбойниками. У каждого времени – свои герои. К сожалению, у нашего – такие. В этом, не в последнюю очередь, виноваты и вы – журналисты.