— Судя по фотографии, не только в сердце…

— Шрам? Ха-ха! Это ты хорошо сказал: шрам. Никто еще так не называл… — она произнесла непечатное слово.

Я никак не мог расстаться с мыслью, что у нее под юбкой этот самый Бобби. Нас было трое сейчас — я, Лилу и Бобби. Он колбасился, как маленький ребенок, и тыкался носом в ее коленки. Лилу к этому времени уговорила уже почти полбутылки. Она стала петь тихим голосом. Я сначала не очень слушал, а потом прислушался.

— Мама уехала путешествовать, — напевала Лилу. — Не волнуйся, мой малыш! Мама просто взяла отгул. Скоро она вернется и заберет тебя с собой. И уже никому тебя не отдаст. Особенно никакому Джейми или тем более в приют.

— Что это за песня, Лилу? — спросил я.

— Это моя предсмертная песня, мальчик. Еду в Техас на слушание. Завтра они собираются отсудить у меня моего ребенка…

Мне стало жалко Лилу. Мне было хорошо и хотелось, чтобы всем было так же.

— Лилу, послушай, — заговорил я. — Там сзади мои друзья, прекрасные люди. Эстер, флибустьер и мой новый черный друг. Он совсем недавно нашел для себя Бога. Они будут рады познакомиться. — Я видел, что Эстер, флибустьер и Эскобар с радостью смотрят на Лилу. Мною руководила навязчивая идея сделать ее счастливой. — Они тебя поймут. Мы будем пить виски, сидеть разговаривать, и будет отлично.

— Ты иди, а я приду.

Я шел к своим друзьям. Жизнь все еще была хороша, мозг омыт «Тичерс». Я смотрел на моих трех друзей и был уверен, что им так же замечательно, как мне. Мне не терпелось рассказать им о новой знакомой. Я не сомневался, что они будут благодарны за нашу замечательную встречу и идею пригласить ее.

— Там Лилу. Замечательная женщина. Она сейчас придет сюда. У нее столько проблем! Собираются отнять ребенка, представляете? Ну не классно?

— Что классно? — спросил Эскобар.

— Что она идет с вами знакомиться! У нее бутылка. Будем сидеть и пить виски! Вы ее поймете. Вы ее оцените. Класс!

— Черт! — выругался Эскобар. — Не надо мне никакого виски!

Тут я понял, что никто, кроме меня, не думает, что это классно. Выражение их лиц меня обескуражило. Я даже начал надеяться, что Лилу не придет. Но было поздно — силуэт возник в проходе, ее слегка пошатывало. Рубашка на ней была расстегнута почти до пупа.

— Это Ники! — представил я грудь Лилу. — Мой лучший брайтонский друг! Грустно, что он не с нами! Ники так любил выпить!

Лилу уселась впереди нас. Не поздоровавшись. Она подносила бутылку к губам и делала по несколько глотков кряду. Дышала, вытирала подбородок и губы, переводила дух и выдавливала из себя матерное ругательство. Как комментарий к происходящему. Флибустьер и Эскобар угрюмо наблюдали за ней. Я с некоторым трудом вспомнил, что всех люблю, и что Лилу здесь, и надо, чтобы ее пожалели.

— За дружбу! — крикнул я. — И, несмотря на то, что сейчас у Лилу очевидные проблемы, она не должна падать духом. Она должна знать, что все мы рядом! За Лилу!

Лилу резко повернулась ко мне, ее лицо исказилось гневной гримасой, и она наотмашь ударила меня по щеке.

— Что ты орешь, сука? У меня ребенок! Ты понял — ребенок! А ты орешь. — Она бы ударила меня еще раз, если бы Эскобар не перехватил ее руку и не отвел ее на место.

Дальше мы ехали молча. Эстер посмотрела на меня с грустью. И, кажется, с обидой. Словно говорила: вот видишь! Я ощущал, как огромное пятно расползается по правой половине моего лица, но стеснялся спросить Эстер, так ли это.

* * *

Эскобар с флибустьером шутили и смеялись. Радовались жизни, как дети. Это вызывало у меня восхищение. Чтобы один человек, едущий из такого страшного прошлого, и другой, направляющийся в несомненно непроглядное для него будущее, могли быть такими веселыми! Я огляделся. Я и не заметил, когда у мрачных пассажиров успело так радикально исправиться настроение. Все шутили и смеялись. Весь автобус был таким.

Толстая тетка лет сорока о чем-то взахлеб болтала с пареньком лет четырнадцати со сверкающим взглядом. В ней был такой напор, что я начал опасаться за благополучие парня. Девушка с наушниками танцевала, не отрывая зад от сиденья, так шикарно, что взгляд было не отвести. Вечеринка в автобусе! Рейв! Люди перегнулись через кресла и перебрасываются фразами. Я прислушался, о чем они говорят. Там религия, тут религия. Я и забыл, что Америка одна из самых верующих стран в мире, особенно в этих краях. Пассажир там, пассажир тут, каждый исповедует свою веру, и по тому, как они заведены, видно, как это им важно.

Пятиминутная остановка. Я и флибустьер курим у автобуса. Его глаза горят.

— Знаешь, что мы делаем? Выходим несколько тысяч человек в пустыню, вывозим мощнейшие колонки, заводим музыку, танцуем и приносим хвалу Богу!

Ну что это, если не рейв?

Идем обратно. Вжжжжум! — взревывает двигатель. Молодой сосед толстой тетки — паренек со сверкающим взглядом — поворачивается к нам.

— Знаете что? Я всю жизнь прожил в Техасе. И могу сказать одно: не так уж он и плох. — Нет места на земле, где бы было плохо таким, как он.

Девушка продолжает танцевать сидя и корчит гримасы, подпевая. Ей очень нравится эта песня — вот и все, что она хочет показать.

За ней сидят два парня.

— Я с тобой согласен, — говорит один собеседнику. — Совершенно с тобой согласен…

— Все строится на доверии, чувак! — учит его уму-разуму второй. — Если бы я начал подозревать мою девушку, это бы разрушило наши отношения. Ну и что, что она с Диззи уехала на выходные? Пока я не подозреваю измену, нет и измены.

— Про что я и говорю, — соглашается первый.

— А вообще, так все бабы шлюхи. О каком доверии может идти речь, если все, что у них на уме, — это деньги и замес с лучшим другом своего ухажера?

— Я как раз и пытался тебе об этом сказать, когда мы начали этот разговор…

— Доверие, чувак! — возвышает голос сосед. — Без доверия никуда!

— Именно!

— Но я скажу тебе: любой мужик — кобель. Бегает мордой к земле и тычется носом в каждую юбку.

— Чувак, я очень рад, что мы с тобой так разговариваем! Когда мы были еще в Нью-Джерси, я не ожидал, что у нас с тобой получится такой дельный разговор.

Студенческого вида парень выворачивает душу наизнанку отпадной негритянке. Абсолютно правильно делает — только ради таких и стоит выворачивать.

— Мои родители погибли, — говорит он уверенно, как на интервью. — Оба в автокатастрофе. Мне было тогда девять лет. С ними еще был наш пес Руди. Купили его мне на восьмилетие. И года не успел с нами прожить. Как я плакал, когда узнал, что мой Руди умер! Моя сестра сейчас в розыске, — продолжает он. — Она в какой-то подпольной группировке. Недавно позвонили из ФБР, спросили, не знаю ли, где она. К сожалению, я не знал. Признаться, я был страшно расстроен, что упустил шанс помочь своей стране.

Вся надежда на водителя. Водитель везет нас всех в тюрьму. Делай свое дело, водитель, — вези, куда обещал!

В тюрьму водителю нас отвезти не удалось, но одного чувака за курение в туалете он все-таки высадил. Несчастного оставили одиноко стоять на обочине, но расстроены были только я и Эстер.

— Со мной бы у него этот номер не прошел, — сказал Эскобар.

— Что бы ты сделал? — спросил я.

— Я бы просто сказал: не-е-ет.

И мы ему сразу поверили.

Я и не заметил, как студент оставил негритянку и навис над Эстер. Оказалось, у него с ней много общего. Оба целенаправленные. Оба хорошо учились в колледже — он учился, она учится. Оба любят гонять на высокой скорости.

— Все мои учителя в колледже странным образом скончались, — делится он с ней. — Я бы даже не назвал это место колледжем. Скорее секретная база с данными, которые должны храниться в тайне. И потому моих учителей, как бы это лучше сказать… Устранили. Специфика моей профессии.

Эстер захохотала.

— Недавно меня задел парень на «мерседесе». Подрезал и разбил фару. Выхожу, а он совсем пьяный. Только я к нему, а он на газ и с места происшествия. Даже номер не успел записать. Потом в силу специфики профессии удалось его локализовать. Коллега адрес дал. Сфера его деятельности — находить людей. Сами понимаете, специфика… Прихожу, он открывает. Ну, я с ним поговорил — так он выплатил стоимость ущерба безо всяких бумаг или вмешательства полиции.