– Ведь ты продолжал резать ту бедную девушку даже после того, как она закричала?– продолжал провоцировать я.
Дальше последовал удар под рёбра, я бы согнулся пополам, если б мог, но я лишь сдавленно закряхтел, продолжая ощущать тошнотворный привкус железа во рту.
– Я что здесь в качестве бойцовской груши? – прохрипел я.
– Нет, изначально от тебя требовалось кое-что другое.
– Неужели выслушивать грустные истории из твоей жизни? Для человека с таким арсеналом, ты выбрал, пожалуй, самую страшную пытку…
Я уже явно перегибал палку, но остановиться уже не мог. Ещё один удар в солнечное сплетение, я подавился воздухом от боли, из глаз посыпались искры. Правая кисть сжалась в кулак, после чего прозвучал еле слышный хруст. Я вскрикнул, мне показалось, будто я вывихнул сустав, железный браслет тем временем натёр до крови.
– Провоцировать меня не слишком умно в твоём положении, – наблюдая за моей борьбой с незапланированной болью в руке, прокомментировал бывший хирург.
А дальше, не успел я и рта открыть для очередной едкой реплики, как в него впились чужие губы. Я плотно закрыл рот, пытаясь избежать поцелуя, но это и без того был не поцелуй. Садист кусал и облизывал совсем недавно разбитую губу, зубами раздирая в кровь нежную плоть. Когда этот ублюдок отстранился, он улыбался, стирая с губ мою кровь.
Нельзя и передать, как он мне омерзителен. Не выдержав, плюю ему в лицо. Слюна, перемешанная с кровью, оказывается на гладко выбритой щеке, улыбка моментально сходит с ненавистного лица. Он отходит, чтобы взять полотенце, бормоча себе под нос, что-то про “дерзкого крысёныша”. Но через минуту, избавившись от метки моего отвращения, возвращается и грубо хватает, мои отросшие рыжие волосы, оттягивая назад, заставляя задрать голову.
– Ты зря не дослушал мою “грустную историю”, ведь здесь начинается самое интересное, – озлобленно прошипел мне в лицо мужчина, – а тебе это должно быть особенно интересно, потому что эта часть касается тебя непосредственно…
Я молчал, ожидая, что он продолжит, стараясь дышать как можно тише. Радовала мысль, что я уже мог шевелить пальцами другой руки, но была и плохая новость – ноющая боль в правой руке усиливалась, долго мне так висеть нельзя, иначе рука распухнет, и вынуть её из оков будет проблематично. На моё счастье тут есть врач, но это скорее плохая новость.
– Через месяц после инцидента я заметил, странную особенность, меня начал возбуждать человеческий крик. Я обращался к различным психоаналитикам, все говорили, что это последствия глубокой психологической травмы, посттравматический синдром, и что через некоторое время я вернусь в норму. Но время шло, а мои пристрастия становились всё страшнее, жена забрала дочь и ушла. Я был в отчаянии, пока один психолог не сказал мне, что в этом нет ничего особенного. Никому нет дела до моих сексуальных пристрастий. Он сказал: “Найдите себе друга по интересам и живите спокойно”.
Понимая, к чему клонит садист, я поспешил прервать его:
– Боюсь, я не подхожу под описание, меня не особенно интересуют эти садомазохистские штучки.
Меня снова сильно дёрнули за волосы.
– Не перебивай!– прорычал баритон куда-то в шею.
– И я искал. Женщины, мужчины, девушки… всё это было не то, они начинали рыдать и умолять о чём-то, но не кричать, как мне того хотелось. А когда я увидел тебя, я сразу понял, что ты тот самый. Эти рыжие волосы, бледная кожа и такой прекрасный голос…
В этот момент скальпель оказался прижат к моему горлу. Я затаил дыхание. Скальпель незаметно переместился под скулу, и тогда я почувствовал, как лезвие заскользило вниз по коже, рассекая её от уха почти до подбородка. Рану защипало. Порез оказался недостаточно глубок, чтобы перерезать мне глотку, но достаточно, чтобы я начал задыхаться от осознания собственной беспомощности и бесконечных возможностей человека, стоящего передо мной.
– Что тебе нужно от меня? – с трудом пролепетал я, растеряв всю свою наглость и показное бесстрашие.
После этой фразы он слизал выступившие капельки крови, с моей напряжённой, как натянутая струна, шеи. Я почувствовал отвращение, к нему, к себе, ко всему.
– Разве это ещё не очевидно? Я хочу, чтобы ты кричал, – вновь проскальзывая лезвием по тонкой коже на плече, тихо произнес истязатель.
На этот раз боль оказалась ощутимее, я поморщился, но не издал ни звука. Я решил, что если ему нужны мои крики, то он их не получит.
Беспощадная сталь раз за разом пронзала кожу, но я продолжал хранить молчание. Мучитель не унимался, медленно и старательно покрывая моё тело порезами, тихо повторяя “Ты закричишь”.
Процесс оказался долгим и бесконечно мучительным, монотонная пульсирующая боль постепенно, подобно всё новым и новым порезам, покрывала ничем незащищённую обнажённую плоть.
Теперь я мог лучше разглядеть своего мучителя: чернильно-чёрные волосы, кое-где затронутые сединой, гладко выбритый подбородок, когда-то идеальный контур которого начал стираться в силу возраста и глаза чернее, чем сама тьма, надежно скрытые маской, вроде тех, что носили мы с Липом на Хэллоуин, когда одевались Бэтменом и Робином…
От этого воспоминания в груди поселилось тепло, почти сразу же поглощённое горечью. Я люблю Липа, своего брата и лучшего друга. Я бы хотел увидеть его ещё хоть раз. Не только его, но и других моих братьев и сестер. Поцеловать в макушку Лиама, обнять Дебс, взъерошить волосы Карла, поддержать Фиону, я столько всего хотел бы им сказать. На глаза наворачиваются непрошеные слёзы. Я не хочу умирать. Заставляю слёзы исчезнуть, нельзя показывать слабость, я должен быть сильным. Я выдержу, я выживу.
Когда, наконец, работа была закончена, хирург отошёл на несколько шагов, чтобы оценить проделанный труд в полном масштабе. Теперь всё моё тело руки, ноги, грудь, спину и живот покрывали кровоточащие порезы. Кровь крохотными капельками вытекала из одних открытых ран, сливаясь с другими такими же из других, продолжая путь по бледной коже, пока, в конце концов, не приземлялась на белый пол.
Я уже мог шевелить пальцами ног и голеностопом пока только на левой ноге. Но вновь была и плохая новость – я всерьёз замерзал, в помещении было чертовски холодно, а “одет” я был не слишком тепло.
Искалеченную руку свело от тяжести собственного веса, ведь несмотря на возможность двигать стопами, я всё ещё находился в подвешенном состоянии. Бывший врач снова приблизился и потянулся рукой к моему лицу. Когда-то стерильные белые перчатки приобрели розовый оттенок, благодаря моей крови на них. Длинные пальцы коснулись моей щеки и их обладатель заговорил:
– У тебя красивое тело, Йен.
Он провёл большим пальцем по искусанным в кровь губам, я попытался укусить, но тот быстро убрал руку.
– А ты оказался крепким, мало кто выдержал бы такое, не издав даже стона.
Надо признать, это было нелегко, эта пытка действительно причинила мне немало боли. Порезов было так много, что всё моё тело будто превратилось в бесконечно кровоточащую открытую рану.
Но к моему ужасу, мучитель продолжал, с улыбкой:
– Ну, ничего. Это была лишь подготовка. Мне кажется, сейчас самое время.
– Что?
Вместо ответа врач моментально выдернул давно забытую иголочку из левого соска, я не смог сдержать болезненного стона. Как и обещалось ранее, кровь пошла обильнее, чем от прочих ранений. Но сейчас меня куда больше волновал смысл только что произнесённых слов.
Что это значит? Подготовка? К чему? Мне вновь стало страшно. Дрожь охватила истерзанное тело, и я никак не мог её унять. Мужчина вновь отошёл, а когда вернулся, в его руках была бутылка с прозрачной жидкостью. В моих зелёных глазах отразилось непонимание.
Я неотрывно следил взглядом за внушающей недоверие бутылкой, но ничего пугающего «доктор» с ней не делал, покрутил в руках, открыл… поднял над моей головой..? Но когда содержимое бутылки полилось по моим рукам, волосам, груди, я выгнулся всем телом. Мой громкий крик огласил помещение, отлетая от стен и потолка, услаждая чужие равнодушные уши. Это был спирт. Жгучая жидкость затекала в свежие раны, заполняя невыносимой болью, выжигая их словно огнём, постепенно перерастая в настоящую агонию. Я чувствовал как горю заживо, снаружи и изнутри, будто вместо крови по моим жилам текла раскалённая лава. Я кричал от адской боли, даже после того, как бутылка опустела.
