Такой подход к материалу и его результаты были подвергнуты уничтожающей критике уже в 1925 г.[66] Авторы брошюры полагают, однако, что Фоменко (при участии Мищенко), «развив и формализовав» методы Морозова, получил «объективную методику» (с. 26). В чем же ее преимущества перед морозовской?
Уже Морозов указал-де и на «определенный событийный … параллелизм» «струй» (т. е. в нашем случае — двух рядов таблицы), Фоменко же проследил его «более последовательно (и на базе некоего полуформального алгорифма) …) Оказалось, что он распространяется очень глубоко, доходя иногда до полного тождества биографий (соответствующим образом формализованных)» (с. 31). Можно только спросить, до какой степени отвлечения от смысла должна была дойти «формализация», чтобы предположить тождество биографий, скажем, Сертория, который никогда не правил Римом, и Проба, который правил; Помпея — сына видного полководца и политика — и Диоклетиана — сына безвестного вольноотпущенника (добавим, что первый был прирезан на чужбине во время бегства, а второй спокойно умер в собственном дворце); полубезумного эротомана Калигулы и умудренного философией аскета-неоплатоника Юлиана и т. д. и т. п.?
В противоположность «не владевшему общей методикой» Морозову, Фоменко начинает с терминологии, придумывая новое значение для слова «династия», под которым он понимает «последовательность фактических правителей какой-нибудь страны безотносительно к их титулатуре и родственным связям» (с. 26). «Последовательность чисел, выражающих длительности правлений династии, Фоменко называет династическим потоком, а ее подпоследовательности, получающиеся отбрасыванием тех или иных соправителей, — династическими струями» (с. 26–27). Итак, исторический материал рассматривается абстрактно в виде ряда чисел, причем главным приемом выстраивания этого ряда оказывается «отбрасывание» материала (реального и конкретного), не ведущего к угодным результатам. Далее авторы брошюры сами перечисляют применяемые в «методике» приемы подгонки материала (на с. 27)[67] и заботятся об «ограничении произвола» (собственного), хотя проще было бы его избегать. Но главное в том, что сами «струи» суть построение (а не материал), причем построение ни математическое и не историческое (оно не основано на историческом осмыслении источников). И если фактически поздняя Империя была системой[68] соправлений, то на каком основании не считаясь с фактами, преобразуют сложную реальность в линейный ряд?[69] Систематизация принципов «методики» оказывается здесь всего лишь попыткой упорядочения произвольных приемов трактовки материала ее автором.
Авторы брошюры перечисляют еще девять «династических параллелизмов», добавленных Фоменко и морозовским. Они обещают, что после некоторых формальных операций над их материалом «восстановится исходная схема» истории Средиземноморья и смежных стран, и заканчивают свою брошюру вопросом: «… В чем причина такого устройства хронологической схемы (и других описанных в этой статье феноменов)?» (с. 35). Чтобы понять, в какую сторону этот вопрос нас обращает и на какую направленность методики он указывает, пора, наконец, перейти к «известным концепциям Морозова», которые многими позабылись и которые брошюра оставляет в тени.
Морозов просто отождествлял друг с другом «Римскую империю II» и «Римскую империю III», а также еще кое-что из «параллельных» рядов. Таким путем конструировалась единая «латино-эллинско-сирийско-египетская империя», властители которой (начиная с Аврелиана) «короновались четырьмя коронами» в четырех странах и «при каждом короновании получали особое официальное прозвище на языке этой страны», а в наших разноязычных источниках мы, по Морозову, имеем четыре истории той же самой империи, где те же цари выступают под разными именами. Возникшая в результате путаница и дала-де нам то, что считается историей древнего мира, вообще же вся письменная история укладывается в 1700 лет и те события, которые мы считаем разновременными, происходили параллельно, а древние литературы созданы в эпоху Возрождения, которая на деле была «эпохой фантазерства и апокрифирования» («Христос», I, с. 418. cл.).
Что же было до конца III в.? На этот вопрос Морозов отвечал, как выразились бы авторы брошюры, «простейшей моделью»: были века I, II и III. I век, но Морозову, — «конец каменной эпохи», II век — бронзовый, III век — «вероятное начало выплавки железа из руды». К 368 г. Морозов относит распятие («столбование») Христа (он же восточный ученый Аса, он же… один из византийских отцов церкви Василий Великий), к 395 г. — написание Апокалипсиса (там же, с. 516 сл.). А как быть с историей за пределами Средиземноморья? Древность индийской культуры Морозов, во всяком случае, считает вымыслом и пишет об Индии как о стране, «не имеющей в действительности никакой своей хронологии ранее XVI в. н.э.» (с. 421).
Эта странная фантазия на исторические темы, так сказать, выпрямлявшая действительность и сводившая все богатство и разнообразие истории человечества к вариантам изложения одного и того же, а все противоречившее априорным гипотезам ее автора объяснявшая подделкой, породила (рядом с этой простой) дублирующую — сложнейшую историю фальсификаций и т. п., к которым сводилась, по существу, вся культура человечества. «Подделки» достигали (в воображении автора) такого размаха и слагались при этом в столь цельную систему, что для их создания требовалась бы (и должна была бы действовать на протяжении долгих веков) такая организация, неосуществимость которой очевидна.[70]
Как вышеописанная единая империя могла возникнуть через каких-нибудь двести лет после «каменной эпохи» и притом в условиях «невозможности» денежного хозяйства, Морозова не интересовало. Для нас тоже более интересен вопрос, как подобная фантазия вообще могла появиться на свет. Для ответа надо и к ней подойти исторически, т. е. обратиться к истории деятельности самого Н. А. Морозова и его месту в общественной мысли его эпохи. У нас нет возможности углубиться здесь в эту тему. Мы лишь хотим напомнить хотя бы о двух малоизвестных брошюрах Морозова: «Террористическая борьба» (Лондон, 1880) н «Наука и свобода» (Пг., 1917), позволяющих заключить, что мысли их автора всегда была свойственна утопическая окраска, связанная со стремлением разглядеть в историческом развитии самые простые пути от первобытного «демократа», который «был людоедом»,[71] к обществу будущего. Подробное развитие исторических концепций Морозова началось с книги «Откровение в грозе и буре» (1907), задуманной в одиночке Шлиссельбургской крепости, где автор провел более 20 лет. Предложенная в этой книге «астрономическая» датировка Апокалипсиса, была немедленно опровергнута в серии рецензий как основанная на произвольном толковании образов Апокалипсиса, которое само по себе лежало за пределами астрономии.[72] Но слишком выстраданная идея превратилась в неподвижную. Отказаться от нее Морозов уже не мог, а попытки ее защиты неизбежно вели к необходимости опровергнуть всю историю человечества (всю потому, что за картиной античности отвергалась и картина эпохи Возрождения, а это должно было вести и далее), чему и посвящены семь томов морозовского «Христа».
Нетрудно видеть, что движимые пафосом простоты, неприятием «неестественности» античной культуры, излишне усложнявшей, в представлениях Морозова, историю человечества, эти фантазии были тоже утопическим построением, опрокинутым на этот раз в прошлое. Вне системы общетеоретических представлений Морозова они не имеют ни смысла, ни почвы, а у современных эпигонов Морозова сами становятся почвой для некоей абстрактной игры ума.
