Демон с опаской оглядывался по сторонам. Он столько лет прожил на земле, неужели именно сегодня ему было суждено снова отправиться в преисподнюю? Где-то рядом в песочнице играли дети. Нет, только не сегодня! Он должен спастись. За спиной послышались приближающиеся шаги. Не рискнув обернуться, демон побежал через парк.

– Куда он делся? – завопил мужчина в строгом черном костюме.

Толстая женщина в лохмотьях, которую мужчина тащил за собой, крепко держа за руку, переводя дыхание указала на плотно растущие лиственные деревья.

– Ульяна! – продолжая бежать, демон позволил себе поток нелицеприятных высказываний в адрес этой женщины.

Ох уж эти люди! Никогда не знаешь, что они предпримут в следующую минуту. Еще каких-то тридцать лет назад она с трепетом отдавалась ему, а сегодня, когда он слаб как никогда, повернулась спиной. Нужно было убить ее еще тогда, но нет. Он же был игроком! Ему нравился риск. Юное тело манило предвкушением, обещая запретные забавы. Она готова была стерпеть все, лишь бы сбылось ее похотливое желание. Сколько шрамов он оставил на ее теле, сколько боли причинил ей! Но теперь игры кончились. Людской век слишком недолог, чтобы позволить им мыслить масштабно. Они даже Бога умудрились обвинить в создании этого несовершенного мира, чтобы снять со своих плеч груз ответственности. Вот и Ульяна, наигравшись вдоволь, почувствовала старость и решила искупить свою вину.

Демон перемахнул через небольшой фонтан, окатив собравшихся вокруг него людей снопом сверкающих на солнце брызг.

Глупая женщина! Она боится ада, но ад нужно еще заслужить…

Мужчина в черном костюме остановился возле фонтана. Недовольные люди, возмущались по поводу необъяснимого всплеска. Здесь парк заканчивался. Его территория была четко определена изгородью из аккуратно постриженного густого кустарника.

– Он побежал туда! – толстая женщина, борясь с одышкой, указала дрожащей рукой на эту изгородь.

Не отпуская ее, мужчина в костюме начал прокладывать себе дорогу через кустарник, топча и ломая его. Люди возле фонтана недовольно заворчали. Одна из веток хлестнула Ульяну по щеке, рассекая кожу. Вспышка боли напомнила ей о былых временах. Некогда стройное тело моментально отозвалось будоражащей сознание волной воспоминаний. Оно застонало, умоляя получить новую порцию боли. Ульяна подалась в сторону, позволяя колючим веткам расцарапать ей плечо. О, да! Этот демон был просто пропитан сладострастной болью. Даже сейчас, он все еще имел власть над ней. Каждый его шаг, каждое движение приносили желанные страдания. Теряя над собой контроль, Ульяна заметила среди кустарника натянутую колючую проволоку. Кусочки кожи с ее бедра покорно повисли на ржавых иголках. Вытекшая из разодранной раны кровь обожгла кожу. Вспыхнувшее внутри пламя, застлало глаза.

Продравшись сквозь живую изгородь, мужчина в костюме сильно дернул жирную женщину, увлекая за собой, едва не сломав ей руку. Новая боль заставила открыть глаза. Это было совсем не то, к чему приучил ее демон. Только он знал, как заставить страдать и желать, чтобы эти страдания не прекращались. Ульяна с ненавистью посмотрела на причинившего ей боль человека. Он не обратил внимания на этот взгляд. Все его внимание приковали хаотично разбросанные могильные кресты.

– Это что, кладбище? – растерянно спросил он. – Кладбище рядом с городским парком?

Ульяна была поражена не меньше его. Какую игру на этот раз придумал демон? Если это часть его плана, то она сильно недооценила его, если, конечно, провидение не властно и над исчадиями ада. Мужчина в костюме снова с силой потянул ее за руку, на этот раз Ульяна попыталась вырваться.

– Ну уж нет! Сегодня ты дойдешь до конца, – прохрипел мужчина.

Если демон и мог укрыться здесь, то, кроме старой часовни в изголовье разбросанных могил, ему оставались лишь фамильные склепы, наследники которых давно забыли об их существовании. Здесь, среди запахов разложившейся плоти, пыли и остановившегося времени мало кто будет чувствовать себя в безопасности, даже для демона это место забытой скорби покажется чужим.

– Где твой демон, ведьма? – Глаза мужчины в черном костюме вспыхнули гневом, когда Ульяна не ответила ему. – Говори!

Она молчала, лишь направленный на часовню взгляд выдавал ход ее мыслей. Ульяна снова ощутила жгучую боль в руке, за которую ее тянул мужчина в черном костюме. Потрескавшийся камень широких ступеней больно врезался в кожу, когда, споткнувшись об одну из них, она упала. Не обращая на это внимания, мужчина в костюме продолжал тянуть ее за собой, оставляя на поеденном временем камне шлейф алой крови.

Демон жадно втянул застоявшийся воздух. Он все еще помнил, как пахнет боль Ульяны. Запах ее крови невозможно было спутать. Такая теплая, такая непокорная… И почему людям позволено чувствовать так много, а демоны обречены на эти крохи? Может быть, за многообразие чувств человек и был лишен вечности, а им, демонам, было позволено накапливать опыт, приумножая его, вступая на дорогу длительных отношений с этими короткоживущими созданиями…

Демон понял, что дни его сочтены. Только чудо может помочь ему выйти из этой часовни.

Мужчина в костюме хищно озирался по сторонам. Осторожно ступая по запыленному полу, он продвигался вперед. Он знал, что демон где-то рядом, чувствовал его похотливое дыхание. Здесь, в этих стенах были только он и это исчадие ада…

Приближался момент истины…

Тридцатью годами ранее.

В помещении, лишенном окон, было слишком темно, чтобы доверять своим глазам. В тяжелом застоявшемся воздухе витал запах параши и страха. В давящей на уши тишине было слышно, как кто-то проходит по коридору, да изредка открываются железные двери, такие же, как и та, что вела сюда, которая вскоре тоже должна будет открыться.

Судья шла по узкому коридору, зная, что нет лучшего места для того, чтобы сломать человека. Нужно загнать его в угол, свести с ума чувством безысходности, а затем добить, поместив сюда. Здесь ломались и более сильные, чем этот.

Судья остановилась возле железной двери. Сопровождавший ее охранник суетливо зазвенел ключами. Судья неодобрительно взглянула на его дрожащие руки. Чего он боялся? Этого места или же ее?

– Ты можешь идти, – сухо бросила она, испытывая отвращение к этому жалкому человеку в форме.

Он замялся, не решаясь оставить ее одну.

– Я сказала, ты можешь идти.

– Я буду в конце коридора, – выдавил из себя охранник.

– Мне все равно, где ты будешь.

Судья дождалась, когда он уйдет, и вошла в камеру.

– Здравствуй, Лесков, – сказала она заключенному.

Он неподвижно стоял в глубине камеры. Подавленный, сломленный, униженный – так, по крайней мере, хотелось думать судье.

– Ты проиграл, Лесков, – сказала она, упиваясь своим могуществом.

Как же ей хотелось, заставить его встать на колени, умолять, целовать ее ноги, а она прижала бы его голову к земле, втирая в его небритую щеку прилипшее к подошве сапога дерьмо. Но он не падал на колени, не умолял, он просто стоял, путая ее планы и заставляя гордиться его стойкостью.

– Ты ничтожество, Лесков, – сказала судья не столько ему, сколько самой себе. – Я сломала тебя, Лесков. – Забыв об опасности, она подошла к заключенному почти вплотную, чтобы он мог чувствовать, вдыхать ее запах. – Скажи мне, Лесков, ты еще помнишь, как пахнет свобода? – спросила судья, подходя ближе. – А величие? Ты чувствуешь мой запах? – прошептала она ему на ухо. – Надеюсь, ты еще не забыл его, Лесков. – Ее губы почти касались его шеи. Губы, которые произносили его имя так, словно это было ругательство. – Скажи мне, Лесков, каково это – стоять здесь, чувствовать мое дыхание, мою близость, вдыхать мой запах… А, Лесков? – Она с трудом поборола желание прикоснуться к нему рукой. – Теперь ты мой, Лесков. – Кончики ее пальцев скользнули по его одежде. – Только мой. – Едва различимый стон вырвался между ее губ. – Но знаешь что, Лесков? – Она отпрянула от него, старательно ища встречи с его взглядом и все еще тяжело дыша. – Ты мне больше не нужен, Лесков. Ты бесполезен. – Не желая смотреть на него снизу вверх, она сделала шаг назад. – Ты проиграл, Лесков, – ее голос стал неожиданно жестким. Она медленно отступала назад к двери, испытывая его терпение. – Ты ничтожен, Лесков. Ты… – судья замолчала. На какое-то мгновение ей показалось, что позади нее кто-то стоит.