И пришла пустота в душу. Воевать расхотелось.

Дома - глаза жены. В глазах - выгоревшие слёзы и ненависть.

- Прости, что выжил.

С той поры - чужие люди.

Кто это ломиться так через лес, как секач? Чувство опасности проснулось. Надо же! Появилось впервые в Афгане, когда пропал Олежка. Не раз спасало шкуру. Ну, вот какая опасность может быть тут? Но, я привык доверять этому чувству. Маленький китайский ножик, каким я срезал грибы перекочевал в карман, а в руку прыгнул златоусовский нож. Красивый, прочный, острый, надёжный и... безумно дорогой. С лихих 90-х он всегда у меня на поясе. В Чечне напился крови человеческой.

Восприятие мира изменилось. Хм! Боевой режим. Не думал что тут и сейчас снова буду чувствовать себя в бою. Смещаюсь вбок.

Кто это, интересно, охотится на меня? Кто этот олень? ФСБ? Да ну на! Их работы я бы даже не заметил. Погасло бы сознание - и всё. И меня бы не нашли. Но - не нужно им это. Палево это. Они и так получат всё, что им нужно. Дело не в государственной безопасности. Я для государства не представляю опасности. И им, феэсбешникам, молодым да ранним, до безопасности нет дела. Они делают деньги. А деньги любят тишину. Моё исчезновение - громко. Им это - не надо.

Конкуренты? И им не надо. Лихие 90-е давно закончились. Когда закончились лихие головы. С конкурентами у меня всё ровно. Дела сейчас решаются разговорами, бумагами и адвокатами.

Да и лось, что так шумит в лесу - на профи не тянет. Не профессионал какой-то. Ломиться напрямки по моим следам, ломая валежник и с шумом отклоняя ветки.

А вот и он. Вот это тюлень! Камуфляж плотно обтянул пузо и ягодицы женоподобной фигуры тридцатилетнего мальчика, так и не превратившегося в мужчину, не обрёл свойственной мужику стати. В руках понтовая помповая игрушка. Насмотрятся американских тупых боевиков с их рекламой американского же оружия!

Присаживаюсь за молодой сосной. Ничего он не заметил. Так и пропёрся мимо, как лось.

- Зачем ты пришёл? - говорю в землю.

Выстрел. Давно я не слышал выстрелов. После гибели Лёшки, терпеть не могу стрельбы. Настрелялся. Как с Чечни вернулся - на охоту только с лукошком и ножами.

А он - лось. Жертва. Решил убивать меня. Тупой баран. Убивать меня в лесу? Ветерана двух войн? Он даже направление голоса не определил. Не хотел я его убивать. Голос подал, давая ему шанс. Шанс - сбежать. Не хочу убивать.

- Не хочу тебя убивать. Оставь ствол, свали борзо - жив будешь!

В ответ мат и выстрелы. На меня посыпались иголки. Откатываюсь.

Эх, где мои 17 лет?

Захожу к нему с другой стороны. Стоит столбом, тупорылое создание, стволом водит, нервно крутится. Меня не видит и не чует.

Бросаю ветку вправо. Стреляет. Шаг, два, три. Оборачивается, видит меня. Ужас в глазах. Кладу руку на горячий ствол помповика, выворачиваю из его рук, бью ножом. Вонь. Всегда вонь.

- Не убивай, - выдыхает в лицо перегаром и сползает к ногам.

- Поздно. Ты уже мёртв, - отталкиваю его тело. Заваливается на спину, судорожно сжимая рану.

- Я всё скажу. Вызови скорую! - кричит.

Мир перед глазами - идёт кругом. Молодые лапы сосен мельтешат, как в калейдоскопе. Я уже сижу на заднице, судорожно лапаю карман, никак не выдавлю таблетки.

- Сотовый тут не берёт. К машине нам не выйти, тюлень. Прими смерть достойно, - хриплю я, судорожно проглатывая таблетки.

Я уже знаю, что спасёт меня только чудо. Допрыгался, Мамонт! Допрыгался.

- Я всё расскажу!

- Что ты мне расскажешь? Что вы с дочкой моей ненаглядной решили мой бизнес себе забрать? Думаешь, не знаю, с кем она живёт? И так бы отдал. Не денег жалко. Людей жалко. Погубите всё. Ничего же вы не умеете. Она - ладно, девка. Но, ты, тюлень! Тридцатник прожил, ума не нажил. Сдохни уже!

Он материться, угасая. Я знаю, куда бить. Ну, чуть рука дрогнула, когда узнал его, когда понял, что собственная дочь - убивает меня.

Смерть его болезненна и неизбежна. Всё. Затих. Ногами больше не сучит.

Сижу над ним, опёршись на ружьё с окровавленным ножом в руке. И чувствую, как моя жизнь уходит из меня, как и из него. Руки сами вытирают кровь с ножа, тащат с его тела рюкзак, перезаряжают ружьё. Зачем? Автоматизм. Руки делают то, что раньше было правильным - содержи оружие в чистоте и заряженным. Так же автоматически тяну его телефон, зажигаю экран, фиксирую время, отсутствие связи, так же автоматически телефон следует в карман.

Мысли мои далеко при всех этих манипуляциях. Чувствую ледяное дыхание смерти. И подвожу итог жизни своей.

Осознанная жизнь моя началась с воспоминаний о детдоме. Друг Олег. Он был всегда рядом, как брат. Всё у нас было одно на двоих. Общий шкафчик, общие враги и друзья. Общие мечты.

Мечты. Они мечтали стать военными. Красивыми, здоровенными. Мечта привела их в Афган. И от мечты не осталось даже пепла.

За месяц до приказа - Олежка пропал. Пошёл за водой и нарвался на духов. Короткая перестрелка.

Уже через пятнадцать минут вся их разведрота была на месте боя. Два трупа моджахедов, стрелянные гильзы, кровь. Олежки - нет. И никаких следов.

Месть. Я остался в горах. Сверхсрочно. Мне - некуда возвращаться. Остался. В надежде, что найду единственного дорогого мне человека. А командиры - только рады. Один я - стоил нескольких необстрелянных пацанов.

Сверхсрочная. Я не замечал дней, месяцев. Не вылезал из боевых. Всё надеялся, что найдётся след Олега. Пытал пленных "духов".

Это кровавое безумие кончилось госпиталем. Возвращаясь с боевого "попуткой" - колонной. Попали в засаду. Первым же взрывом, первым же зарядом гранатомёта оторвало голову ротному и отбросило меня с "брони" на скалу. Приложило так, что очнулся только в госпитале. Заново учился ходить. Рьяно рвался в строй.

А потом - очнулся ещё раз. Кровая пелена спала с глаз. Вернулся в роту, а всё - чужое. Ротный - другой. С кем воевал - никого нет. Все чужие.

Дослужил своё и - в Союз. Попытаться жить. Одному.

Куда ехать дембелю-сироте? В столицу. Благо в то время устроиться даже в Москве - было несложно. Работа на заводе, угол в общаге. С "боевых" я привёз импортные шмотки-технику-электронику. Естественно, я стал центром кристаллизации. В одиночестве не был. Пьянки, гулянки, танцульки.

Вот на танцульках в Университете и встретил её. Влюбился сразу. И она - сразу и без памяти. Пел ей песни ночами напролёт, сам себе подыгрывая на гитаре.

Расписались. Дали семейное общежитие. Зажили семейной жизнью. С периодическими моими "загулами". Запоями. Родился Лёшка.

Это на полгода держало меня в узде. А потом - "друзья-однополчане"! Оказался я - вляпамшись в гнилое дело. Пьяная драка с поножовщиной. Резал - не я. Но, "друзья-однополчане" дружно вешали всех собак на меня. Повезло - следак оказался человеком чести. Не сел я. Но, за 101-й км - выписали.

Так и оказались мы в этом Мухосранске у родственников жены. С работой тогда сложности не было. Оба устроились на завод. Она - в бухгалтерию, я - в литейку. Потом - кузня, термичка. Горячий стаж зарабатывал.

Остепенился. Квартиру получили. Дочь родилась.

А потом жизнь пошла кувырком. Перестройка. Кооперация. Рэкет. С параллельным параличом всей прежней жизни. Заводы - не встали, но зарплату платить - не стали.

Я тогда нырнул в этот омут мутной воды с головой. На всю жизнь. Хозяином хотел стать. А стал - бандитом. Бизнесменом. Золотая цепь, бита, кастет. Мерседес, потом - "Бэха", потом - "Крузак". Сейчас - Нива. Хороший итог.

Война, смерть сына, отчуждение жены и дочери. Запой. Друзья, что вытаскивали из запоя. Бизнес. Окна-двери-пилорамы. Цеха и заводики. Офисы и склады. Магазины и автомастерские. Коробки, накладные, договора. И - пустота в душе.

Дочь. Из прелестного ангелочка превратилась в оторванную мигеру. Прожигательницу жизни. "Папань, денег дай!" - вместо "здравствуй!"