Эви вздохнула и села на кушетке. Взглянула на доктора прямо.

– Зачем вы врёте? Я же чувствую, что ничего не происходит.

Он едва успел подавить досадливую гримасу. Да, Эви была права, но говорить об этом он не собирался. Напротив, собирался не оставлять попыток убедить её в обратном. Возможно, если она примет эту малую ложь во спасение, удастся приоткрыть дверку в её сознание. В конце концов, никогда не угадаешь, что́ сработает и запустит маховик забуксовавшего механизма под названием «память».

Эви была доставлена в клинику «Психея» семь недель назад. Её нашли в Риегровых садах. Она сидела на скамейке – под проливным дождём, одетая не по сезону, дрожащая от холода. По удачному стечению обстоятельств нашедшим оказался знакомый – как сказала мать пациентки, некий пан Хронак, аптекарь, прежде нередко пересекавшийся с Эви. На вопросы она не отвечала и выглядела полностью отрешённой от жизни. В полиции на основании слов знакомого определили адрес, разыскали соседей, те помогли выйти на Магду Новотну, мать Эви. Вскоре Эвика оказалась здесь, в частной клинике Крала.

– Доктор, если вы закончили, я пойду к себе?

Не дожидаясь ответа, Эви пересекла кабинет и потянула руку к двери.

Павел глянул на часы. Время близилось к полудню, планов было много, но пару минут с Эви он мог себе позволить.

– Секунду, мне нужно с вами кое-что обсудить.

Обернулась, не скрывая нетерпения, однако сразу после этого отпустила дверную ручку и произнесла негромко:

– Слушаю вас.

Павел посмотрел на неё пристально: всё ещё бледная, с запавшими глазами… По-прежнему плохо ест. Да и спит, похоже, вовсе не так безмятежно, как рассказывает. Но – прямая спина, тёмно-каштановые пряди уложены волосок к волоску и стянуты в тугой узел на затылке. Сдержанность и достоинство. Похоже, вот оно, искомое.

Эви, слегка озадаченная его взглядом, пожала плечами:

– Ну же?

Спохватившись, Крал заговорил немного быстрее, чем хотел бы:

– Ваша мать упоминала о том, что вы достаточно известная художница. Более того, она показала мне репродукции ваших картин. Признаться, я впечатлён, вы действительно талантливы. Мы решили заново познакомить вас с вашими же картинами и понаблюдать за реакцией. К моему огорчению, наш маленький эксперимент ничего не дал, вы остались к ним безразличны. Очень жаль, что такая значимая часть вашей личности продолжает прятаться в тени.

Потирая лоб ладонью, Эви заговорила – медленно, подбирая слова:

– Понимаете, доктор… Я… как бы это поточнее выразиться… узнала свои картины. Не помню, как и когда я писала их, но чётко осознаю, что они мои. Однако дело в том, что всё это уже не имеет значения. Личность, для которой были значимы те воспоминания, радикально изменилась, можно сказать, умерла. Мне неинтересно, какой я была в детстве. В кого влюблялась в юности. По существу, я и сейчас знаю всё это – вернее, могу узнать, но оно мне не нужно. Единственная причина, по которой я продолжаю оставаться у вас, это необходимость вспомнить то, что я действительно забыла – события прошедшего года. Хотя… – Эви запнулась, но потом закончила фразу, – мне почему-то страшно думать об этом.

Павел, на протяжении её речи чувствовавший, что теряет инициативу, на последних словах воспрял духом. Неожиданное признание поначалу выбило его из образа всезнающего и всё понимающего доктора, но растерянные нотки, прозвучавшие в финале, вернули уверенность. Кроме того, не могло не радовать продемонстрированное Эви желание довериться, пойти на контакт. Если честно, он уже сомневался, что это случится.

Крал подошёл к Эви и положил руки ей на плечи. Она никак не отреагировала, и Павел рискнул продолжить. Стараясь не акцентироваться на её изящных ключицах, заговорил негромко и доверительно:

– Эви, мне хорошо понятен ваш страх. Вероятнее всего, причиной вашей амнезии стала какая-то психологическая травма, произошедшая в этот период. Сработали защитные блоки, мозг закрыл от вас травмирующую информацию. Но рискну предположить, что вместе с ней вы лишились и весьма значимых для вас воспоминаний. Видимо, этим и продиктована потребность вспомнить только конкретный период.

Эвика приподняла правое плечо, и Крал, мгновенно прочитав знак, убрал руки.

– Знайте, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь вам.

Она слабо улыбнулась, но глаза остались безучастны.

– Я верю вам. Спасибо… Павел.

Эви ушла несколько минут назад, но Крал не спешил покинуть кабинет. Задумавшись, он стоял у окна, однако мысли его были далеки от любования видами молодящейся осени. Несмотря на сегодняшний прорыв, Эви продолжала оставаться загадкой. Кроме этого, сохранялось ещё много других неясностей и недавний разговор с Магдой ничего не прояснил.

Павел побарабанил пальцами по оконной раме. Что ж, новый день покажет. Пора браться за дело.

К двадцать третьему декабря снег так и не выпал. За окном в густеющих сумерках сиротели чёрные деревья. В приглушённом свете фонарей дождливая взвесь, зависшая над городом, превращалась в серебристую паутину. Павел поймал себя на мысли, что уже несколько минут стоит и смотрит в никуда. Решительно крутанул палочку жалюзи, отсекая унылый уличный вид от кабинета, уже украшенного к Рождеству и насыщенного тёплым светом. Капризы погоды на него никогда не влияли, а сейчас, когда его мысли были заняты Эви, и подавно.

Павел решил выписать её после Рождества. Несмотря на то, что частичная амнезия всё ещё сохранялась, Эви вернула себе – точнее, как она не единожды заявляла, приняла – воспоминания, связанные с существенной частью её жизни. Недостающий отрезок, а именно прошедший до амнезии год, высветлить пока не удавалось. Впрочем, Павел до сих пор не был уверен, что эта овчинка стоит выделки. Такая устойчивая блокада говорила в пользу каких-то серьёзных потрясений. Нужно ли Эви знать о них – большой вопрос. Если бы не её настойчивость, он благополучно закрыл глаза на такую полезную, на его взгляд, амнезию.

Припомнив вчерашний разговор с Магдой Новотной, Крал досадливо поморщился. Новая информация ничего не прояснила. Некий мифический жених, объявившийся больше года назад и в считанные дни пленивший Эвику, а после за один короткий разговор очаровавший её мать настолько сильно, что она даже не поинтересовалась, куда и зачем – а главное, с кем! – уезжает так надолго её единственная дочь, наводил на подозрения. Когда он задал Магде этот вопрос, она очень смутилась. Потом, нервно теребя в руках бумажную салфетку, призналась, что сама не единожды с момента возвращения Эви пыталась найти на него ответ, но объяснить свою беспечность не смогла ничем. После разговора с… (здесь Магда запнулась и долго и безрезультатно пыталась вспомнить его имя) она ощущала невероятное спокойствие и полное доверие к жениху дочери. Более того, на протяжении всего года, что отсутствовала Эви, дурные мысли ни разу не закрались в её голову.

Крал озадачено взъерошил волосы. Если предположить, что жених – лицо реально существующее, а не плод фантазии Магды, то… Мда. Павел криво усмехнулся. Ну, допустим, парень в самом деле владеет гипнозом. Допустим. Но чего ради такие сложности? Из квартиры Эви ничего не пропало, все её счета под контролем, в прошлом году она ни на кого не переписывала свои активы. Что ему могло понадобиться?

…Разве что…!

Павел схватил трубку мобильного, лихорадочно, сбиваясь и путаясь, набрал номер. Ответили не сразу – что и неудивительно: поздний вечер, предрождественские хлопоты. Магда выдохнула в трубку, не дав ему и рта открыть:

– Что с Эви?

Крал, досадуя на свою оплошность, заговорил, стараясь звучать убедительно:

– Магда, простите, я заработался, не обратил внимания, что так поздно. С Эви всё хорошо, она уже спит. У меня есть несколько вопросов, вам удобно ответить?

Магда перевела дух:

– Фух-х, пан Крал, напугали вы меня! Но всё хорошо – это главное. Да, конечно, для вас я всегда найду время, не сомневайтесь даже!