– Считай это моим подарком тебе, Кира, – услышала она сухой голос Лескова.

Сверлящий затылок взгляд стал невыносим. Стараясь сохранить самообладание, судья медленно обернулась. Позади никого не было. Лившийся из коридора свет дрожал. Оставленный без внимания Лесков был молчалив и неподвижен, как и прежде.

– Ты мне противен, – сказала ему судья, пытаясь унять разыгравшееся воображение. – Я сломала тебя, ты просто боишься это признать. Я… – она вздрогнула и снова обернулась.

В камере определенно был кто-то еще, кто-то третий, кого она не могла видеть.

– Что за… – судья бросила на Лескова растерянный взгляд.

На его лица была улыбка – первая за несколько месяцев. Но в этой улыбке не было света, добра, лишь только холод, месть.

Демон, преследовавший судью, позволил ей почувствовать свое дыхание – теплое, липкое, похотливое. «Да что же это такое?!» – едва не закричала она. Мрак камеры сгустился. Сгустились даже запахи. Бежать! Судья выскочила в коридор, на свет, надеясь, что здесь наваждение пройдет, но демон не собирался покидать ее.

Спотыкаясь и не переставая оглядываться, она прошла мимо охранника, даже не заметив его. «Наверх, на воздух, туда, где есть солнце и свет», – говорила себе судья, взбегая по железной лестнице…

Дождавшись, когда она уйдет, охранник с опаской выглянул в коридор. Тишина. Лишь только дверь в камеру открыта настежь. Сняв с пояса дубинку, он осторожно приблизился к ней. Лесков неподвижно стоял в глубине камеры. Теперь ему оставалось только ждать.

Демон не уходил, не покидал судью. Когда-то он уже сломал Лескова, заставив играть по своим правилам, теперь эта участь ждала Киру Демидовну Джанибекову.

– Кто ты? Чего тебе нужно? – шептала она, а затем в бессилии бросалась на стены. – Что со мной происходит?!

Ей казалось, что она сходит с ума. Кто-то наблюдал за ней, преследовал. Невидимый, незримый. Кто-то слышал каждое ее слово, видел каждый ее шаг.

– Оставь меня! Прошу, оставь, – взывала она к своему преследователю.

Но демон был неумолим. Он смотрел на нее, оценивал. Там, в темной камере, Петр Лесков поведал ему много историй об этой женщине. Но Лесков не знал и половины, не видел того, что видит демон. Видит внутри человека. И Кира Джанибекова, судья… Демон знал, что рано или поздно она станет безвольной марионеткой в его руках. С ней они сыграют не одну роль, дадут не одно представление. Неизъяснимый театр жизни пополнится новой куклой. Еще одна сложная жизнь, еще один персонаж…

– Не могу так больше, – тихо сказала судья.

Она не сдалась, нет. Она готова была бороться. Но как бороться с тем, кого не видишь, кто всегда рядом, наблюдает за тобой даже в туалете?

– Чертов извращенец! – прошептала судья, чувствуя, как начинает задыхаться от бессильного гнева.

Она сорвала с себя одежду и вышла на центр комнаты.

– Ты этого хочешь, да? – спросила она. – На, смотри, сколько влезет!

Но гнев прошел. Остался лишь стыд, словно тысячи глаз циничной толпы смотрят на нее с осуждением. И от этого не сбежать. Нет. Эти глаза будут преследовать ее всю жизнь. Судья упала на колени и заплакала: громко, надрывно. Ее сын заглянул в комнату. Он хотел спросить, все ли с ней в порядке, но запнулся на полуслове.

– Пошел вон! – заорала она, стыдливо прикрывая свою наготу.

Он спешно захлопнул дверь.

– Я просто хотел спросить, могу ли я сегодня взять машину?

– Нет, не можешь!

– Почему?

– Потому что НЕ МОЖЕШЬ! – голос судьи сорвался, и она зашлась кашлем, затем сжалась, съежилась, снова заплакала, но уже беззвучно, лишь вздрагивая всем телом и жадно хватая открытым ртом воздух.

Неужели этот кошмар никогда не закончится? Неужели безумие навсегда останется с ней? Судья с трудом сдержалась, чтобы не закричать. В бессильной злобе она вцепилась ногтями в мореные доски пола, стараясь расцарапать их. Из-под сломанных ногтей потекла кровь. Боль усилила отчаяние, стыд, забрала последние силы. Казалось, сил не осталось даже для слез.

– Умоляю, скажи, чего ты хочешь, – обратилась судья к своему незримому преследователю. – Я сделаю все что угодно. Клянусь. Только пусть это закончится.

Демон выждал несколько минут. Когда судья отчаялась получить ответ, склонился и шепотом, почти беззвучно, потребовал освободить Лескова.

Прокурор Давид Демидович Джанибеков открыл дверь. Судья кивнула ему и прошла в дом. Они слишком хорошо знали друг друга, чтобы вести разговор на пороге, перебрасываясь дежурными вежливостями.

– Ты один? – коротко спросила судья.

Джанибеков кивнул, закрыл дверь и проводил сестру в гостиную.

– Я бы не отказалась выпить, – сказала она, суетливо оглядываясь по сторонам.

– Есть хороший коньяк.

– Пусть будет коньяк.

Судья взяла предложенную рюмку.

– Что с твоими руками? – спросил Джанибеков, увидев забинтованные пальцы.

– Ничего страшного. Несчастный случай.

Демон коснулся ее руки. Она вздрогнула, расплескав оставшийся в рюмке коньяк.

– Что происходит, Кира? – Давид тревожно заглянул сестре в глаза.

– Скажи ему, скажи ему, скажи ему… – зашептал ей демон.

– Дело Лескова, – выдавила из себя она. – Ты не должен давать ему ход.

– Не должен? Есть что-то, о чем я не знаю? – Джанибеков увидел, как сестра безвольно опустила голову. – Кира? – Он пересел на диван к ней. – Если ты хочешь, чтобы я сделал это, ты должна предоставить мне нечто большее, чем просто просьбу.

– Я не могу, – она до крови прикусила губу. – Просто дай ему время, прошу тебя.

– Мне нужны факты.

– Дай ему еще один шанс.

Взгляд демона вгрызался в ее затылок нетерпением.

– Кира…

– Дай ему шанс! – заверещала судья, теряя самообладание.

Желая скрыть слезы, она уткнулась брату в плечо. Он обнял ее, чувствуя, как содрогается ее тело.

– Прошу тебя, – захлебываясь рыданиями шептала она. – Отпусти его. Пожалуйста.

Прокурор молчал.

– Да как же ты не понимаешь?! Я же… Он… – Судья отпрянула от брата, устремляя на него молящий взгляд заплаканных глаз. – Пожалуйста, Давид, освободи его.

Джанибеков долго смотрел на сестру, затем осторожно кивнул.

– Я придержу дело, – пообещал он. – У него будет месяц, может, чуть больше.

– Спасибо, – трясущимися руками судья начала вытирать лицо. – Спасибо тебе, Давид, – нахлынувшая благодарность, заставила ее снова броситься ему на шею.

Демон отвернулся, позволив ей успокоиться.

– Теперь домой, – твердила себе Кира Джанибекова, – принять ванну, лечь спать, забыть о пережитых унижениях…

Перед глазами возник образ Лескова. Нет, теперь уже ничто не забудется. Минутная слабость клеймом ляжет на ее репутацию. Освободить преступника! Да что на нее вообще нашло? Нужно вернуться к брату и попросить забыть о вечернем разговоре.

Судья свернула к обочине, остановилась, пытаясь собраться с мыслями.

– Кажется, у нас был договор, – напомнил демон. Она вздрогнула, попыталась притвориться, что ничего не слышит. – Не думай, что это наваждение. Это реальность: сейчас, здесь, с тобой.

Судья молчала. Лишь побледнели костяшки ее пальцев, которыми она вцепилась в руль. Молчал и демон. Молчал, пока судья снова не начала верить, что все это воображение разыгралось. Тогда голос демона снова ворвался в ее сознание. И он уже не пугал. Нет. Он причинял боль. Дикую, нестерпимую боль безумия. Судья заметалась.

– Я не стану нарушать договор. Не стану. Не стану! – закричала она, но голос демона не стих. Наоборот, стал громче, пронзительнее. – Его отпустят! Клянусь, отпустят! – голос судьи сорвался, но вместе с этим стих и голос демона. – Лесков выйдет на свободу, выйдет, – она включила зажигание. – Клянусь, выйдет.

Сводивший с ума голос не возвращался, но у демона был новый план. Какое-то время он ждал, слушая, как судья суеверно шепчет свои клятвы, затем потребовал отправиться в тюрьму и лично сообщить Лескову о том, что он свободен.