– Блять, – прохрипел Микки, потерпев неудачу в попытке подняться на ноги, падая обратно на землю и сжимаясь, сплевывая сгустки крови и рвоты, вернувшей парня в сознание после того, как избившая его компания радикалов отправилась искать дальнейшие приключения на улицы города, оставив Милковичу на память еще несколько ударов по изувеченному телу и плевков в кровавое месиво, когда-то бывшее довольно симпатичным лицом.
Теперь уже никуда не торопясь, в записной книжке своего смартфона пытаясь найти номер хоть одного из приятелей саба, проклиная себя за то, что не прихватил с собой и его телефон, Галлагер шел в направлении дома, строя в голове возможные теории и вероятности того, что они могли разминуться где-то по дороге.
А Микки скреб асфальт ногтями, шепча призывы к спасению, вдалеке приметив проходившую мимо проулка пару, увлеченную своей беседой.
– Ой, простите, – не заметив препятствия на пути и столкнувшись с одним из шедших навстречу громко разговаривающих молодых людей, извинился Дом, поднимая взгляд на лицо блондина, которого он по неосторожности задел плечом. – Задумался, – поправив длинными пальцами упавшую на лоб челку, никак не закрепленную на затылке после душа, проговорил он виновато и поспешил продолжить движение, не услышав брошенное в спину:
– Еще одного? – поинтересовался брюнет, поравнявшись с главным.
– Нет, этот – Доминант, – блондин успел заметить браслет на руке долговязого рыжего парня, способный спасти Галлагера от «свидания» с ТПД’шниками, избежать которого не удалось его собственному сабу.
Продолжающему рычать от собственного бессилия и тянуть оставшуюся целой руку к приближающейся паре, откликнувшейся на тихие призывы о помощи, волей случая услышанными, когда девушка остановилась что-то найти в своей сумке акурат напротив входа в темный переулок.
Громкий вой сирены скорой помощи привлек к себе внимание зеленых глаз, провожающих стремительно летевший по улице желтый фургон, заставляя кипевшую внутри панику выплескиваться за пределы воспаленного мозга, вызывая дрожь рук и неприятное покалывание на позвоночнике, задумываясь о том, что внутри этой машины может лежать парень хозяина этого обеспокоенного взгляда.
В широком воротнике, фиксирующем шею, обмотанный трубками и оглушенный противным писком приборов, заверяющих парамедиков в относительной безопасности и отсутствии угрозы жизни ночного пациента.
Пустая квартира вновь встретила Йена тишиной, разрушая лелеемые на пути к дому надежды на скорую встречу с Милковичем, заставляя подбежать к прикроватной тумбочке прямиком в верхней одежде и обуви, подхватывая забытый сабом телефон дрожащими пальцами, надеясь угадать четыре цифры его пароля.
– Микки, – поджал губы Галлагер, проваливая последнюю попытку к разблокировке, лишаясь возможности дозвониться до ближайшего окружения своего парня, проклиная упрямого брюнета за то, что тот сначала долго спорил с ним о бесполезности пин-кода, но все же установил его на аппарат после.
– Йен, – прошептал Микки, приоткрывая веки, сквозь неприятную резь в глазах сумев разобрать черты лица склонившегося над ним врача.
– Ты хоть представляешь, как я волновался? – стараясь не повышать голоса, но, все же, крайне строгим тоном выговаривая своему парню об испытанных за предыдущий вечер и ночь эмоциях, шипел Йен, разглядывая ссадины и синяки на лице Милковича, пытаясь не думать о том, что в момент их получения он находился где-то рядом.
– Блять, как будто я знал, что эти отморозки нападут, – недовольно пробубнил Микки в ответ, поджимая губы и морщась от неприятного жжения в рассеченной плоти, не понимая, почему рыжий, вместо того, чтобы радоваться, что его саба не забили до смерти, отчитывает его за произошедшее.
– Какого хера ты вообще пошел по той дороге? – ерзая на предоставленном медсестрой стуле и теребя пальцами край одеяла, скрывающего от обеспокоенного взгляда зеленых глаз бинты и повязки на груди Милковича, не унимался Дом, едва сдерживая себя от того, чтобы не дотронуться до пластикового фиксатора на правой руке сабмиссива, пришедшего на смену коричневому браслету, разорванному и грязному, теперь хранившемуся вместе с другими личными вещами пациента палаты «216» в небольшом целлофановом пакете.
– Там быстрее, – объяснил Микки, не желая признаваться Йену в своей трусости и рассказывать о желании сбежать от преследующих его радикалов по параллельной улице.
– Я и смотрю, прям домчался до дома, да? – красноречиво проследовав взглядом от макушки брюнета до кончиков пальцев его ног под покрывалом, раздраженно выплюнул Галлагер, поднимаясь с места, прекрасно понимая, что сидеть спокойно, заведя подобный разговор, он не сможет.
– Хули ты-то, блять, психуешь? – в тон ему ответил Микки, пожалев уже о том, что упросил врача впустить эту рыжую истеричку в палату, нарушая правила предписанных сотрясением трех дней молчаливого покоя. – Тебя, что ль, избили, а? – прорычал он, сжимая оставшуюся нетронутой обидчиками ладонь в кулак, чувствуя дикое желание резким ударом запечатать рот Дома, продолжающего выговаривать ему свои претензии:
– Нет, не меня, – выдохнул Йен, решивший было уже в красках и подробностях расписать сабу каждую проведенную в беспокойстве и волнении минуту, но резко замолчал, услышав вопрос брюнета, – избили моего любимого человека, – попытался донести он до сотрясенного сознания Милковича смысл своей тирады, лишь после произнесения слов поняв, что только что вырвалось из сердца и, не пройдя необходимой фильтрации воспаленным ночными терзаниями и бессонницей мозгом, было озвучено. – Черт, Мик, я хотел сказать…
– Нихуя ты не хотел говорить, – тут же напрягся брюнет, не готовый к подобным признаниям и громким словам.
– Нет, хотел, – оспорил рыжий, возвращаясь к кровати и, наконец, накрывая ладонью пластик, скрывающий три буквы его инициалов на руке парня на ней. – Мик, я вчера очень сильно переживал. Да я… черт, я и сейчас переживаю, хотя врач сказал, что с тобой все будет в порядке. Прости, что наорал, я волнуюсь, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Я люблю тебя, – четко проговорил он, переводя взгляд на лицо сабмиссива, пытаясь поймать поспешивший ускользнуть от него взгляд голубых глаз, ожидая хоть какого-то ответа.
Но не готовый услышать подобный тому, что прозвучал через секунду:
– Ага, – проговорил Микки, сосредоточенно разглядывая черточки на циферблате настенных часов, готовый пересчитать каждую раз десять, только бы не смотреть на рыже-конопатого Дома совсем рядом, открывшего было рот, чтобы продолжить, но прерванного вошедшей в палату медсестрой.
– Простите, мистер Галлагер, время вышло, пациенту нужен отдых, – оповестила она под разочарованный выдох Йена и благодарственный Милковича.
Три недели спустя.
– Когда тебе снимут защиту? – поинтересовался Доминант, наблюдая за попытками Микки самостоятельно надеть джинсы, не желая принимать помощь от своего парня, хоть и знал прекрасно по опыту прошедших трех недель, что ему это не удастся.
– Сегодня поменяют на мягкую, – проговорил саб, тихо пробубнив под нос слова недовольства от необходимости признать очередное поражение и воспользоваться длинными пальцами рыжего в качестве поддержки, подходя к сидевшему на кровати в ожидании капитуляции его упрямства Галлагеру, позволяя тому упаковать свою задницу в синие штаны и застегнуть пуговицу с ремнем.
Легко справившись с возложенной на него задачей, Йен подарил заднему карману джинсов легкий шлепок, а Микки нежную улыбку, встречая недовольно поджатые губы в ответ и разочарование в голубых глазах, смотревших сверху вниз.
Милкович ненавидел зависимость, и временная беспомощность в столь простом процессе как одевание, просто выводила саба из себя, заставляя каждое утро трепать Дому нервы, упрямо продолжая сражаться за свою состоятельность.
Благо, хоть поссать самостоятельно через ширинку он мог, оставляя нетронутыми последние крупицы самоуважения и гордости, в размерах теперь не превышающие пару крохотных пятнышек на ткани штанов в паху, намекающие Микки о том, что левая рука не самый лучший помощник в делах справки нужды.
